Никогда не думала, что в моей жизни настанет день, когда родной человек, с которым мы выросли под одной крышей, станет чужим. С Машкой мы погодки. Я старшая, она младшая. В детстве дрались до синяков из-за кукол, в юности – из-за шмоток, а потом как-то незаметно стали лучшими подругами. Или мне так казалось.
Маму мы не делили никогда. Она у нас была справедливой до жути. Если мне конфетка – то и Машке, если мне платье – то и сестре обновка. Отца не стало, когда мне было двенадцать, а Машке – одиннадцать. Онкология забрала его быстро, за полгода. Мама тянула нас одна. Работала на двух работах, ночами шила на заказ. Мы выросли в любви, хоть и не в роскоши.
Я окончила педагогический, стала учительницей младших классов. Зарплата – сами понимаете какая, но мне нравилось. Машка пошла другой дорогой – экономический, потом какие-то курсы финансистов. Устроилась в банк, стала прилично зарабатывать. Замуж мы обе вышли практически одновременно. У меня – Сергей, простой инженер, у Машки – Вадим, менеджер среднего звена в крупной компании.
Когда мама заболела, мы не сразу поняли серьезность ситуации. Думали – возраст, давление шалит. А оказалось – тоже онкология, как у отца. Только папа сгорел быстро, а мама угасала медленно, мучительно, почти три года. Я жила в соседнем доме, бегала к ней каждый день, готовила, убирала, возила по врачам. Машка наезжала по выходным – они с Вадимом купили дом в пригороде, и добираться было не близко.
Каждый раз, когда я заговаривала с мамой о завещании, она отмахивалась: «Все и так ясно, поровну поделите». Но однажды, когда стало совсем плохо, попросила вызвать нотариуса. Я позвонила Машке, но та была в командировке и приехать не смогла. Нотариус приехал, они с мамой закрылись в комнате. О чем говорили – не знаю. Мама потом сказала только: «Не волнуйся, доченька, я всё правильно сделала».
А через две недели мамы не стало.
Похороны, девять дней, сорок дней – всё как в тумане. Мы с Машкой держались друг за друга, вместе плакали, вспоминали маму. Казалось, горе нас ещё больше сблизило.
А потом пришло время открывать завещание. У нотариуса Машка опоздала на полчаса. Влетела запыхавшаяся, с кругами под глазами, извинилась – пробки. Нотариус – сухонькая женщина в строгом костюме – достала бумаги и начала читать.
«...Всё своё имущество, включая трёхкомнатную квартиру по адресу... завещаю своей старшей дочери, Анне Сергеевне Климовой...»
В кабинете повисла тишина. Я сидела, не веря своим ушам. Машка побледнела.
– Это какая-то ошибка, – прошептала она. – Мама бы никогда...
Нотариус поправила очки:
– Завещание составлено по всем правилам. Ваша мать была в здравом уме и твёрдой памяти. Вот её подпись, вот подписи свидетелей.
– Но почему? – Машка повернулась ко мне. – Ты знала?
Я покачала головой. Мне было не по себе. Мама всегда была справедливой, почему же в последний момент она всё оставила мне одной?
– Должно быть объяснение, – я перебирала бумаги, словно там мог найтись ответ.
– Конечно, есть, – вдруг холодно сказала Машка. – Ты к ней подлизывалась последние годы, вот и выслужилась. Молодец, сестричка.
Её слова ударили меня под дых сильнее, чем если бы она замахнулась. Мы вышли от нотариуса врагами. Машка не отвечала на звонки. Через неделю прислала сообщение: «Не думай, что всё так просто. Я буду оспаривать завещание».
И началось.
Машка наняла дорогого адвоката. Тот прислал мне претензию – мол, мама была недееспособна, я на неё давила, пользовалась её состоянием. Потом последовал иск в суд. Соседей опрашивали, врачей дёргали. Машка даже маминых подруг настроила против меня – наплела им, будто я маму чуть ли не таблетками закармливала, чтобы побыстрее отписала мне квартиру.
Я пыталась поговорить с ней, звонила, писала:
– Машка, мы же сестры! Давай просто поделим всё поровну, как мама и хотела.
Но сестра была непреклонна:
– Нет уж, если мама решила, что ты достойна всего, а я – ничего, будем по закону. Докажи, что не манипулировала ею.
Суды тянулись почти год. Я похудела, осунулась, начала пить успокоительные. Муж поддерживал как мог, но тоже был измотан этой войной. Мы потратили кучу денег на адвокатов. Я готова была отдать Машке половину, даже больше, только бы всё закончилось. Но она уже не слышала голоса разума – ею двигала обида, злость, жажда справедливости в её понимании.
А потом случилось то, чего никто не ожидал.
Мой адвокат, перебирая мамины документы, нашёл в старой шкатулке письмо. «Моим дочерям» – было написано на конверте маминым почерком. Дрожащими руками я развернула листок.
«Мои дорогие девочки, Анечка и Машенька.
Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет, а вы, возможно, ссоритесь из-за наследства. Простите меня за то, что я так поступила. Я завещала всё Ане не потому, что люблю её больше. Вы обе – самое дорогое, что у меня есть.
Но я знаю своих дочерей. Аня – мягкая, добрая, она никогда не пойдёт против сестры. А ты, Машенька, сильная, целеустремлённая, умеешь добиваться своего. У тебя хорошая работа, обеспеченный муж. Ты справишься.
Я надеялась, что когда вы узнаете о завещании, Аня предложит тебе справедливый раздел, а ты, Маша, согласишься, поймёшь мой замысел. Я хотела, чтобы вы договорились сами, по любви, а не по бумажкам. Чтобы поняли, как важно оставаться сёстрами несмотря ни на что.
Простите, если ошиблась. Простите, если причинила боль. Но помните – главное наследство, которое я вам оставляю – это не квартира и не деньги. Это ваша сестринская связь. Не потеряйте её.
Мама».
Я рыдала, читая это письмо. Адвокат неловко похлопал меня по плечу и вышел, оставив одну. Когда я немного успокоилась, позвонила Машке.
– Нам нужно встретиться. Срочно.
Голос был таким, что она не стала спорить. Мы встретились в маминой квартире – впервые за долгие месяцы вдвоём. Машка держалась отстранённо, скрестив руки на груди. Я молча протянула ей письмо.
Видела, как менялось её лицо во время чтения. Как дрогнули губы, как заблестели глаза. Она дочитала и закрыла лицо руками.
– Мне так стыдно, – прошептала она.
Я обняла сестру. Мы сидели на мамином диване и плакали вместе, как в детстве.
– Мама хотела, чтобы мы остались сёстрами, – сказала я. – А мы чуть не стали чужими.
– Я была такой дурой, – Машка вытерла слёзы. – Меня так зацепило это завещание... Я думала, мама любила тебя больше, ценила больше. А она просто... просто знала нас.
В тот день мы просидели до ночи, разговаривая, вспоминая маму, листая старые альбомы. А на следующий день пошли к юристу и составили соглашение о разделе наследства – поровну, как и должно быть между сёстрами.
Судебный процесс мы прекратили. Я настояла, чтобы Машка взяла деньги, которые лежали на мамином счёте, – они как раз покрыли её расходы на адвоката. Квартиру решили не продавать, а сдавать, деля доход. Мамины вещи разобрали вместе, бережно, со слезами и смехом, вспоминая истории, связанные с каждой безделушкой.
Прошло уже три года с тех пор. Мы с Машкой снова стали сёстрами – настоящими, родными. Каждое воскресенье собираемся семьями то у неё, то у меня. Наши дети растут вместе, как когда-то мы с ней.
А мамино письмо я храню в той же шкатулке. Иногда перечитываю и думаю – какой же мудрой она была. Она знала, что деньги и имущество – ничто по сравнению с родственными узами. И дала нам самый важный урок даже после своего ухода.
Иногда я думаю – а что, если бы мы не нашли это письмо? Что, если бы злость и обида победили? Страшно представить. Но мама верила в нас. Верила, что в конце концов любовь окажется сильнее.
И она оказалась права.
А вы сталкивались с такой ситуацией? Пишите ваши истории, ваш опыт многим будет полезен.
Спасибо, что вы с нами.❤️
А ещё можно почитать: