Кто хоть раз слышал фамильярное “Губит людей не пиво, губит людей вода!” — тот точно смотрел кино Леонида Гайдая. А ведь эта цитата родилась не в голове режиссёра , а у самого Михаила Зощенко — писателя - сатирика отечественной литературы 20 века.
Фразы Зощенко не устаревают: смеются над ними и те, кто застал алюминиевые ложки в столовых, и нынешняя молодёжь.
🎬 Гайдай + Зощенко: Как рождался «Не может быть!»
В середине 70-х Леонид Гайдай решился на эксперимент — экранизировал произведения Зощенко, собрав комедийный “салат” из трёх новелл: «Преступление и наказание» (не путать с Достоевским!), «Забавное приключение» и «Свадебное происшествие». Казалось бы, при чём тут еда? Но любой советский банкет — в том числе и в кино — немыслим без румяных пирожков и бодрого тоста.
Гайдай говорил: В кинокомедии должно быть как можно меньше слов, а те, которые есть, обязаны быть лаконичными, отточенными, бьющими точно в цель.
Получилось: каждую цитату из «Не может быть!» хочется немедленно выписать на салфетке, чтобы не забыть на ближайшем семейном застолье.
Любимая историческая “приправа” Гайдая — 1920-е годы. Режиссёр возвращается к этой эпохе снова и снова: именно тогда, казалось бы, самые обыденные темы жизни — от обычного чаепития до бюрократических абсурдов — были неотделимы от всеобщей беззлобной иронии. Эту атмосферу он создавал и в «12 стульях», и уже во время работы над «Не может быть!» тщательно сохранял обаяние ненастоящей, но очень привлекательной ретро-жизни.
Интересно, что изначально Гайдай хотел дать волю своему комедийному азарту и “трансформировать” сюжет в современность — примерно так, как это получилось с “Иваном Васильевичем…”. Но здесь замысел остался “неприготовленным”:
На худсовете режиссёру напомнили, что с мещанством, бедностью, бытовым пьянством и стремлением к “легкой наживе” советский народ якобы давно простился. И получилось в итоге то, что получилось: мы наслаждаемся комедиями о “давно минувших временах”, узнавая в каждом персонаже себя, своих соседей и родственников — и, конечно, свои гастрономические страсти.
Цитаты, которые вы точно знаете
Какие сцены из классики навсегда поселились в народной памяти? Конечно те, где герои делят пироги, спорят о компоте и философствуют о воде и пиве. Вот несколько цитат из фильма «Не может быть!», уже ставших частью фольклора:
Губит людей не пиво, губит людей вода!
В прежние времена я мог свободно четверть выкушать. Ну, конечно, был романтизм, закуска
Ах, романтизм) Где он еще так ярко проявляется, как не в неспешных застольях
-А компот? Это фраза из другого фильма Л. Гайдая Приключения Шурика.
Простая, как три копейки, реплика. Но сколько бы раз мы её не повторяли в обычной жизни, всегда с улыбкой😊
📚 Еда и юмор у Зощенко: сатирический гастрономический микс
Михаил Зощенко славился не только умением разбирать на винтики советскую действительность, но и магическим превращением повседневной еды в повод для шутки. Вот — героиня знаменитого рассказа «Аристократка» на свидании с “мужичком” сталкивается со вселенской проблемой:
Которые без денег – не ездют с дамами
Дальше смешнее — оказывается, пирожные доставляют не только гастрономическое удовольствие, но и философский стресс. А ведь девиз “лучше голодать, чем брать взаймы” — вовсе не такая уж шутка среди тех, кто осмелился отправиться в кафе на последнее жалование.
Рассказ Аристократка будет в конце статьи👇
А как не вспомнить «Спи скорей» — поистине универсальный совет для всех, кто делит одну подушку, кастрюлю или… бутерброд:
Спи скорей — твоя подушка нужна другому
В коротких диалогах Зощенко заключена вся соль советской жизни: недоедание – не повод терять чувство юмора, а “сладкое” послевкусие от острот писателя остаётся с нами до сих пор.
🥘 Легенды о компоте, пирожках и советских банкетах
Мало кто задумывается, что советское застолье иностранцу могло бы показаться абсурдом — уж больно много разговоров там крутилось вокруг еды. Почему? В бедности есть одно преимущество: повод свернуть разговор к куску белого хлеба или объедкам на сковородке — и тем самым объединиться в едином смехе.
Пирожки с мясом или повидлом, заливное, оливье и курица с майонезом — все эти блюда становились не только украшением стола, но и драматургическим центром сюжета.
Зощенко мастерски шутил на тему общей бедности, делая слабости людей... очаровательными. Кто-то стесняется третью ложку сахара? Кто-то присматривает лишнюю котлету? Смейтесь и берите пример: правда жизни, поданная с иронией, становится настоящим уроком стойкости.
😁 Как смеялись за едой и смеялись над едой
Вот несколько примеров мини-юмора в духе Зощенко, которые можно обнаружить не только в его рассказах, но и в нарративе советских киновечеров:
- Котлеты с сюрпризом — всегда самые подозрительные!
- Забыл деньги в пальто – чувствуй себя участником рассказа Зощенко: “Которые без денег – не ездют с дамами”!
- Гость без закуски — к сцене не допущен.
- Если тебя пригласили на “чай”, жди сюрприза: в лучшем случае тебе светит... горячая вода с запахом лимона.
За скромным блюдом всегда стоит история, собеседники и их добродушный смех.
М. Зощенко Аристократка
Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:
– Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всем объеме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый.
– Откуда, – говорю, – ты, гражданка? Из какого номера?
– Я, – говорит, – из седьмого.
– Пожалуйста, – говорю, – живите.
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
– Да, – отвечает, – действует.
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц – привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше – больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. И чего сказать – не знаю, и перед народом совестно.
Ну, а раз она мне и говорит:
– Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
– Можно, – говорю.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит.
– Здравствуйте, – говорю.
– Здравствуйте.
– Интересно, – говорю, – действует ли тут водопровод?
– Не знаю, – говорит.
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
– Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
– Мерси, – говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
– Нет.
И берет третье.
Я говорю:
– Натощак – не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет, – говорит, – мы привыкшие.
И берет четвертое.
Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи, – говорю, – взад!
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять.
– Ложи, – говорю, – к чертовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
– Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет.
– С вас, – говорит, – за скушанные четыре штуки столько-то.
– Как, – говорю, – за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
– Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.
– Как, – говорю, – надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят – надкус сделан, другие – нету.
А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
– Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
– Давай, – говорит, – я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег – не ездют с дамами.
А я говорю:
– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.
1923г.
Пусть на вашем столе тоже будут пирожные, компот и побольше доброго, остроумного смеха — как в лучших комедиях и произведениях.