Я молча разглядывала батальон банок на столе соседки, выстроенных по росту - армию заготовок для четверых детей. У меня была бы только одна. Для единственного сына, который опять не приедет на выходные из своей Москвы.
"Знаешь, что я всегда говорю?" - Лидия подмигнула мне. "Имейте детей больше одного, чтобы в старости не висеть на единственном."
Тогда эта фраза показалась мне просто бестактной шуткой. Я не знала, что через месяц она перевернёт всю мою жизнь...
Последняя банка вишнёвого варенья
Трёхлитровая банка стукнула о стол так, что подпрыгнули соседние крышки. Лидия довольно вытерла руки о фартук.
- Это последняя. Вишнёвое. Светке отправлю, она сейчас на третьем месяце, сладкого просит.
Я молча разглядывала батальон банок на столе соседки. Огурцы, грибы, помидоры - всё выстроено по росту. Армия заготовок для Лидиных детей.
- Марин, ты чего в облаках витаешь? Помоги рассортировать. Эти Костику, он их под пенное любит. А грибочки Ленке в Питер.
Она говорила, а я считала. Четыре ряда банок - по одному для каждого ребёнка. У меня была бы только одна.
- Знаешь, что я всегда говорю? - Лидия подмигнула мне, закручивая очередную крышку. - Имейте детей больше одного, чтобы в старости не висеть на единственном.
Я промолчала. Сказать было нечего. Сын в Москве. Звонит раз в неделю. Приезжает на полдня раз в полгода. И каждый раз будто в командировку - с чемоданом нерассказанных историй и неразделённых забот.
Мы вышли во двор. Октябрьское солнце грело по-летнему, но ветер уже щипал щёки. Старушки на соседней лавочке кутались в шали и обсуждали подорожавшие лекарства.
- Лид, а если бы у тебя был только один? - спросила я, когда мы сели на скамейку.
Она перестала жевать семечки.
- Жуть какая, Марина! Даже думать об этом не хочу.
- Почему?
- Да подумай сама! Вот смотри: Костик машину выбирает - Антон советует. Ленка с мужем поругалась - к Светке поехала пожить. Светка рожать собралась - Антон с Костиком ремонт ей делают. А был бы один - всё на нём. Сломался - и поддержки нет.
Мой телефон в кармане тренькнул. Сообщение от Серёжи: «Мам, в следующие выходные не смогу приехать. Кирюша заболел + аврал на работе. Прости».
Я убрала телефон. Не ответила.
- Марин, ты как? - Лидкина рука коснулась моего плеча.
- Нормально. Просто думаю... А если и на одном не повиснуть?
В глазах соседки мелькнуло что-то похожее на жалость. Она впервые не нашлась что сказать - просто сжала мою руку.
Вечером я стояла у окна с чашкой чая, когда во двор въехала потрёпанная «Нива». Из неё вышел Антон, младший сын Лидии. Недавно развёлся, вернулся к матери. Лидия жаловалась, что мрачный стал, неразговорчивый.
Он вытащил из багажника две огромные сумки, а Лидия кружила вокруг него, размахивая руками. Наверное, в сотый раз пересказывала новости. Он кивал, не перебивая. А потом, когда они дошли до подъезда, вдруг обнял её - крепко, по-мужски, одной рукой.
Что-то кольнуло в груди. Мой Серёжа никогда так не делал. Даже в школе вырывал руку, если я пыталась поправить ему воротник. «Мам, ну что ты, маленький я что ли!»
Когда-то мне казалось, что один ребёнок - это счастье. Всю любовь - ему одному. Все силы, все мечты, все возможности. А теперь?
Телефон зазвонил неожиданно. Серёжа!
- Да, сынок.
- Мам, слушай, - его голос звучал отрывисто, на фоне детский плач и женский говор. - Тут такое дело... нам нужно машину менять, а с ипотекой туго. Я тебя хотел спросить...
Внутри что-то оборвалось.
- У меня нет таких денег, Серёж.
- Да я не прошу много! Ну, тысяч двести... Я верну!
Я смотрела в окно, где Лидия с Антоном скрылись в подъезде. Сын и мать. Разные, но вместе.
- Мам, ты слышишь? Если нет, то ладно...
- Я подумаю, Серёж, - сказала наконец. - Перезвоню.
Утром раздался стук в дверь. На пороге стояла Лидия, нарядная, с крашеными губами.
- Марин, собирайся! Едем на мою дачу! Там шашлыки, речка, воздух! Дети на выходные приедут. Чего ты одна киснешь?
- Лид, не могу я, не в настроении...
- А я не спрашиваю! - Лидия уперла руки в бока. - Антон за тобой в пятницу заедет. Вещи собери на два дня.
И ушла, не дождавшись ответа.
Вечером я долго смотрела на телефон. Номер сына светился на экране непрочитанным сообщением. «Мам, так что насчёт денег?»
Палец замер над клавиатурой. Потом я открыла контакты и набрала другой номер.
- Лид, это я. Насчёт дачи... я поеду.
В трубке раздался довольный смех.
- Вот и молодец, Марина! Будет весело!
Я положила трубку и почувствовала странную лёгкость. Впервые за долгое время губы сами растянулись в улыбке.
Завтра я поеду на дачу к многодетной, шумной соседке. И на два дня забуду, что мой единственный сын живёт своей жизнью - где нет места его матери.
Интересно, а когда я стала для него банкоматом? И что он будет делать, если я скажу «нет»?
Чужое тепло на больничных простынях
Телефонные гудки разрезали тишину квартиры. Я смахнула пыль с фотографии, где маленький Серёжа сидел на плечах отца. Пластмассовый пистолет в его руке целился прямо в объектив.
- Алло?
- Мама! - его голос звучал так бодро, что сразу стало ясно - что-то нужно.
- Здравствуй, Серёженька.
- Слушай, ты не обиделась насчёт тех денег? Я просто спросил. Если нет - так и скажи.
Я коснулась пожелтевшей фотографии. Раньше он звонил спросить, как моё давление, как соседский кот, как цветёт герань на окне. Теперь - только про деньги.
Что-то щёлкнуло внутри. Острое, как лезвие. Скрутило под лопаткой и рвануло к горлу.
- Мам? Алло? Ты там уснула?
Комната накренилась, пол ушёл из-под ног. Воздуха вдруг стало так мало...
Очнулась я под мерный писк аппаратуры. Белый потолок, запах спирта, холодные трубки капельницы на запястье. Молоденькая медсестра поправляла одеяло.
- Очнулись? Вы нас напугали. Хорошо, что соседка вызвала скорую.
- Какая соседка?
- Лидия, кажется. Сказала, вы не отвечали на звонки, она дверь открыла запасным ключом.
Я попыталась сесть.
- Мне нужно позвонить сыну.
Медсестра выразительно вздохнула.
- Лежите спокойно. Сначала врач, потом звонки.
- Он не знает, где я. Будет волноваться.
Она окинула меня цепким взглядом.
- Будет волноваться - сам найдёт. Говорите номер, я позвоню.
Серёжа ответил после пятого гудка.
- Мама? Что случилось? Мы разговаривали, и ты пропала.
- Я в больнице, сынок.
Тишина. Затем шуршание бумаг.
- Понятно. Что с тобой?
- Сердце. Врач говорит, ничего серьёзного, но несколько дней придётся полежать.
- Хорошо... - по голосу было слышно, как он листает ежедневник. - Я постараюсь приехать завтра или послезавтра. Максимум пара дней, окей?
Я закрыла глаза, сдерживая непрошенные слёзы.
- Конечно, Серёженька. Не торопись.
Ночь в больнице тянулась бесконечно. Соседка по палате храпела, тощая собака скреблась за окном, а по коридору каждые полчаса кто-то шаркал тапочками. Я смотрела в потолок и гадала: приедет или найдёт причину остаться в Москве?
Утро принесло тошнотворную овсянку и новость про скорую выписку. Сердечный приступ оказался не таким страшным как думали. Я собирала вещи, когда дверь распахнулась.
На пороге стояла Лидия в шерстяном берете с помпоном. За её спиной возвышался Антон с букетом астр.
- Марина Петровна! - его низкий голос заполнил палату. - Вы нас так напугали.
Соседка по палате моментально оторвалась от вязания и сняла очки.
- О, это ваши? - с жадным любопытством спросила она.
- Это... - я запнулась. Кто они мне?
- Родные мы ей! - Лидия решительно прошла вперёд. - И не смотрите, что фамилии разные.
Она принялась выкладывать на тумбочку яблоки, термос с бульоном и мягкий плед.
- В этих больницах такой дубак! Простудишься ещё, и так сердце. Антоша, что стоишь? Ставь цветы в воду.
Антон молча нашёл банку, наполнил водой и поставил астры. Его большие руки двигались уверенно, аккуратно. Ни одного лишнего движения.
- А ваш сын где? - соседка продолжала допрос.
- Он... - я замялась.
- В Москве он! - отрезала Лидия. - Занятой очень. А мы люди простые, на подхвате.
Антон повернулся ко мне.
- Я договорился, вас завтра выписывают. Заеду в девять утра.
- Зачем? У тебя же работа, - я растерялась от такой заботы.
Он усмехнулся, обнажив щербинку между передними зубами.
- Какая работа? Я сейчас безработный. Третий месяц на бирже. Так что свободен как перекати-поле.
- Удобно получилось, - вздохнула Лидия. - Для всех нас.
Антон отвернулся, пряча смущение. Подошёл к окну, ловко поправил заедающую раму. Я смотрела на его широкую спину и думала: чужой человек, а заботится. А родной сын...
Вечером Серёжа наконец позвонил.
- Мам, прости, - в трубке слышался шум ресторана. - Совещание затянулось, потом клиенты... Я в следующие выходные точно приеду!
- Не нужно, Серёж, - собственный голос удивил меня твёрдостью. - Меня соседка заберёт. С сыном.
Тишина. Затем злое:
- С каким ещё сыном?
- С Антоном. Он Лидии сын, моей соседки.
- Погоди, ты что, чужим людям доверяешь больше, чем мне?
В его голосе прорезалась обида. Непривычная, неожиданная.
- А кто сказал, что они чужие, Серёж?
- Мам, они не родня тебе!
- Родня - это не всегда кровь, сынок. Иногда это просто те, кто рядом, когда ты падаешь.
Я положила трубку и внезапно ощутила такую свободу, словно сбросила тяжёлый рюкзак после долгого пути.
Суп для чужой мамы
Металлическая вешалка в больничном коридоре звякнула, выплевывая мой старый плащ. Три дня в палате, наполненной чужими стонами, научили меня заново ценить свободу. Даже если встречает она серым небом и моросью.
- Не опоздал? - голос Антона вырвал меня из оцепенения.
Высокая фигура в дверном проеме. Мокрые следы на линолеуме. Капли на кожаной куртке.
- Думала, не приедешь.
- Обещал - значит приеду.
Ни намека на недовольство, ни тени усталости. Просто взял пакет из моих рук. Мой сын всегда находил оправдания, чтобы не приезжать. А этот чужой мужчина просто приехал. Без объяснений.
"Нива" неслась по лужам, разбрызгивая дождь. Антон крутил руль сильными руками, избегая выбоин.
- Квартиру проверить надо, - сказал он, притормаживая у светофора. - Мало ли что за три дня.
Квартира встретила меня тишиной холодильника. Пустотой опустевшей кастрюли. Запахом "нетопленой печи", который бывает только в жилищах одиноких людей.
- Смотрите-ка, - Антон присел у радиатора, - совсем не греет. И кран опять подтекает.
Он прошёл на кухню. Звяканье инструментов, бормотание, короткий смешок. Минут через пятнадцать выпрямился:
- Готово. Временно, конечно. По-хорошему нужен новый.
- Зачем ты это делаешь? - вырвалось у меня.
- Что именно? - его брови сдвинулись.
- Всё... это, - мне вдруг стало неловко. - Возишься со мной, чинишь. А ведь даже не родственник.
Он вытер руки о полотенце. Долго молчал, словно подбирая слова.
- В Мурманске служил. Метели такие, что дома заносило по крышу. У нас соседка была - баба Вера. Дети в Канаде, внуки там же. Я ей дрова колол, за лекарствами ходил. А когда уезжал, она мне сказала: "Антоша, помогай чужим людям просто так. Может, и моим кто-то поможет".
Он посмотрел на меня без улыбки.
- А ещё у меня никогда не было бабушки.
Простота этих слов ударила сильнее любых высокопарных объяснений. Я отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слёзы.
- Мама вас на обед зовёт, - продолжал он, делая вид, что не замечает моего состояния. - У вас всё равно холодильник пустой, а у неё борщ наваристый.
Через час я сидела за столом в квартире в доме напротив. Лидия хлопотала вокруг, подкладывая то хлеб, то соленья.
- Налетай, Марина! Силы восстанавливать надо, а больничная еда для кошек разве что годится.
Её кухня дышала жизнью. Фотографии на стенах - дети в разных возрастах. Магниты на холодильнике - "Привет из Питера", "Сочи", "Казань". География семейной любви.
- Налей себе ещё, - Лидия кивнула на тарелку. - Не стесняйся.
- Мне неловко вас стеснять.
- Глупости! С тех пор как не стало моего Коли, редко для кого готовлю. А когда вдвоём едят, и еда вкуснее.
Я посмотрела на Антона. Он ел неторопливо, иногда бросая тёплые взгляды на мать. Такой иной, чем мой Серёжа. Тот ел быстро, всегда спеша куда-то.
- Мама моя троих из четверых сама подняла, - вдруг сказал Антон. - Отец рано из жизни ушёл. То же сердце. Она тянула нас, а жаловалась только подушке.
Лидия покраснела.
- Нашёл что вспомнить! Марина тоже, между прочим, одна Серёжу растила после мужа. Да ещё какого парня вырастила - в Москве, при деньгах!
Что-то кольнуло под сердцем. Гордость или стыд? Сын даже не спросил, как прошла выписка.
После обеда Антон предложил проводить меня.
- Три шага, - отмахнулась я. - Справлюсь.
- А вдруг голова закружится? - он взял меня под локоть. - Врач сказал - покой и присмотр.
Мы шли медленно. Дождь прекратился, но небо оставалось низким, тяжёлым.
- Почему вернулись к матери? - спросила я. - После развода.
- А куда ещё?
- Мог бы снять квартиру, начать новую жизнь.
- Зачем? - он пожал плечами. - Квартиру жене с детьми оставил. А мать одна киснет. Ей тоже опора нужна.
- Но вам же тесно там.
- В тесноте, да не в обиде, - его глаза сверкнули. - Знаете, иногда в большом доме бывает пусто, а в маленькой комнате - полно жизни.
Я невольно вздрогнула. Мой Серёжа всегда стремился к простору, к дорогим вещам. "Мам, что ты вцепилась в эту старую мебель? Давай современную купим". Теперь я живу среди красивых гарнитуров, которые не хранят ни одного воспоминания.
В тот вечер позвонил сын.
- Как ты, мам? Выписали уже? Долечиваешься?
- Всё хорошо, Серёженька.
- Слушай, я тут думал... может, тебе к нам переехать? В Москву?
Сердце подпрыгнуло. Зовёт к себе! Неужели?
- Квартиру твою сдадим, - продолжал он деловито. - Здесь тебе комнату выделим. С Кирюшей будешь сидеть, когда мы с Таней заняты. А если что случится со здоровьем - мы рядом.
И тут я поняла - не от тоски зовёт, не от любви. От страха. Боится, что мать стареет, что придётся мотаться, если опять прихватит. Удобнее, если старушка-мать под боком будет сидеть с его ребёнком.
- Спасибо, сынок, но нет. Мне и здесь неплохо.
- С соседями этими твоими? - в голосе прорезалось что-то детское, обиженное.
- С людьми, Серёж. Просто с людьми.
После разговора я заварила чай и села у окна. В квартире напротив ярко горел свет. Лидия сновала по кухне в фартуке, что-то выкладывая на большую тарелку. Антон сидел за столом, бережно разбирая настенные часы - те самые, что достались ей от свекрови.
Интересно, есть ли у этих часов история? Сколько поколений они отсчитали? И если бы у меня было четверо детей - кто бы сидел сейчас рядом, чиня мои сломанные часы?
Мужчина с хризантемами
Шампуры со свистом вошли в мясо. Антон перевернул их над углями одним ловким движением. Дымок потянулся к небу, смешиваясь с запахом палой листвы и перезревших яблок.
Лидия выкатила во двор старый дубовый стол. Я расправляла клетчатую скатерть, ловя последние теплые лучи сентября.
Три недели после больницы пролетели как один день - с оглушительными семейными обедами по воскресеньям, с вечерним чаем на скамейке у подъезда, с новыми рецептами Лидии, которые она тестировала на мне и Антоне.
- Банки проверь! - крикнула Лидия старшему сыну, копавшемуся в сарайчике. - Не перепутай! Огурцы отдельно, помидоры отдельно!
Из дверного проема высунулась лысеющая голова Константина.
- Мам, мне сорок два! Я могу кораблем управлять, а ты про банки с соленьями!
- Кораблем он может! - фыркнула Лидия. - А трусы до сих пор по квартире разбрасывает. Вон, бери пример с Антона.
Я невольно улыбнулась. Антон, который сейчас священнодействовал над мангалом, был полной противоположностью своему старшему брату - молчаливый, основательный, надежный как скала.
- Вы как шашлык любите, Марина Петровна? - он поднял взгляд от углей. - С кровинкой или прожаренный?
- С кровинкой, пожалуйста.
- Правильно! - подмигнула Лидия. - Это я его научила. А Костик все спалит и говорит - так задумано.
Калитка скрипнула так неожиданно, что я вздрогнула. Обернулась и почувствовала, как холодеет спина.
На пороге стоял Сергей. С букетом белых хризантем. В светлом кашемировом пальто, с щетиной и сумасшедшими от усталости глазами.
- Мама?
Его голос разрушил дачную идиллию. Словно кто-то провел ногтем по стеклу. Антон выпрямился, замер с шампуром в руке. Лидия перестала хлопотать. Даже Константин высунулся из сарая.
- Серёженька? - я шагнула к нему, не веря глазам. - Как ты...
- Решил сюрприз сделать, - он нервно оглядывал двор, словно попал на чужую территорию. - Соседка твоя сказала, ты здесь, у какой-то Лидии.
- У меня, - Лидия выступила вперед, утирая руки о фартук. - Очень приятно, я Лидия Николаевна.
- Сергей, - он едва кивнул и снова повернулся ко мне. - Мам, можно тебя на пару слов?
Мы отошли к старой яблоне. Ее ветви, отягощенные поздними плодами, почти касались земли.
- Что происходит? - в его шепоте звенел металл. - Я приезжаю, а тебя нет. Звоню - не берешь трубку. Прихожу сюда, а ты среди... этих.
- Они не "эти", Серёжа. Они хорошие люди.
- Которых ты знаешь всего ничего! - он повысил голос, потом спохватился и снова зашептал: - А я, значит, плохой? Да, не приехал в больницу. Да, редко звоню. Но я работаю как вол! На кого, думаешь?
- На свою семью, - я смотрела прямо в его глаза, такие знакомые и такие чужие сейчас. - И это правильно, сынок.
- Вот! - он ткнул пальцем в воздух. - А ты тоже моя семья. И я предлагал тебе переехать в Москву! Быть с нами!
- Чтобы я сидела с Кирюшей, пока вы работаете?
Воздух между нами сгустился. Несказанное повисло тяжелой тучей.
Антон возник рядом бесшумно, как тень. В руках деревянный поднос с дымящимся мясом и овощами.
- Угощайтесь, - он протянул тарелку, словно не замечая напряжения. - Самый сок, только с углей.
Сергей смерил его взглядом с головы до ног.
- Благодарю, я не голоден, - отчеканил он. - А вы, позвольте узнать, кто?
- Антон, - он протянул руку.
Сергей демонстративно сунул свои руки в карманы.
- И чем вы занимаетесь, Антон? Кроме жарки шашлыков для чужих матерей?
- Серёжа! - у меня перехватило дыхание.
- Ничем особенным, - спокойствие Антона было почти осязаемым. - Пока работу ищу. До этого на севере механиком был. Сейчас вот маме помогаю. И соседям иногда.
- Благородно, - Сергей сощурился. - Вы настоящий рыцарь.
- Ешьте, остынет! - голос Лидии от стола прозвучал спасением.
Сергей схватил меня за локоть. Его пальцы впились до боли.
- Едем домой, мам. Нам нужно поговорить. Без посторонних.
Я замерла. С одной стороны - сын, которого не видела месяц. Приехал, значит помнит, значит нужна. С другой - люди, которые без вопросов приняли меня в свой круг, впустили в свою жизнь.
- Марина, я тортик достала! - Лидия махала рукой. - С черносливом, как ты любишь!
- Мама, поехали, - настаивал Сергей. - Это неприлично - напрашиваться в чужой дом.
- Меня пригласили, Серёж, - я мягко высвободила руку. - И я хочу остаться.
Его лицо побледнело, потом пошло пятнами.
- Выбираешь их, значит? Вместо родного сына?
- Никого я не выбираю. Просто учусь жить. Не для кого-то, а для себя.
Он отшатнулся, будто от пощечины.
- Что ж, прекрасно. Живи как знаешь. Вижу, ты нашла ... замену.
Хризантемы полетели на землю. Калитка хлопнула так, что с яблони посыпались плоды. Я стояла, не в силах пошевелиться.
Антон подошел сзади, осторожно коснулся плеча.
- Он вернется, - сказал просто. - Когда поймет.
- Что поймет?
- Что материнская любовь как воздух - не замечаешь, пока дышишь свободно.
Мы вернулись к столу. Лидия делала вид, что ничего не произошло, но я видела, как дрожат ее руки, разливающие компот. Вдруг она села рядом и накрыла мою ладонь своей.
- Ты знаешь, Марина, я тоже через такое прошла. Когда Костик в Питер уехал, два года носа не казал. Обижалась, ревела в подушку, даже проклинала. А потом поняла - пусть. Лишь бы у него все хорошо было.
- И он вернулся?
- Вернулся, - она вздохнула. - Когда я в реанимации лежала. Вот тогда все четверо примчались, словно ветром принесло. А ведь я им не звонила даже - сосед сообщил.
Под яблоней белели растоптанные хризантемы. Я смотрела на них и вдруг поняла: иногда нужно потерять, чтобы обрести. И благодарность - это не та валюта, которой измеряется любовь.
Пятеро детей и ни одного рядом
Пластмассовая корзинка врезалась в ладонь. Я перекладывала антоновки, выбирая самые румяные, без червоточин. Лидия задумала шарлотку к приезду дочери из Питера и взяла с меня слово купить "не меньше двух килограмм и чтоб кислые".
- Марина Петровна? Глазам не верю.
Голос из прошлого. Я обернулась и встретилась с внимательным взглядом сквозь толстые линзы очков.
- Клавдия Михайловна!
Моя бывшая учительница математики постарела еще сильнее. Ее спина согнулась вопросительным знаком, а пальцы, сжимающие корзинку с батоном и пакетом молока, были похожи на узловатые корни старого дерева.
- Ты помнишь старуху, - ее глаза сверкнули из-за стекол. - Приятно.
Мы отошли к кассе. Продавщица с ярко-красными ногтями лениво пробивала мои покупки: яблоки, сметана, корица, сахар.
- Пирог затеяла? - Клавдия Михайловна кивнула на мою корзину.
- Соседка печет, а я в помощницах.
- Дружите значит? - она выложила свои скудные покупки на ленту. - Это хорошо. А я вот всё одна кручусь.
- Как же так? - я искренне удивилась. - У вас же дети. Целых пятеро, если не ошибаюсь?
Она издала звук, похожий на короткий лающий смешок.
- Помнишь, значит. Пятеро. Только толку? Старший в Ванкувере, физик. Средний в Новосибирске, в какой-то корпорации. Дочка в Германии, врач. Еще одна в Питере, юрист. Младший в Краснодаре, бизнесмен.
Она подслеповато отсчитывала мелочь из кошелька.
- Открытки шлют на праздники. Деньги на карту иногда кидают. А живу одна. Говорю только с котом да с теленовостями.
Мы вышли на улицу. Порыв ветра швырнул нам в лицо охапку сухих листьев.
- Младший заезжал зимой, - продолжала она, пока мы шли к ее дому. - С женой, с дочкой. Подарки, разговоры, фотографии. А я всё примечала, как он телефон из кармана вытаскивает, на часы смотрит. Билеты у них, улетать надо было. Четыре часа в моей жизни за пять лет.
- А внуки? - спросила я, уже зная ответ.
- Четверых из девяти даже в глаза не видела, - она поправила съехавший на бок шарф. - Знаешь, что самое забавное, Марина?
- Что?
- Я их не виню.
Мы остановились у ее подъезда. Краска на двери облезла, обнажая прошлогодний слой.
- Не виню, потому что сама виновата. "Учитесь хорошо, уезжайте отсюда, стройте жизнь в больших городах" - это ж я им с детства вдалбливала. Вот и построили. Без меня.
Я смотрела на эту женщину, державшую в ежовых рукавицах всю школу, а теперь оставшуюся наедине с эхом собственных амбиций. И словно увидела свое будущее в кривом зеркале - если бы не Лидия, не Антон...
- Приходите к нам на чай в воскресенье, - неожиданно для себя сказала я.
- К кому - "к нам"? - она прищурилась.
- Ко мне и моим соседям. Лидии и ее сыну Антону.
Она долго всматривалась в мое лицо, будто решая задачу с подвохом.
- Приду, - наконец кивнула она. - Давно ни с кем не говорила по-человечески.
Дома меня ждало потрясение. В ящике белел конверт. Я не помнила, чтобы заказывала что-то по почте. Вскрыла дрожащими пальцами и замерла: открытка с видом ночной Москвы, а внутри короткая записка: "Прости. Был неправ. Позвони, когда сможешь говорить. С."
Колени подогнулись. Я опустилась прямо на пол у двери, прижав открытку к лицу. Запах типографской краски смешивался с запахом надежды.
Стук в дверь заставил вздрогнуть.
- Марин, купила яблоки? - Лидия просунула голову в щель, увидела меня на полу и ахнула: - Господи, что случилось?
Я протянула ей открытку. Она прочитала, шевеля губами.
- Ну вот! - удовлетворенно кивнула она. - Что я говорила? Одумался парень.
- Думаешь?
- Уверена. Материнство - оно как горизонт. Чем дальше уходишь, тем яснее видишь.
Вечером я набрала номер сына. Пальцы дрожали так, что я дважды ошиблась цифрой.
- Мама? - его голос был непривычно тихим.
- Получила твою открытку.
- Прости меня, - он выдохнул так, словно держал воздух в легких с самого дачного скандала. - Я вел себя как идиот. Ревновал тебя, как маленький.
- К кому ревновал, Серёжа?
- К этим людям. К Лидии. К ее сыну. Они столько для тебя делают, а я... - он умолк.
В его молчании было больше смысла, чем во всех предыдущих звонках с дежурными вопросами о здоровье.
- Я приеду в выходные, - наконец сказал он. - Если можно. Один, без семьи. Просто побыть с тобой. И... познакомиться нормально с твоими друзьями. Без фокусов.
- Конечно, сынок.
В воскресенье Клавдия Михайловна пришла, как обещала. В строгом платье цвета мокрого асфальта, с тортом, купленным в супермаркете. Сначала она держалась настороженно, отвечала односложно. Но Лидия с её даром разговорить даже дверной косяк быстро растопила лед.
- А я вас помню! - вдруг воскликнула Лидия. - Вы моему Костику двойку за шпаргалку влепили на выпускном!
- Кравцову? - вскинула брови учительница. - Рыжему такому?
- Он самый! Сейчас главный инженер на заводе в Питере. Трое детей.
- А приезжает часто? - вдруг спросила Клавдия Михайловна.
Повисла неловкая пауза.
- Раз в полгода, - вздохнула Лидия. - Если повезет.
- У тебя ведь тоже один сын, да? - учительница повернулась ко мне.
- Да, Сергей.
- А у меня пятеро, - она пригубила чай. - И вот сижу с чужими людьми воскресным вечером.
Я посмотрела на Лидию, раскладывающую варенье по розеткам. На Антона, который прикручивал новую ручку к кухонному шкафчику. На эту странную, угловатую женщину, окруженную фантомными детьми.
- С чего вы взяли, что мы чужие? - спросила я.
- А кто же вы? - в её глазах мелькнуло что-то похожее на надежду.
- Те, кто здесь, - просто ответил Антон от шкафа. - Физически здесь. На расстоянии руки.
Когда Сергей приехал в следующие выходные, он пожал руку Антону без прежней надменности.
- Спасибо, что помогали маме, - сказал мой сын, глядя прямо.
- Взаимовыручка, - просто ответил тот. - По-соседски.
Вечером мы с Сергеем гуляли по парку. Он остановился у старых качелей, где когда-то катался маленьким.
- Знаешь, мам, - сказал он неожиданно, - я ведь думал, ты меня кем-то заменила. Обиделся, как ребенок.
- Глупости.
- Не глупости. Мне казалось, раз у тебя появились другие люди, значит я не нужен.
- Сердце не математика, Серёжа. Когда любишь многих, каждому достается не меньше, а больше.
Сын задумчиво качнул скрипучую цепь.
- Знаешь, что меня окончательно добило? Я встретил в бизнес-центре своего одноклассника. Помнишь Игоря Семенова? У него мать в том же месяце слегла, как и ты. А через две недели её не стало. И знаешь, что он сказал?
Сын повернулся ко мне, и я увидела в его глазах что-то новое - взрослую, осознанную боль.
- Он сказал: "Мы собирались к ней на следующие выходные. Не успели". Понимаешь? НЕ УСПЕЛИ.
Я молча обняла его, чувствуя, как вздрагивают его плечи.
Когда мы возвращались домой, он вдруг улыбнулся.
- Кстати, правда, что этот ваш Антон тебе кран починил? Тот самый, с которым я два часа мучился и всё равно капал?
- Правда, - я не удержалась от смеха. - За пятнадцать минут.
- Вот зараза, - беззлобно сказал Серёжа. - Но я рад, что он есть. Что вы все... есть.
***
А вы когда-нибудь ловили себя на мысли, что незнакомый человек проявляет больше заботы, чем родственники? Что телефон молчит, когда нужна помощь, а на пороге появляется тот, от кого не ждал? Поделитесь в комментариях историей о неожиданной поддержке или о том, как вы сами протянули руку помощи кому-то, кто был одинок.
Подписывайтесь. Иногда один комментарий может согреть сильнее, чем десяток формальных звонков от родных.
Если этот рассказ коснулся струн вашей души, и вы захотели выразить благодарность - каждый ваш донат превращается в слова, которые, возможно, станут для кого-то целебным бальзамом в момент одиночества.
***