Я проснулся от настойчивого дребезжания будильника. Голова гудела как церковный колокол. Я нащупал телефон, не открывая глаз. 14:30. Тридцать два пропущенных и семь сообщений.
Сон слетел мгновенно. Комната поплыла перед глазами, когда я рывком сел на кровати.
Четырнадцать тридцать. Наша регистрация была назначена на... одиннадцать.
Сердце рухнуло куда-то вниз. В горле пересохло, а в висках застучала паника.
Я лихорадочно пролистывал пропущенные вызовы. Катя, Катя, мама, Катя, Серёга, будущая тёща, Катя...
Дрожащими пальцами открыл сообщения.
«Миша, ты где?»
«Миша, тут все ждут!»
«Миша, я не шучу. Где ты?»
«Я не могу дозвониться! Ты в порядке?»
«Миша, это не смешно. Здесь все гости, я в платье. Через 20 минут наша очередь».
Последнее сообщение было отправлено в 12:05.
«Ты проспал свою свадьбу, Миша. Я выхожу за другого» — эти слова прожгли экран телефона. Я смотрел на сообщение как громом пораженный. Серое утро пятницы, день, который должен был стать самым счастливым в моей жизни, обернулся кошмаром.
Я набрал Катю — гудки, длинные, протяжные. Сбросила. Набрал снова — тот же результат. Позвонил Серёге — телефон вне зоны действия сети. Маме не решился.
Натянув вчерашние джинсы и первую попавшуюся футболку, я бросился к выходу, на ходу набирая такси. По дороге, преодолевая тошноту и головокружение, пытался дозвониться до Кати. Бесполезно.
В ЗАГС я ворвался взмыленный, с колотящимся сердцем. Дежурная администратор встретила меня недоумевающим взглядом.
— Бондаренко и Светлова, — выдохнул я. — Сегодня в одиннадцать была запись...
Женщина поджала губы, в её взгляде смешались жалость и неодобрение.
— Они уже ушли. Регистрация состоялась.
— Как... состоялась? — мой голос сорвался.
— Обычно, — пожала она плечами. — Жених и невеста расписались, получили свидетельство.
— Но я... я жених!
На меня посмотрели с еще большим осуждением.
— Молодой человек, я тут с утра дежурю. Жених точно был не вы.
Земля словно ушла из-под ног. Катя правда нашла другого? За три часа? Какой-то бред!
Я выскочил на улицу, пытаясь осмыслить происходящее. Снова набрал её номер. Длинные гудки, и вдруг...
— Да, — её голос звучал холодно и отстранённо.
— Катя! Господи, я проспал, я знаю, я идиот, я...
— Миша, не надо, — она перебила меня усталым тоном. — Всё уже решено.
— Что решено?! — я почти кричал. — Какой, к чёрту, другой?! Ты на самом деле вышла за кого-то?
В трубке повисла тишина, а затем раздался горький смех.
— Конечно нет. Это была шутка. Хотя сейчас я жалею, что не нашла кого-нибудь на твоё место.
— Тогда... что случилось? Где ты?
— Я у родителей. И я не хочу тебя сейчас видеть.
Что-то в её голосе заставило меня похолодеть. Катя всегда была эмоциональной, искренней, иногда вспыльчивой — но никогда такой... отрешённой.
— Катя, пожалуйста, — я сбавил тон. — Давай поговорим. Я приеду.
— Нет.
— Я виноват, я знаю... Серёга с его текилой...
— Избавь меня от подробностей, — перебила она. — Дело не в том, что ты проспал, Миша. Ну, не только в этом. Дело в том, что я вдруг поняла — ты не изменишься. Никогда.
— О чём ты?
— О безответственности. О непостоянстве. О том, что даже в такой день ты умудрился напиться до беспамятства.
— Все так делают перед свадьбой!
— Не все опаздывают на работу каждый понедельник. Не все забывают дни рождения родителей. Не все проспали собственную свадьбу, Миша.
Я молчал, не зная, что ответить. Она была права. По всем пунктам.
— Просто признай, что мы не подходим друг другу, — вздохнула Катя. — Я устала быть твоей нянькой и будильником.
— Катя, я...
— Нет. Всё кончено, — её голос дрогнул. — Если начистоту, то я, наверное, благодарна этому случаю. Лучше понять сейчас, чем через пять лет брака и с ребёнком на руках.
— А как же любовь? — прозвучало жалко даже для меня самого.
— Любовь — это ещё и ответственность, Миша. За другого человека, его чувства, его время, его надежды, — она помолчала. — Я забрала свои вещи из квартиры, ключи оставила у консьержа. Не ищи меня, пожалуйста. Мне нужно время.
Звонок оборвался, оставив меня оглушённым посреди улицы. Я смотрел на экран телефона, не в силах поверить, что последние три года наших отношений рассыпались из-за одной ночи.
Стук в дверь был таким настойчивым, будто за ней стоял взвод ОМОНа. Я нехотя поднялся с дивана, где провёл последние сутки в обнимку с бутылкой. Поморщился от запаха собственного перегара.
На пороге стоял Серёга — взъерошенный, с синяками под глазами, но, в отличие от меня, чисто выбритый и в свежей рубашке.
— Явился, — буркнул я. — Телефон не отвечает.
— Сел, — он виновато развёл руками. — Можно?
Я молча отступил, пропуская его внутрь.
— Ты как? — спросил он, оглядывая мой помятый вид и бардак в квартире.
— Как человек, который проспал собственную свадьбу. А ты как?
— Паршиво, — он опустился на край дивана. — Слушай, это всё из-за меня. Я должен был проследить...
— Мы оба взрослые люди, — перебил я. — Не сваливай на себя.
Серёга нахмурился, разглядывая носки своих туфель:
— И что теперь? Катя не отвечает?
— Катя ушла. Совсем.
Он присвистнул:
— Быстро она...
— Она сказала, что дело не в том, что я проспал. А в том, что я... ненадёжный.
Серёга долго молчал, теребя рукав рубашки. Потом вздохнул:
— А ведь она права, дружище. Помнишь, как ты забыл её на заправке по дороге в Крым?
— Я не забыл! Я просто не заметил...
— Два часа не замечал, что твоя девушка осталась за сотню километров, пока она не позвонила с чужого телефона?
Я промолчал. Тот случай чуть не стал финалом наших отношений. Катя тогда вышла в туалет, а я, увлекшись новым альбомом любимой группы, уехал, даже не глянув по сторонам. Помирились только через неделю.
— И это не единственный раз, — продолжил Серёга. — А история с кольцом?
Я застонал. История с помолвочным кольцом была отдельной трагикомедией. Я забыл его дома, когда вёл Катю в ресторан делать предложение. Пришлось импровизировать с кольцом из салфетки.
— Она всё прощала тебе, старик. Снова и снова, — Серёга смотрел на меня без осуждения, но и без обычной снисходительности. — А теперь представь: ты стоишь в ЗАГСе, в белом платье, вокруг родители, друзья, все спрашивают, где жених... А ты не знаешь. Не можешь дозвониться. Не можешь ничего объяснить людям, которые специально взяли выходной, купили подарки, нарядились...
Я закрыл лицо руками. Воображение услужливо нарисовало Катю в том самом платье, которое я видел лишь мельком (она суеверно прятала от меня, хотя я и не верил в приметы). Её растерянное лицо, попытки улыбаться, объяснять, извиняться...
— Я должен её вернуть, — сказал я, поднимая голову. — Должен всё исправить.
Серёга посмотрел на меня с сомнением:
— Думаешь, получится?
— Не знаю. Но я хотя бы попытаюсь.
Первый шаг был очевиден — привести себя в порядок. Я побрился, вымылся, оттер пятна от пиццы с футболки. Разобрал завалы в комнатах.
Потом я сел и впервые в жизни расписал чёткий план. Составил список всех людей, перед которыми должен извиниться за сорванную свадьбу. Первыми в списке стояли родители Кати. Я набрал их номер, внутренне готовясь к отповеди.
Тесть — точнее, несостоявшийся тесть — долго молчал, слушая мои сбивчивые объяснения. Потом тяжело вздохнул:
— Знаешь, Михаил, я всегда считал тебя неплохим парнем. Но, видимо, ошибался.
— Я понимаю...
— Нет, не понимаешь, — перебил он. — Ты разбил сердце моей дочери. Она плачет второй день. Это не шутки. Это жизнь, Миша. Настоящая. И в настоящей жизни за ошибки нужно платить.
Каждое его слово било прямо в цель.
— Я знаю, — сказал я тихо. — И я готов сделать всё, что угодно, лишь бы она простила меня. Можно... можно с ней поговорить?
— Нет, — отрезал он. — Она не хочет. И я не собираюсь её заставлять.
Я не шевелился, кажется, целую вечность после разговора с отцом Кати. Просто сидел на пыльном подоконнике и смотрел в одну точку, пока тени на стене не удлинились. Запустил руку в волосы, потом резко ударил кулаком о стол.
"Какой же ты придурок, Бондаренко", — пробормотал я вслух.
Вскочил на ноги, словно от удара током. Между книжных полок нашёл старую записную книжку в потрепанной кожаной обложке. Подарок Кати на второй год наших отношений. Тогда я только посмеялся — кому в наше время нужны бумажные блокноты? А теперь судорожно искал чистую страницу, царапая ручкой бумагу.
"Катюша! Прости меня, если сможешь..."
Дальше строчки прыгали, буквы расплывались.
Звякнул колокольчик над дверью. Я вздрогнул и расплескал кофе, который держал обеими руками, чтобы унять дрожь. Тридцать шесть минут нервного ожидания – и вот она.
Катя замерла на пороге кафе, щурясь после яркого солнца улицы. В простом синем платье, без косметики, с собранными в хвост волосами – она выглядела совсем юной и невыносимо усталой. Под глазами залегли тени, скулы заострились.
— Ты пришёл раньше, — заметила она вместо приветствия, скользнув взглядом по часам на стене.
Я вытер липкие от кофе пальцы о салфетку:
— Боялся опоздать.
Впервые за две недели я увидел, как её губы тронула слабая улыбка:
— Это что-то новенькое.
По коже пробежали мурашки. Любой намёк на улыбку Кати всегда выбивал меня из колеи. Даже сейчас, когда всё висело на волоске.
— Я много думал, Кать, — мои пальцы нервно постукивали по столу. — Переосмыслил всю свою жизнь. Ты же знаешь, я никогда не был особо серьёзным...
— Да уж, — она фыркнула, но без прежней злости.
— Перестроить себя оказалось чертовски сложно. Но я стараюсь. Правда.
Она смотрела куда-то мимо меня, теребя салфетку.
— Знаешь, что самое обидное? — произнесла вдруг Катя. — Я купила это платье за полгода до свадьбы. Шесть примерок, подгоняли по фигуре... А теперь оно просто висит в шкафу у родителей. Ни надеть, ни продать – как будто проклятое.
Что-то кольнуло под рёбрами. Её слова были сильнее, чем крик или упрёки.
— Я все исправлю, Катя... Я изменился...
— Все так говорят.
— Я уже начал, — настаивал я. — Смотри, — я протянул ей телефон с открытым приложением. — Я устроился волонтёром в приют для животных. Каждые выходные с восьми до двух. Не проспал ни разу за две недели.
Она недоверчиво подняла бровь.
— И ещё я записался на курсы тайм-менеджмента, — продолжал я. — Теперь у меня всё по расписанию. Встречи, дела, звонки. Даже зубы чищу по таймеру.
Катя смотрела на меня с недоумением:
— И что, это навсегда?
— Я... стараюсь, — честно ответил я. — Иногда хочется всё бросить. Но потом я вспоминаю твоё лицо, когда ты сказала, что уходишь. И понимаю, что не хочу больше видеть тебя такой. Никогда.
Она долго молчала, разглядывая скатерть. Потом подняла глаза:
— Миша, ты делаешь это ради меня?
— Нет, — ответил я после паузы. — Ради себя. Потому что я наконец понял: невозможно построить счастье с кем-то, если ты сам — ходячая катастрофа.
Она кивнула, словно услышала правильный ответ:
— Мне нужно время, Миш. Много времени.
— Я понимаю.
— И никаких обещаний.
— Конечно.
— И еще одно условие, — она опустила взгляд на свои руки, а потом решительно подняла голову, — никакого алкоголя. Совсем.
Я кивнул:
— Две недели как.
Она закусила губу:
— Что ж... возможно, мы могли бы начать с дружбы. Посмотрим, куда это приведёт.
— Я не брошу тебя снова, клянусь, — выпалил я, наклонившись через стол и чуть не опрокинув чашку. — Только не уходи, Катюш.
На мгновение она прикрыла глаза, будто от боли:
— Получится ли у нас... я не знаю, Миш. Не уверена, что смогу тебе снова доверять.
— Послушай, — мои слова застревали где-то в горле, я говорил рывками, как сломанный механизм. — Я делаю всё, что в моих силах, только дай хоть маленький шанс. Не для меня — для нас. Ради того, что между нами было.
Она вздохнула и посмотрела мне в глаза — открыто, без привычной последнее время отстраненности.
— Хорошо... Давай начнём заново. Только очень медленно, Миш. Маленькими шагами.
Она кивнула:
— Договорились. Только учти: если опоздаешь хоть на одну нашу встречу — всё кончено.
— Я понял, — улыбнулся я. — Буду приходить на полчаса раньше.
До сих пор не верится, что я дожил до этого момента. Просыпаюсь по утрам, и первая мысль – она не оттолкнула меня, дала шанс.
Мог ли я представить, что тот проклятый день – когда часы показывали 14:30, а регистрация была назначена на 11:00 – станет не точкой в наших отношениях, а точкой отсчета новой жизни?
Путь к прощению оказался долгим и тернистым. Были срывы, ссоры и слезы. Но в итоге мы оба поняли простую истину: неудачи бывают полезными, если извлекать из них уроки.
Родители Кати до сих пор смотрят на меня волком. Да я и сам себя не простил до конца. Но теперь, спустя полгода, у нас появилась надежда. И новая дата в ЗАГСе – на следующую субботу.
В этот раз я лягу спать в десять и поставлю пять будильников. А еще попрошу Серегу ночевать у меня и пнуть меня посильнее, если что.
А вы бы простили такую ситуацию?