А что, ей жалко было?
— Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? — голос Кирилла звенел от напряжения. — Я уже третий месяц прошу: не звони моей матери, когда меня нет дома!
— А почему это я не могу с ней поговорить? — спокойно, почти лениво ответила Марина, откидываясь на спинку кухонного стула. — Она же звонит постоянно. Я просто отвечаю на её вопросы.
— Не просто отвечаешь! — Кирилл с шумом поставил чашку на стол. — Ты всё переворачиваешь! Сегодня ты сказала ей, что мне нужна новая работа, потому что, цитирую, "в этой шараге платят копейки".
— А разве не так? — хмыкнула Марина. — Ты сам жаловался, что премию урезали.
— Я жаловался тебе, а не моей матери!
Кирилл провёл рукой по лицу и встал. Отошёл к окну, глядя на серый двор, где мокрый снег сливался с асфальтом. Марина же, не обращая на него внимания, встала, налила себе кофе и прошлась по комнате босиком.
Она привыкла к комфорту. Родилась в семье, где деньги были, но эмоционального тепла — нет. Поэтому, выйдя замуж за доброго, скромного Кирилла, рассчитывала компенсировать холод родителей его заботой. А вместе с ним и помощью его матери — Галины Алексеевны.
— Марина, я тебя прошу: не вмешивай маму в наши дела. Она и так сделала для нас больше, чем могла, — он повернулся. — Помогла с первоначальным взносом, купила нам мебель. Но она не обязана...
— Ой, ну вот опять эта песня, — перебила Марина. — Она же не нищая! Ты видел, в каком она салоне волосы красит? И у неё шуба новая, вонючая, из магазина на Патриарших!
Кирилл тяжело выдохнул.
— Ты завидуешь моей матери?
— Нет! Я просто не понимаю, почему она не может вложиться ещё. Нам нужен отпуск. Мне нужен новый телефон. Это всё не блажь — это элементарный комфорт. А она шлёт контейнер с борщом и считает, что этого достаточно.
— Борщ был вкусный, — глухо сказал Кирилл.
— Да пусть она им подавится! — выкрикнула Марина и тут же осеклась. — Ну… Я не это имела в виду…
Кирилл молча вышел из кухни. Он знал:
"Сегодня вечером мать приедет в гости. И не знал, как остановить надвигающийся ураган."
Ты могла хотя бы попросить
В шесть часов вечера раздался звонок в домофон. Марина даже не повернула головы — сидела с телефоном на диване, прокручивая ленту с турами на Мальдивы.
— Это мама, — коротко сказал Кирилл, направляясь к двери.
— Спасибо за предупреждение, — с иронией бросила Марина и, не вставая, добавила: — Только пусть не начинает со своих нравоучений. А то я сейчас не в настроении.
Галина Алексеевна вошла в квартиру, как всегда аккуратная, ухоженная, в тёмно-синем пальто и с маленькой коробкой в руках.
— Здравствуй, сынок, — обняла Кирилла и улыбнулась невестке. — Привет, Марина. Я тут принесла вам шарлотку, только из духовки. Пахнет на весь подъезд.
— О, ещё одна еда, — пробормотала Марина, но достаточно громко, чтобы гостья услышала. — Спасибо, конечно. Только у нас холодильник и так ломится от ваших "подарков".
Кирилл вскользь посмотрел на жену, но промолчал. Мать будто не заметила.
— Понимаю, — мягко ответила Галина. — Просто подумала, что к чаю будет приятно.
Они уселись за стол. Галина развернула шарлотку, Кирилл поставил чайник. Марина же демонстративно отложила телефон и сложила руки на груди.
— Галина Алексеевна, раз уж вы пришли… — начала она, не глядя на свекровь. — Можно я скажу прямо?
— Конечно, — ответила та спокойно.
— Мы с Кириллом хотим поехать в отпуск. За границу. Очень хотим. Но с деньгами не очень, и я подумала, может, вы могли бы нам немного помочь.
Галина чуть сдвинула брови.
— Марина, вы взрослые люди. Мы с мужем тоже не с неба деньги собираем. То, что мы дали вам в начале, было от сердца. Но регулярные просьбы о помощи... это уже как-то не по-семейному.
— А по-семейному — это когда приносят пироги вместо того, чтобы оплатить нормальный отдых?
Кирилл поднял голову.
— Марина… хватит.
— Нет, подожди, — не отступала она. — Я что, прошу миллионы? Один раз — помочь. Чтобы почувствовать себя человеком, а не экономкой на кухне!
Галина встала. Подошла к пакету, где лежала новая скатерть — тоже подарок. Развернула, аккуратно положила на стол.
— Тогда, Марина, возможно, нам действительно стоит пересмотреть формат общения. Я не против помогать. Но не под давлением. И уж точно не за такое отношение.
Марина резко встала:
— А вы думали, я буду вас умолять? Да мне проще кредит взять, чем снова слушать ваши моральные нотации!
Кирилл не вмешивался. Он смотрел на мать, которая уже надевала пальто.
— Я надеялась, что вы с моим сыном будете партнёрами. А не потребителем и банком. — Она кивнула Кириллу. — Береги себя, сынок.
Дверь закрылась почти беззвучно.
Ты же не торт принесла, а раздражение
— Ты с ума сошла? — голос Кирилла звучал глухо. Он наливал себе чай, но руки едва заметно дрожали. — Что это было вообще?
Марина села обратно, надув губы:
— Это называется "говорить правду в лицо". Надоело ходить кругами. Или, по-твоему, нормально, что твоя мама ведёт себя так, будто она королева, а мы — её вассалы?
— Она принесла тёплую шарлотку, Марин, а ты разговаривала с ней так, будто она пришла выпрашивать у нас деньги. Ты вообще слышишь себя?
— Зато я говорю то, что думаю. Не то что ты. Ты сидишь, молчишь, как будто тебе всё устраивает. А мне — нет! Я хочу жить, а не выживать!
Кирилл отодвинул чашку и прошёлся по комнате. Он действительно не знал, что сказать. Он любил Марину, но ему было стыдно. Стыдно за то, как всё повернулось, как она разговаривала с его матерью. И — самое страшное — в нём зарождалось сомнение, а правильно ли он сделал выбор, женившись на ней.
Марина продолжала:
— У твоих родителей есть возможность. И они могли бы проявить хоть каплю великодушия. Ну неужели трудно оплатить нам, скажем, неделю в отеле? Один раз. В честь нашей годовщины, кстати!
— Они нам уже подарили квартиру. Ты забыла? — тихо спросил он. — А ты всё ведёшь себя так, будто они тебе что-то должны. Каждый раз. Снова и снова.
— Знаешь, почему я так себя веду? Потому что я устала от несправедливости. Все кругом получают, а я — сижу и жду, когда на меня снизойдёт благословение свекрови.
Кирилл посмотрел на неё внимательно.
— А может, дело в твоих ожиданиях? Ты хочешь жить, как мои родители, но не хочешь пройти путь, который они прошли. Мама начинала с общежития и подработок. Папа работал на трёх работах. Ты этого не знаешь, но я — знаю.
Марина отвернулась:
— Прекрасно. Иди и живи, как они. Только не проси меня быть довольной тем, что есть.
Кирилл почувствовал, как в нём копится усталость. Он молча ушёл в спальню, оставив Марину одну на кухне с остывшим чаем и неприкосновенной шарлоткой.
Прошло два дня. Галина Алексеевна не звонила. Марина, хотя и делала вид, что её это не волнует, всё чаще посматривала на телефон. Кирилл был холоден. Разговоры сводились к бытовым мелочам — кто купит хлеб, кто оплатит интернет.
На третий день Марина сама не выдержала и отправила свекрови сообщение:
Если я была резка, прошу прощения. Просто хочется немного тепла и участия. Мы все иногда бываем не в духе.
Ответ пришёл не сразу. Через пару часов. Одно предложение:
Тепло начинается с уважения, Марина.
Держи карман шире
Марина перечитала сообщение несколько раз. Оно было коротким, но от него будто веяло холодом. Или, может, это она сама теперь всё воспринимала болезненно.
Кирилл в этот момент сидел в гостиной с ноутбуком. Услышав, как она тяжело вздохнула, не поднял головы:
— Что, мама ответила?
— Да, — коротко кивнула она. — Пишет, что "тепло начинается с уважения". Словно я не уважаю никого вообще.
— А ты уважаешь? — Кирилл закрыл ноутбук и посмотрел на неё. — Ты в курсе, как ты разговариваешь? С моей мамой, со мной?
Марина помолчала. Она не считала себя хамкой, но в глубине души понимала — перегнула. Не раз.
— Мне просто тяжело, Кирилл, — её голос стал тише. — Я не могу притворяться, что всё хорошо, когда мне обидно. Мы живём с оглядкой на каждую трату. Я устаю на работе, прихожу — и тут всё то же. А когда твоя мама приходит с тортами, будто это заменяет всё...
Кирилл встал и подошёл ближе:
— Проблема не в торте. А в том, как ты его воспринимаешь. Понимаешь? Для тебя это унижение, а для неё — забота. И ты каждый раз видишь в её жестах только холодный расчёт.
Марина не ответила. Кирилл сел рядом.
— Марин, я тебя люблю. Правда. Но я не хочу жить в вечной войне. Мне не нужен идеальный мир, но мне важно, чтобы ты хотя бы пыталась понять моих родителей. Они не обязаны нам ничего, но хотят быть рядом. Но после такого визита, я не знаю, захотят ли снова.
Она уткнулась лбом в его плечо:
— А если я правда хочу всё исправить? Только не знаю как.
Он обнял её.
— Начни с простого. С признания. С извинений, не формальных, а настоящих. Если ты готова к этому, мама услышит.
На выходных Марина набралась смелости и пригласила Галину Алексеевну на обед. Та ответила без энтузиазма, но согласилась. Пришла сдержанная, даже чуть настороженная. Марина заранее приготовила пирог — сама, по рецепту свекрови, который та когда-то прислала в мессенджере. Кухня была убрана до блеска, на столе стоял небольшой букет.
Когда все трое сели, Марина заговорила первая:
— Галина Алексеевна… Я хочу извиниться. Искренне. Я вела себя ужасно. Не знаю, что на меня нашло.
Свекровь посмотрела прямо:
— Я тебя слышу. Главное — чтобы это было не ради галочки.
— Не ради. Правда. Мне просто было трудно признать, что я завидую. Вашей уверенности, вашему дому, вашей свободе. И, наверное, от этого была резка. Простите.
Несколько секунд Галина Алексеевна молчала. Потом кивнула и тихо сказала:
— Хорошо, Марина. С этого и начинается тепло.
А может, попробовать иначе?
Всё шло к тому, что ледяная корка начала таять. Обед прошёл спокойно. Марина старалась быть вежливой, искренне интересовалась делами свекрови, даже смеялась в нужных местах — не натянуто, а с каким-то новым, внутренним принятием.
Галина Алексеевна держалась сдержанно, но уже без прежней колкости. Иногда поправляла салфетки на столе, иногда бросала короткие взгляды на сына — как будто проверяла, доволен ли он происходящим. Кирилл, заметно расслабленный, ел пирог и едва ли не впервые за месяц улыбался искренне.
После десерта Марина вдруг решилась:
— Вы знаете… я бы хотела у вас кое-чему научиться. Например, как вы планируете бюджет? Или как вы с мужем столько лет вместе? У вас ведь точно есть секреты.
Свекровь посмотрела внимательно. Помолчала. Потом чуть склонила голову:
— Если действительно хочешь — приходи в следующую субботу. Покажу тетрадку. Я всё до сих пор в ней записываю. Старомодно, но работает.
Марина улыбнулась.
— Обязательно приду.
Когда Галина Алексеевна ушла, Кирилл обнял жену и поцеловал в висок:
— Я горжусь тобой.
— А я... просто устала быть в броне. И, кажется, уже не хочу возвращаться в неё.
Без деления на "ваших" и "наших"
Прошла неделя. В субботу Марина действительно пришла к свекрови — одна. В руках была коробка с печеньем и бутылка сухого вина. Галина Алексеевна удивилась, но впустила её с лёгкой улыбкой.
Они просидели весь вечер за кухонным столом. Галина показывала свои тетради, аккуратно исписанные столбиками цифр, с примечаниями на полях. Обсуждали, как выбирать продукты без переплат, как планировать крупные покупки и как откладывать деньги без нервов.
Марина слушала и записывала. Иногда смеялась. Иногда кивала — с лёгкой неловкостью, как будто понимала, что раньше многое не замечала или не хотела признавать.
В конце вечера Галина Алексеевна налила по половинке бокала вина:
— Не думала, что мы так с тобой сядем однажды. Но знаешь... Я рада.
— Я тоже, — тихо сказала Марина. — Простите, если раньше казалась вам неблагодарной. Я просто... не понимала, как по-другому. Меня дома по-другому учили.
— Главное, что теперь ты понимаешь. — Свекровь коснулась её бокалом. — За новые начала.
Когда Марина вернулась домой, Кирилл ждал её у двери.
— Ну как?
Она обняла его, крепко.
— Всё будет хорошо. Знаешь... я больше не хочу делить "свои" и "твои". Давай будем вместе — и с тобой, и с ней. По-настоящему.
Кирилл кивнул, прижавшись к её плечу.
"Это был первый вечер новой жизни — не идеальной, но честной."
Понравилась история? У нас есть ещё.