Матрёна копалась в огороде, время от времени тяжело вздыхая от напряжения, выпрямлялась, и вытирала пот со лба платком. В огороде работы было невпроворот: сорняки росли как грибы после дождя, а картошка требовала прополки.
В это время, Татьяна медленно шла от центральной усадьбы домой. Идти было тяжело, руки оттягивали чемодан и большая сумка. Сходя с автобуса, она думала что может кто подбросит от Отрадного до Романовки, но попутного транспорта не оказалось. Пройдя небольшую ложбинку, она наконец увидела завидневшийся край плетня, их усадьбы. Войдя во двор, с облегчением поставила на скамейку свои вещи, их теперь было заметно больше, чем когда она уезжала в город учиться. Отыскала на гвоздике за притолокой ключ, открыла дверь и вошла в сени. На неё пахнуло запахом родного дома, запахом который было не сравнить ни с чем. В этом запахе смешались ароматы сухих трав, лежавших под крышей, тёплого дерева половиц, и чуть уловимый дух печи, которую топили еще утром. Сердце Татьяны сжалось от нахлынувшей нежности. Она прикрыла глаза и глубоко вдохнула, стараясь запомнить этот момент, сохранить его в памяти как драгоценность. Пройдя в избу, она огляделась. Все было на своих местах: домотканые половики на полу, вышитые рушники на стенах, старый буфет, на котором стояли глиняные крынки. На столе, под белой скатертью, виднелись блики от самовара. Казалось, время здесь замерло, сохранив все таким, каким было в ее детстве. Выглянув в окно, она увидела Матрёну, склонившуюся над грядками. Её серая косынка сбилась набок, а руки были перепачканы землей. Татьяна улыбнулась и вышла на улицу.
— Бабушка, — позвала Таня, но Матрёна даже не повернулась.
— Бабушка, я приехала, — крикнула она, подходя ближе.
Матрёна вздрогнула и обернулась. На её лице отразилось такое неподдельное счастье, что у Татьяны защипали глаза.
— Танюшка, девочка моя, — Матрёна бросилась к ней, вытирая руки о передник, — приехала, голубка моя, как же я рада.
Матрёна крепко обняла внучку, прижала к себе, слезы радости невольно покатились по щекам, оставляя мокрые дорожки на морщинистом лице. Она слегка отстранилась, чтобы лучше разглядеть девушку.
— Похудела то как, совсем город тебя измотал. Пошли в дом, чего мы тут, в огороде торчим.
В избе увидев все Танины вещи, она вопросительно посмотрела на неё.
— Ба, я насовсем приехала, буду тут работать, в Отрадном, вместо Луизы Петровны.
— Как насовсем? — не поверила словам внучки Матрёна.
— Вот так, насовсем, — заулыбалась Таня, — получила диплом, буду теперь дома, доктором работать. Помнишь, как в детстве мечтала всех вылечить?
— А город как же, — развела руками Мотя, — жених твой как?
— А что город бабушка, — Таня присела на краешек крашеного дивана накрытого домотканой ряднинкой*, — город стоит и никуда не денется без меня. А жених, оказался совсем не жених, а так, просто знакомый.
— Ох Танька, — вздохнула Матрёна, — и в кого ты только такая поперешная уродилась. Говорила ведь, оставайся в городе, жизнь свою налаживай, нет, всё по своему сделала.
— В тебя бабулечка, в тебя моя родная, — Таня поднялась с дивана и обняла Матрёну за плечи, — не ворчи, не ругайся, лучше накорми с дороги свою непутёвую внучку.
Матрёна оттаяла, улыбнулась, и, смахнув набежавшую слезу, засуетилась.
— Сейчас, сейчас, голубушка, мигом соберу на стол. Сейчас я тебя накормлю, да чайку с травами заварим. Устала ведь с дороги, бедная.
Она забегала по избе, доставая из подпола соленья, из печи – томлёную картошку с грибами. На столе выросла горка румяных пирогов с капустой, дымилась миска щей. Татьяна смотрела на бабушку и не могла налюбоваться. Всё такая же хлопотливая, заботливая, родная. За обедом они долго разговаривали. Татьяна рассказывала свои новости, Матрёна свои, кто женился, кто уехал, кто умер. Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, они сидели на завалинке, смотрели на уплывающие в небо облака и молчали. Тишину нарушали лишь стрекот кузнечиков да ленивое тявканье собак. Татьяна чувствовала, как усталость отступает, а душу наполняет спокойствие и умиротворение. Она знала, что сделала правильный выбор, вернувшись домой. Здесь её место, здесь её корни. Матрёна, украдкой поглядывая на внучку, тихо прошептала.
— Вернулась, и ладно, как говориться где родился, там и пригодился. А жених ещё найдётся, не горюй, какие твои годы. Татьяна улыбнулась и прижалась к бабушке. В этот момент она чувствовала себя самой счастливой на свете.
Проснулась Таня, когда солнце едва своим краем поднялось над горизонтом. На стене тихо постукивали ходики, Матрёна спала на печи, время от времени постанывая. Девушка сладко потянулась, в избе было прохладно, несмотря на то, что уже наступал июль. Она скинула с себя толстое одеяло и тихонько слезла с кровати, стараясь не разбудить бабушку. Босые ноги коснулись прохладного деревянного пола. Подойдя к окну, Таня прильнула к стеклу. Роса щедро усыпала траву, и все вокруг сверкало в лучах восходящего солнца. Где-то вдалеке кукарекал петух, а в саду заливались трелью какие-то птички. Она накинула на плечи старенький платок и вышла на улицу. Свежий утренний воздух наполнил легкие. Таня направилась к колодцу, чтобы умыться. Вода была ледяная, но это только взбодрило ее. Умывшись, она почувствовала, как сон окончательно отступил.
Пора было приниматься за дела. Одевшись, в серый шерстяной костюм и белую блузку, в них она сдавала экзамены в институте, позавтракав парным молоком с куском вчерашнего пирога, сказала бабушке.
— Всё бабуль, я в правление, нужно успеть застать Алексея Ивановича на месте, буду на работу устраиваться.
— С Богом, — Матрёна перекрестила внучку и она вышла из дома.
В правлении колхоза “Заря”, несмотря на ранний час, было многолюдно. У стола диспетчерши Симочки, толпились водители, выписывая путевые листы.
— О, Татьяна, — воскликнул один из них, когда она вошла в тесную комнату, — какая ты важная стала, прямо как министр. Зачем к нам пожаловала?
— По делам Илья, — ответила Таня, поправляя волосы.
— По каким, если не секрет?
— Не секрет, скоро узнаешь. Сима, — обратилась она к девушке, — Алексей Иванович у себя?
— У себя, — не отрывая голову от бумаг, ответила Сима, — у него сейчас зоотехник, ты погоди немного, он скоро освободиться.
Таня отошла в сторонку и стала ждать. Ожидание затянулось. Из кабинета доносились приглушенные голоса, потом раздался громкий смех Алексея Ивановича. Наконец, дверь распахнулась и оттуда вышел дородный мужчина в тёмно-синем пиджаке, это был зоотехник, Максим Захарович Зайцев.
— Алексей Иванович, тут к вам Татьяна Зарубина пришла, — прокричала Сима в открытую верь.
— Татьяна? — переспросил Говоров, — так пускай заходит, чего она там у тебя топчется.
— Проходи, — кивнула головой Сима.
Таня вошла в просторный кабинет председателя колхоза и осмотрелась. На стене висела большая карта, на которой были отмечены земли хозяйства, стол заваленный бумагами, и всё время звонивший телефон.
— А чтоб вас, — с досадой проговорил Говоров, — с утра всем чего-то надо.
— Вот, я приехала, — тихо проговорила Таня, — как договаривались. Хочу работать в нашем медпункте, если вы ещё не передумали.
— Да моя ж ты хорошая, — Говоров вышел из-за стола и обнял девушку. Ну как я могу передумать, день и ночь молился, чтобы ты домой вернулась. Видать там, — он указал глазами на верх, — услышали мои молитвы. Можешь прямо сейчас идти и принимать дела у Тюркиной. Она в последнее время всё больше в городе у дочки торчит, с внуками водится, чем в медпункте работает.
Таня зарделась от таких слов Говорова.
— Спасибо вам, Алексей Иванович. Я очень рада вернуться.
— Ну и славно, ну и чудненько, — затараторил Говоров, отпуская Таню, — пока у Матрёны поживёшь, а потом мы для вас дом построим, здесь в Отрадном.
— Не надо дом, Алексей Иванович, — отказалась Таня, — просто помогите нам отремонтировать нашу избушку. Крышу перекрыть, печь подправить, полы перестлать. Ну может ещё что, мужикам виднее в этом деле будет. Я хочу в своём доме с бабушкой жить. Мне так привычнее будет.
— Так на работу придётся полтора километра каждый день бегать, — Говоров посмотрел на Таню испытывающе, — небось в городе отвыкла от такого?
— Нет, не отвыкла, — улыбнулась Таня, — в школу детьми ходили, а теперь и подавно для меня это не препятствие.
— Ну тогда лады, — кивнул Алексей Иванович, — только вдруг если что не так, говори, мы дом построим, всё для тебя сделаем, лишь бы ты тут осталась.
Говоров облегченно вздохнул. “Видно, девка и правда сердцем к деревне приросла. Не зря он, старый дурак, переживал. Сейчас молодежь вся в города рвется, а тут – на тебе, обратно просится. Да еще и от дома отказывается. Ну да ладно, главное – вернулась”.
— Ладно, Тань, как скажешь, так и будет, — председатель снова уселся за стол, — насчет избушки твоей, это мы мигом организуем. Мужики наши рукастые, помогут. Крышу перекроем, печь подправим, полы перестелем. Все как надо сделаем.
— Спасибо вам огромное, Алексей Иванович.
— Да за что, родная моя, это тебе спасибо, за то что домой вернулась, не позарилась на сытую жизнь да лёгкий хлеб.
_________________________________________________
*Ряднинка — домотканое полотно, одноцветное или цветное из тонких ниток с узорчатой фактурой.