Когда Марина переехала в квартиру мужа, ей казалось, что она наконец-то нашла свой дом. Небольшая трёхкомнатная квартира в панельной пятиэтажке досталась Артёму после смерти бабушки. Без особого ремонта, с облупившейся краской на батареях и полом в коридоре, который под вечер скрипел так, будто под ним кто-то жил. Но Марину это не пугало — она верила, что уют создаёт не мебель и не обои, а отношения.
С Артёмом они познакомились на работе: оба занимались снабжением в одной и той же строительной компании. Он сразу показался ей спокойным, надёжным, без этих замашек «пойду в стартап». Марина к тому моменту уже устала от мужчин с планами, которые пропадают через неделю.
Через год после свадьбы она уволилась и ушла на фриланс — делала удалённую бухгалтерию для трёх небольших ИП. Получалось немного, но стабильно. Артём всё чаще задерживался на работе, объясняя, что в отделе кадров начались проблемы, и он помогает, чем может. Иногда возвращался после полуночи. Тогда Марина, уставшая, но терпеливая, разогревала ужин и расспрашивала, как прошёл день. Он чаще отвечал односложно: «нормально».
Потом в их квартире появилась Таня — сестра Артёма. Сначала «временно», потому что разошлась с мужем. У Тани был сын, девятилетний Максим, которого она привезла через две недели после переезда. Марина не возражала. Гостиную отдали Тане с сыном. Казалось, всё временно, просто семейная передышка на время Таниных трудностей.
Сначала Марина старалась помогать. Ходила за продуктами, готовила и для Тани, и для Макса, стирала общее бельё, гладила школьную форму. Артём лишь кивал: «Ты у меня умница». Иногда оставлял деньги на тумбочке. Но чаще Марина сама перекрывала дыры — то на продукты, то на лекарства для мальчика, то на сменную обувь в школу. Ни Таня, ни Артём об этом вслух не говорили, но будто ожидали, что так и должно быть.
Прошёл год. Таня не собиралась съезжать. Она устроилась на полставки в парикмахерскую неподалёку и всё время говорила, что снимать квартиру дорого, а тут — «семья рядом, да и сыну спокойнее». Марина уже не спорила. Просто заметила, что Артём почти перестал обсуждать с ней общие дела. Стал сухим, замкнутым. Казалось, что квартира давно стала чьей-то другой территорией, и она здесь будто гость.
Настоящий перелом случился, когда пришла тётя Артёма — Людмила Николаевна. Вроде на день, «перекинуться парой слов». Но осталась на неделю. А потом — на месяц. Потом стало ясно: Марина опять должна готовить на всех, покупать продукты, убираться. И — главное — улыбаться. Потому что все вокруг были «свои». А она? Она просто «жена Артёма». К ней относились вежливо, но как к посторонней, как к арендатору, у которого заканчивается срок.
В одну из суббот Марина встала раньше всех. У неё была отчётность для одного ИП, срочная, нужно было всё успеть до вечера. Она поставила чайник, села за ноутбук, попыталась сосредоточиться.
В это время вошла Таня. Не поприветствовав, сразу открыла холодильник, громко стукнув дверцей.
— Опять ничего нормального, — пробурчала она. — Максу хоть бы что-то вкусное купила. Он ведь ребенок. Постоянно чего-то хочется.
Марина подняла голову.
— Я вчера купила на тысячу. Там мясо, овощи, творог.
— Ну творог — это, конечно, верх гастрономии. Сходи и возьми что-то нормальное. Хоть курицу запечь.
— У меня работа, Таня.
— А у меня что, нет работы, по-твоему? — Таня раздражённо закрыла холодильник. — Только я вот не сижу целыми днями за ноутбуком, в тапочках.
В комнату заглянул Артём. Быстро оценил ситуацию и, не сказав ни слова, ушёл обратно. Ни поддержки, ни вопроса. Просто ушёл.
Марина смотрела на свой экран, но цифры расплывались. Она чувствовала, как её вытесняют. Тихо. Постепенно. Без истерик, без криков. Просто перестают замечать. Будто не было этих покупок, не было вечеров за ужином, не было разговоров, где она подбадривала Артёма, когда его понизили. Всё как будто стёрлось.
Осталась только она — с карточкой, на которую пришли последние 14 тысяч. И трое «родственников», которые этим вечером ещё скажут ей, что «в доме должен быть порядок». Только не уточнят — чей это дом, и кто тут вообще за всё платит.
Марина вышла на улицу. Ей хотелось просто пройтись, вдохнуть воздух, не слышать этих голосов за стенкой, не видеть брошенные на неё взгляды, в которых читалось: «Ты лишняя». В руке она машинально перебирала ключи. Всё ещё носила брелок с надписью «Наш уютный уголок». Подарок от Артёма, когда она в первый месяц брака переклеила в спальне обои. Сейчас это казалось каким-то грустным анекдотом.
По пути в магазин она думала, стоит ли вообще покупать продукты. Или просто заплатить за интернет, да и всё? Но потом представила Макса, который снова жалуется, Таню с недовольной гримасой, и — вздохнув — всё-таки взяла обычный набор: курица, крупа, яблоки, немного молока, пару пачек печенья.
На кассе, когда уже пробивали последнюю позицию, девушка-сотрудница произнесла сумму покупки и я приложила карту.
— Карта отклонена. Попробуйте ещё раз.
Марина нахмурилась. Проверила баланс. Четыреста с копейками. Четыреста. Вместо четырнадцати тысяч. Она замерла.
— Можно я пока в сторонку? — попросила она кассира.
Отошла, достала телефон, открыла приложение. Переводы. Перевод на имя «Артём Владимирович К.». Два перевода — на шесть и восемь тысяч. С пометкой: «Коммуналка» и «Закупки по дому».
Она не могла поверить. Позвонила. Он не взял. Написала. Через минуту пришло короткое:
«Ты ведь сама говорила, что это общее. Я думал, нормально».
Она медленно удалила сообщение. Пошла домой налегке.
Дома всё было по-прежнему: телевизор гудел на кухне, Макс сидел на полу с планшетом, а Таня в наушниках что-то резала на разделочной доске.
Увидев Марину, даже не обернулась.
— Ты курицу взяла? Макс голодный.
— Нет, — ответила Марина тихо. — Деньги закончились.
Таня сняла наушник с одного уха и посмотрела с удивлением.
— А что, за отчётность уже не платят?
— Платят. Только теперь, видимо, не мне.
И не дожидаясь ответа, прошла в комнату. Села на диван. Закрыла глаза.
Минут через десять зашла Людмила Николаевна — всё в тех же своих нескончаемых тапочках и халате, который, казалось, перекочевал сюда с 80-х годов.
— Девочка, я тебе что скажу. Мы тут посоветовались... Надо навести порядок. Не может быть такого, что всё как попало.
— Что вы имеете в виду? — Марина даже не повела бровью.
— Ну вот хотя бы полы. У тебя пятна под столом. Я Артёму сказала — стыдно. Люди живут, гости в доме, а тут грязь. И холодильник пересмотри. Там полки пустые, а так не должно быть. Ты тут кто хозяйка или квартирантка, почему не следишь?
Марина кивнула. Потом снова кивнула. И ещё раз. И так трижды, будто проверяла себя — способна ли вообще среагировать. Не способна.
— Хорошо, — сказала она. — Порядок так порядок. Я наведу.
Когда Артём пришёл вечером, она молча положила перед ним распечатку из банка. Он пробежал глазами, почесал шею и хмыкнул:
— Ну... Я думал, ты не против. Всё же для дома.
— Для какого? — голос был тихим. — Для меня это больше не дом.
— Ну вот опять. Ты начинаешь.
— А ты не замечаешь? Я не прошу благодарности, не надо даже спасибо. Но когда меня спрашивают: «Ты тут кто?» — мне нечего ответить.
Он помолчал. Потом развёл руками:
— Да не говори ерунду. Никто так не говорил.
— Сегодня утром. Сестра. Ты ведь слышал. И тётя намекала.
Он отвернулся. Сделал вид, что ищет зарядку.
— Ты просто всё воспринимаешь слишком близко, — пробормотал он. — Это же семья. В семье всё общее. И трудности, и деньги.
— Только обязанности — мои. А дом — ваш. С этого дня каждый сам по себе.
Он не ответил.
Этой ночью Марина не спала. Смотрела в потолок, вспоминала разговоры с подругами, где так гордо рассказывала о «домашнем очаге». А теперь чувствовала себя как гость на вокзале. Кто-то дал ей скамейку и сказал: «Посиди пока. А если что — подвинься».
Она включила ноутбук и открыла вкладку с предложениями по аренде. Ей не нужно было много. Главное — своё. Где не нужно доказывать, что ты не обуза. Где не придётся слушать, что холодильник пустой. Где просто можно жить.
Марина щёлкала объявления, словно листала чужие жизни. Светлая студия у парка. Комната в коммуналке. Маленькая однушка с балконом. Серо-бежевые стены, вытертые ковры, разномастные кресла. Всё было чужим, но в этих стенах хотя бы никто не ставил бы её на место.
Открыла блокнот, прикинула бюджет. Оставались какие-то накопления, немного — на депозитной карте. Если перейти на трёх клиентов с полной нагрузкой — справится. Главное, чтобы не мешали. Не отнимали силы.
На следующий день она ушла пораньше. Сказала, что едет к заказчику. На самом деле — к риелтору. Оказалась приятная женщина с пронзительно-голубыми глазами и хрипловатым голосом. Показала однушку в кирпичном доме у рынка. Четвёртый этаж без лифта. Пахло краской — стены только перекрасили. Окно выходило во двор, где росли старые тополя. Ни телевизора, ни шкафа, ни даже микроволновки. Только кровать и икеевский столик.
Марина прошла по комнате босиком. Пол был чистый и прохладный. В этот момент ей было всё равно, что нет мебели. Что впереди переезды, коробки, сборы. Здесь не требовали оправданий. Это было место, где можно молчать и не бояться, что тишину кто-то посчитает упрёком.
Она подписала договор. Вернулась домой с пустыми руками. Ни пакета с продуктами, ни тяжёлых сумок.
На кухне сидели Таня и Людмила Николаевна. Пили кофе и обсуждали, кто сколько сдал на подарки к дню рождения коллеги Тани. Увидев Марину, обе замолчали.
— Ну хоть что-то купила? — хмыкнула Таня, глядя на её руки.
— Нет, — спокойно ответила Марина. — Сегодня последний ужин, где я что-то должна.
— Прости, что? — переспросила Людмила Николаевна.
— Завтра я переезжаю. Я сняла квартиру.
— Ты это серьёзно? — Таня выпрямилась. — Из-за того, что кто-то не так посмотрел и слово сказал?
— Не из-за слов. Из-за всего. В этом доме меня больше не слышат.
На пороге появился Артём. Он держал в руке пачку бумаги и явно хотел что-то сказать, но замер.
Марина повернулась к нему.
— Не пытайся меня остановить. Я уже устала жить, как будто под вопросом.
Он подошёл ближе. Смотрел долго. И вдруг — почти шёпотом:
— Ты же платила за всех. Ты же… ради нас старалась. Почему не сказала раньше, что тебе тяжело? Мы бы что-то придумали.
— Я говорила. Просто вы слышали только то, что удобно. Я всё ждала, что вы поймёте. Но поняла — не вы, а я. Я себе здесь больше не хозяйка.
Он опустил глаза.
Марина спокойно собрала ноутбук, паспорт и вещи в сумку. Повернулась, прошла мимо кухни. Там по-прежнему сидели Таня и Людмила Николаевна. Словно ничего не произошло.
Когда хлопнула дверь, в квартире стало на миг непривычно тихо. А Марина, стоя у подъезда, впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью.
Переезд прошёл быстро. За пару часов она обустроилась на новом месте. Расстелила плед на матраце, включила ноутбук, заказала чайник через интернет. Устроилась у окна и слушала, как за окном кричат дети, во дворе гавкает собака, а соседи ругаются из-за парковки. Но это было другое. Живое. Нормальное.
Через пару недель ей позвонила Таня.
— Слушай, ну ты как там вообще? Вернуться не хочешь? Тётя уехала, — голос был как будто неуверенный, не её обычная интонация «знающей хозяйки». — Я тут Максу одежду перебирала… Он твой свитер нашёл. Попросил вернуть. Скучает. С тобой было проще. Я теперь работаю целый рабочий день, а денег не вижу. Не знаю на сколько меня и брата хватит. Может все таки передумаешь?
Марина улыбнулась — немного грустно, но без боли. Она и правда привязалась к мальчику. Не он был причиной всей той усталости. Просто стал её частью, как фон, на котором происходило главное: отчуждение. Теперь начали ценить её.
— Пусть оставит на память. А я — всё хорошо. Работаю, хожу по вечерам в парк. Иногда даже готовлю что-то только для себя. Представляешь?
— Ну ладно… — Таня замолчала, потом добавила: — Ты, если что, заходи. Всё-таки семья…
— Семья — это про взаимность, — спокойно ответила Марина. — Но спасибо. Будь здорова.
После этого звонка она долго не могла сосредоточиться на работе. То открывала таблицы, то замирала над ними. Впервые за всё это время она поняла, что её уход стал для кого-то настоящей потерей. Но только не в тот момент, когда она варила ужин на пятерых и стирала полотенца. А теперь, когда исчезла.
На следующей неделе ей позвонил Артём.
— Я всё думаю… Может, встретимся? Я тебя, кажется, совсем не слышал тогда. Просто не умел. Думал только о родне. А ты же была рядом. И делала всё.
— Я делала, потому что думала, что нас — двое. А оказалось, что трое. Или даже больше. А меня не было.
— Я теперь понимаю. Хоть и поздно. Слушай, может, просто кофе? Без обещаний. Без разговоров ни о чём.
Марина смотрела на экран телефона. Пальцы зависли над кнопкой. А потом она нажала «Завершить».
Она не злилась. Не было злости, обиды, претензий. Просто теперь в её жизни не было места для «может быть». Только для «точно моё».
В выходные она пошла в магазин и купила абсурдно яркие шторы в цветочек — те самые, которые раньше бы Таня раскритиковала. Купила тостер. И пачку дорогого кофе. Просто потому что могла.
Жизнь снова текла. Без перекрёстных обязанностей, без ощущения, что она кому-то что-то должна. Она сама выбирала, во сколько ложиться, с кем разговаривать, когда тратить деньги и на кого. И пусть иногда вечерами было чуть тоскливо — зато по-настоящему тихо.
Однажды, когда она выносила мусор, к ней подошла пожилая соседка в клетчатом пальто.
— Вы новенькая? Я всех жильцов знаю. Всё жду, когда кто-нибудь улыбнётся. А то нынче все с телефоном в руках.
Марина рассмеялась:
— Я — новенькая. И улыбаюсь. Давайте знакомиться.
Старушка протянула руку:
— Валентина Сергеевна. Я вон в той квартире, с цветами на балконе.
— А я Марина. Буду рада компании.
Когда Марина поднималась по лестнице, впервые за долгое время в голове не крутилось ничего тревожного. Ни списки покупок. Ни чьи-то претензии. Ни сомнения в себе.
Просто лестница. Просто своя дверь. Просто жизнь, где она — не обслуживающий персонал, не фоновая фигура, не незаметный жилец. А человек, который встал и ушёл. Чтобы стать собой.