— Аня, я поставила тесто на пироги, к вечеру будут готовы, — Валентина Ивановна вытерла руки о фартук и подмигнула трёхлетнему Грише, который возился с деревянной лошадкой на полу.
— Спасибо, мам, — я всегда называла её мамой, хотя сначала стеснялась. Но она сама настояла.
Деревенское утро разливалось светом через занавески с васильками. Наш дом стоял на краю села, окна выходили на поле подсолнухов. Паша говорил, что выбрал это место, потому что подсолнухи напоминают ему мою улыбку.
— Гриша, иди умойся, папа скоро завтракать будет, — я потрепала сына по макушке.
— Не хочу! — он рассмеялся и спрятался за бабушкину юбку.
Валентина Ивановна подняла его на руки:
— А кто не умоется, тому блинчика не достанется, — она шутливо пригрозила пальцем, и Гриша, захихикав, позволил отнести себя к умывальнику.
Я выглянула в окно. Паша уже третий день возвращался поздно. Говорил, что помогает Степану с новой пристройкой, но в его взгляде что-то изменилось. Раньше он смотрел прямо, а теперь словно мимо меня.
На кухне запахло свежими травами. Валентина Ивановна нарезала укроп и петрушку из нашего огорода.
— Думаешь о чём-то? — спросила она, поймав мой взгляд.
— О Паше. Он какой-то... другой стал.
Она вздохнула и на мгновение замерла с ножом в руке.
— С ним такое бывает. Замыкается. Как отец его. Отмолчится и вернётся.
Скрипнула дверь, и на пороге появился муж. Небритый, с тенями под глазами.
— Утро, — буркнул он, проходя к столу.
— Папа! — Гриша подбежал, но Паша только рассеянно потрепал его по голове, не поднимая глаз.
Валентина Ивановна многозначительно посмотрела на меня и поставила перед сыном тарелку с яичницей.
Завтрак прошёл в молчании. Паша ел торопливо, будто куда-то спешил.
— Останься сегодня дома, — предложила я. — У Гриши день рождения через два дня, нужно подготовиться.
— Не могу, — он отодвинул тарелку. — Дела.
— Какие дела важнее семьи? — впервые я почувствовала обиду, поднимающуюся изнутри.
Паша не ответил. Поднялся, взял куртку и направился к двери.
— Поцелуй сына хотя бы, — тихо сказала я.
Он замер на пороге, но так и не обернулся. Хлопнула дверь.
Гриша недоуменно посмотрел на меня:
— Папа ушёл?
— Да, милый, папа на работу пошёл, — я обняла сына, пряча навернувшиеся слёзы.
— Опять он в себя ушёл, — вздохнула Валентина Ивановна. — Он такой с детства. Замкнётся, молчит, потом отпускает.
День прошёл как обычно. Мы с Валентиной Ивановной возились в огороде, Гриша помогал поливать грядки из маленькой лейки. Закатное солнце окрасило небо в розовый, а Паша всё не возвращался.
— Может, позвонить Степану? — предложила я, когда мы сели ужинать.
— Не накручивай себя раньше времени, — покачала головой свекровь. — Поздно уже, смотри, и Гриша засыпает.
Я уложила сына, долго сидела рядом, слушая его ровное дыхание. Ждала звука шагов за окном. Но слышала только, как ветер шевелит листья яблони под окном.
Валентина Ивановна ещё возилась на кухне, когда я спустилась вниз.
— Иди спать, — сказала она. — Утро вечера мудренее.
Но уснуть я не смогла. Ворочалась до рассвета, прислушиваясь к каждому шороху. Когда первые лучи солнца коснулись подоконника, я поняла, что этой ночью Паша так и не вернулся.
На кухне уже хлопотала Валентина Ивановна, будто ничего не произошло.
— Воды принеси свежей, — попросила она, не комментируя отсутствие сына.
Я взяла ведро и вышла во двор. Воздух пах травами и утренней свежестью. У колодца увидела белый листок, прижатый камнем к скамейке.
Сердце заколотилось быстрее. С трудом разобрала знакомый почерк:
«Простите. Я не могу так больше. Не ищите меня. Я устал. Прощайте».
Ведро выпало из рук. Я осела на землю, не чувствуя ног.
— Аня? — Валентина Ивановна выглянула на крыльцо. Увидела меня, подошла, подняла записку.
Её лицо застыло. Без слов она протянула мне руку и помогла подняться.
Мы вернулись в дом. Гриша ещё спал. На столе остывал завтрак. Я смотрела на недопитый чай, на свежие булочки, на игрушки Гриши, разбросанные по комнате.
— Что теперь? — голос мой звучал глухо.
Валентина Ивановна молча взяла Гришину лошадку, поставила на полку.
— Жить будем, — она подняла на меня глаза, в которых читалась решимость. — Вдвоём растить будем. Справимся.
И я вдруг поняла — справимся. Должны справиться. Ради Гриши.
Три года пролетели незаметно. Гриша вырос, окреп, и теперь собирался в первый класс. Я разложила на кровати новую форму, купленную на деньги с моей зарплаты почтальона.
— Мам, а галстук обязательно? — Гриша скривился, разглядывая школьный набор.
— Обязательно, — я потрепала его по голове. — Ты же будешь самым красивым мальчиком в классе.
За окном послышался голос Валентины Ивановны, зовущей кур. Мы с ней давно выработали систему — я на работе, она с Гришей и хозяйством. Вечерами вместе возимся на огороде, зимой консервируем, весной сажаем.
— Напомни бабушке, что нужно полить помидоры, — я повязала фартук. — А я пока завтрак приготовлю.
Проходя мимо зеркала, я невольно остановилась. Лицо осунулось, под глазами залегли тени. Но взгляд стал тверже. Больше никакой наивности. Я научилась жить без Паши, хотя иногда по ночам всё ещё плакала в подушку.
На кухне зашипело масло на сковороде. За окном слышались деревенские звуки — мычание коров, петушиный крик, отдалённый трактор.
— Валя со своим козлом опять на наш участок залезла, — Валентина Ивановна вошла на кухню, вытирая руки о фартук. — Все кабачки потоптала.
— Пусть потоптала, — я перевернула оладьи. — Нам хватит.
— Это не дело, Аня, — свекровь поджала губы. — Нельзя всем позволять на шею садиться.
Я промолчала. За три года наслушалась всякого. «Мужика не удержала», «Теперь без хозяина», «Бедный мальчик без отца». Поначалу каждое слово било как пощёчина. Потом научилась не слышать.
— Анька, ты чего задумалась? — Валентина Ивановна тронула меня за плечо. — Горят же!
Оладьи и правда подгорели. Я выключила плиту, открыла окно, выпуская дым.
— Извини, задумалась.
— О нём? — она никогда не называла сына по имени. Только «он».
— Нет. О нас. Справляемся ведь.
Валентина Ивановна кивнула и вдруг обняла меня. Это было так неожиданно, что я замерла. За все три года она ни разу не позволила себе такой откровенной нежности.
— Справляемся, — подтвердила она, отстраняясь. — А ты чего на почту сегодня не идёшь?
— Выходной взяла. Гришу в школу готовлю.
В дверь постучали. На пороге стояла соседка, Клавдия, полная женщина с вечно красным лицом.
— Здравствуйте, — она бесцеремонно прошла в дом. — Слыхали новость? Зинка из сельмага говорит, видела вашего Пашку в райцентре!
Я вздрогнула. Валентина Ивановна выпрямилась:
— И что с того?
— Да ничего, — Клавдия заулыбалась. — Просто думала, вам интересно будет. С какой-то городской там был.
Сердце дёрнулось, но я только пожала плечами:
— Спасибо, Клавдия Петровна. Но нам неинтересно.
Соседка удивлённо моргнула:
— Как это? Муж всё-таки...
— Был муж, — твёрдо сказала я. — А теперь нет. Хотите оладий?
Клавдия растерянно отказалась и ушла. Я опустилась на стул, чувствуя, как дрожат колени.
— Ты молодец, — Валентина Ивановна налила чаю. — Правильно ответила.
Вечером, когда Гриша уснул, мы сидели у печки. Осенний ветер бросал в стекло первые капли дождя.
— Я иногда думаю, может, я виновата? — слова вырвались против воли. — Мало поддерживала, мало слушала...
Валентина Ивановна отложила вязание:
— Нет, деточка. Это он виноват. Бежать легче, чем жить.
Она помолчала, глядя на огонь:
— Знаешь, я ведь тоже думала, что виновата. Когда мой Иван пил, когда руку поднимал. Думала — не так готовлю, не так говорю. А потом поняла — человек сам выбирает свою дорогу. Не мы за них решаем.
Я прижалась к её плечу. На следующий день Гриша пошёл в школу. Я вела его за руку, гордо подняв голову. Мамы других детей шептались, показывая на нас пальцами.
— Мама, — Гриша остановился у ворот школы. — Смотри, что я нарисовал!
Он протянул мне рисунок. Три фигурки — он, я и бабушка. В центре — большое солнце с корявой надписью «Моя семья».
Я спрятала рисунок в сумку, чтобы никто не видел, как я плачу. Но это были первые за долгое время слёзы не от боли, а от счастья.
Так прошёл год. И ещё один. Гриша рос смышлёным, помогал по дому, хорошо учился. На школьных праздниках всегда читал стихи.
— Такой талантливый мальчик, — говорили учителя. — И видно, что любимый.
В один из таких дней, на школьном конкурсе чтецов, Гриша занял первое место. Весь зал аплодировал, а я, сидя в первом ряду, не могла сдержать слёз.
— Вот ведь — без мужика, а как сына вырастила! — донёсся до меня шёпот Клавдии, обращённый к соседке.
Я обернулась и впервые за долгое время улыбнулась. По-настоящему.
Читайте от меня:
Спасибо за прочтение, мои дорогие!
Подписывайтесь и пишите как вам моя история! С вами Лера!