— Она помогает вам?
— Кто? Маша? Господь с вами. Она мне только нервы и портит. С работы её выгнали, а теперь с мужиком связалась. Вроде как богатый. Только что с того? Продажная стала Маша. И только.
Серебристый внедорожник медленно остановился у дома с некогда светлым фасадом, теперь выгоревшим и покрытым сетью тонких трещин. Под балконами кое-где свисала штукатурка.
Илона выключила зажигание и на мгновение погрузилась в мысли. кна в доме были слегка запотевшими, за ними двигались силуэты — неторопливо, по-житейски. Она выдохнула, открыла дверцу и вышла, постукивая каблуками по каменным плитам.
Поднявшись на второй этаж, гостья нажала кнопку звонка. Сначала коротко, потом — чуть дольше.
Дверь открылась резко. На пороге стояла женщина в халате, с заколотыми на затылке волосами и лицом, на котором ни одна мышца не выражала радости. Брови приподняты, губы напряжены.
— А вы… из общины? — спросила она настороженно.
Илона чуть замерла. Потом кивнула — ровно настолько, чтобы это можно было счесть ответом.
— Да. Оттуда.
— Проходите, — сказала женщина. — Я ждала, что кто-нибудь придёт.
Илона вошла. На вешалке — чёрное пальто, старый зонт и несколько полиэтиленовых пакетов, сложенных в узел. Всё как положено.
— Кухня здесь. — Женщина указала рукой. — Я Лидия. Вы, значит, от братьев? Прислали сказать что-то? Может, я к новому уровню перехожу?
— Может быть, — сказала Илона. — Мне просто велели зайти. Поговорить.
— А вы давно с ними? — Лида уже заливала воду в чайник, потом передумала, поставила турку.
— Некоторое время, — уклончиво ответила Илона.
— Чай или кофе?
— Кофе, пожалуйста.
— Хорошо. Я только в турке варю, растворимый вредный. Хотите с сахаром?
— Нет, без. Спасибо.
— А я с двумя ложками люблю, — заметила Лида и положила сахар в свою чашку, даже не посмотрев, попала ли точно. Ложки звякнули в фарфоре. — Не могу без сладкого. Правда, это, наверное, от плоти.
Илона присела на край табурета, закинув ногу на ногу. Тонкие пальцы лежали на коленях, как будто ждали команды.
— Вы одна здесь живёте?
— Нет, с племянницей. Машенькой. — Лида достала банку с молотым кофе. — Хотя какая она уже Машенька. Душа у неё — маловерная. Всё ей материальное подавай. То вещи, то работа, то независимость. А душу свою отдала какому-то… папику. Или как там говорят?
Илона опустила взгляд.
— Она помогает вам?
— Кто? Маша? Господь с вами. Она мне только нервы и портит. С работы её выгнали, а теперь с мужиком связалась. Вроде как богатый. Только что с того? Продажная стала Маша. И только.
— Он… часто бывает у вас?
— Кто, этот ухажёр? Да нет. Она где-то шляется. Сама-то ничего не рассказывает. Только цветы таскает. Огромные, как для выставки.
— Вы не знаете, кто он?
— А что мне знать? Я же не следователь. Пусть хоть с Аграповичем встречается, хоть бы съехала уж с концами. А то житья от неё совсем нет.
Лида отвернулась к плите, зажгла огонь. Спина у неё была прямая. Илона достала из кармана крошечный пакетик. Пока Лида скребла ложкой по дну турки, Илона незаметно опустила порошок в кружку с уже насыпанным сахаром. Одно движение — и ничего не изменилось.
— Грех, наверное, жаловаться, — продолжала Лида. — Но я надеялась, что вы пришли не просто так. Может, я уже готова к следующему духовному кругу? Всё же пожертвовала, что могла. Всю технику отдала. Господь видит.
— Конечно, — сказала Илона. — Не всё сразу, но к вам обязательно придут с вестью. Может, сегодня я и есть она.
Лида поставила чашки на стол. В её движениях не было спешки. Она села напротив, пододвинула себе чашку. Илона взяла свою — не отпивая, просто держа одной рукой.
Первые симптомы начались почти сразу. Сначала — сухость в горле, потом — резкий вдох, словно вода попала не в то горло. Лида взялась за шею. Глаза вытаращились, лицо пошло пятнами.
— Что… — прошептала она, и тут же закашлялась. Илона сидела ровно. Смотрела на женщину, как на плохо спетую арию: знакомо, скучно, но требует конца.
Лида пыталась встать, схватилась за стол, но ноги уже не слушались. Она упала на колени, потом — боком, к стенке. Задыхалась. Тело дрожало.
Илона отставила чашку. Встала и с призрением посмотрела на корчащуюся тётку, жадно засасывая ноздрями воздух с нотами угасающей жизни. Она не чувствовала страха, не ощущала жалости. В Лиде не было ничего, что стоило бы сохранить. Простота, глупость, фанатизм — ни капли инстинкта самосохранения. Такие не живут долго в мире, где за тобой следит не только Господь.
Когда всё затихло, Илона подошла к телу. Пульса не было. Она вздохнула. Даже не с облегчением — с раздражением.
Прошла по коридору. Вошла в комнату Маши. Постояла на пороге. Ничем не примечательная обстановка: кровать, шкаф, пара книг на полке. На подоконнике — букет. Всё ещё свежий.
Она подошла ближе. Наклонилась. Цветы качественные. Не базар. Выбор — мужской, вдумчивый. Илона провела пальцем по лепестку. Усмехнулась. Достала из кармана брюк платок, аккуратно протёрла ручку двери, спинку стула и чашку. Всё как положено.
Потом ушла. Не спеша, не оборачиваясь. Дверь захлопнулась за ней мягко. Смерть осталась внутри.
*****
На улице уже растворялись границы между днём и сумерками. Из чьего-то авто доносились новости «Русского радио», сосед с четвёртого закурил на балконе, чиркая спичкой о коробок.
Когда Маша подошла к своей двери, от предвкушения встречи с теткой, с её лица пропала улыбка. Она нажала на кнопку звонка — беззвучно. Открыла дверь своим ключом.
Первое, что её насторожило, — тишина. Какая-то свербящая, будто в квартире отключили не только звук, но и подачу воздуха. Она нащупала выключатель — щёлкнула. Лампочка мигнула и сдалась. Маша чуть выдохнула, прошла в коридор.
На пороге кухни она остановилась резко. Ступни застыли на паркете. Плечи напряглись. В глазах почернело.
Лида лежала на полу.
Тело было странно вывернуто, словно её усадили, а потом уронили. Халат с васильками распахнулся, одна голая нога торчала вбок, будто отдельно от тела. Слипшиеся волосы, щёки тускло-серые. Руки безжизненно разложены: правая — в сторону, левая — под грудью.
Маша кинулась к ней на колени. Пальцы дрожали, но она всё равно потянулась к шее — нащупать пульс. Ничего. Она прижалась ухом к груди. Ничего. От Лиды исходил лёгкий, неуловимый холод — как от железяки, лежащей на морозе слишком долго.
— Лида… — прошептала Маша. — Лида, ты слышишь меня?..
Она поднялась, не зная, куда деть руки, как дышать. Сделала круг по кухне, задела табурет, уронила ложку со стола. Вернулась. Присела. Провела рукой по тыльной стороне Лидиной ладони. Кожа была замшевая, грубоватая.
Тело уже не чувствовало, что его трогают.
Лишь теперь Маша осознала: Лида мертва.
Маша отпрянула, заплакала. Не крикливо, а тихо, с тем тупым отчаянием, которое приходит после осознания. Схватила телефон, набрала номер.
— Ася… — голос её был неузнаваем. — Ася, она… Лида. Она умерла. Я зашла, а она — лежит. На полу. Всё. Всё.
— Машенька, — голос подруги тут же стал тревожным. — Ты ничего не трогала?
— Нет. Я только… пульс.
— Слушай меня. Немедленно звони в скорую. Я сейчас приеду. Маша кивнула, как будто Ася могла это увидеть, набрала на сотовом «ноль три». Руки подрагивали, но голос уже был собраннее.
— Женщина. Возраст пятьдесят один. Найдена дома. Без признаков жизни. Адрес… Да, конечно, жду.
Ася приехала через двадцать минут. Влетела в квартиру без предупреждения, сразу нашла Машу в зале — та сидела на полу, обняв себя за плечи.
— Где она?
— Там. На кухне…
Ася взглянула на тело, потом вернулась к подруге. Глубоко вдохнула.
— Мы ничего не трогаем. Ни одной вещи. Ни одной чашки. Поняла?
— Я думаю… это они. — Маша вскинулась. — Эти… из общины. Они её уговорили на всё. Они ей мозги выели. И… убили. Я уверена.
— Может быть. Но сейчас надо думать, как себя обезопасить. Милиция должна сама приехать — на вызов скорой. Но я им не верю. Знаешь, что начнётся? Допросы. Манипуляции. Запугивания…
— А что делать? Адвоката у меня всё равно нет.
— Георгий. Звони ему.
Маша достала мобильник, набрала номер. Один гудок. Второй. Не ответил. Через минуту — звонок. Она сняла.
— Георгий… Лида… умерла. Я пришла, а она…
Ася жестом попросила трубку и начала твёрдо:
— Георгий, это Анастасия. Маша пришла домой — тётка мертва. Скорая вызвана. Ты нужен. Очень. И лучше не один. Ну, ты понимаешь.
— Понял. Ничего не трогайте, скоро буду.
Через полчаса они уже слышали шаги на лестнице. Дверь открылась, первым вошёл Георгий, за ним фельдшеры и двое в штатском. Тот, что был из милиции коротко кивнул, ничего не спросил, сразу пошёл к телу.
Никаких допросов. Никаких выстрелов глазами. Осмотр. Зафиксировали. Записали время. Подписали бумагу. Тело Лиды накрыли и вынесли. Маша сидела, как будто смотрела чужой спектакль.
— Это они… — снова прошептала она. — Я клянусь, это они. Она всё им отдавала. Телевизор. Центр. Всё. Я ей была как враг. Это они…
Ася села рядом, взяла Машу за руку.
— Ты не должна оставаться одна.
— Она поедет со мной, — вмешался Георгий. Так будет безопаснее. Тебе вызвать такси?
— Не надо, — отрезала Ася. — Я сама доберусь. Главное — не оставляй её одну, ладно?
Друзья, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ на мой канал, буду рада вашим лайкам и комментариям!