Я всегда думала, что любовь – это когда вместе навсегда. Ну, то есть... как бы объяснить? Когда два человека становятся чем-то одним. И вещи уже не просто вещи, а часть общего пространства. Часть общей жизни.
И вдруг Кирилл говорит:
– Этот торшер я забираю. Он мой.
И всё. Будто что-то оборвалось внутри. Семь лет отношений, четыре года брака, а теперь мы делим торшер.
Торшер, который мы купили вместе. В тот день лил дождь, мы промокли до нитки, забежали в мебельный магазин просто обсохнуть. И увидели его – нелепый, с изогнутой ножкой и абажуром цвета осенних листьев.
– Смотри, – сказал тогда Кирилл, – он похож на жирафа, который пытается достать до потолка.
Я рассмеялась. Мы купили этот торшер. Он стоял у нас в гостиной и каждый вечер создавал уютный полумрак, в котором мы читали, разговаривали, иногда просто молчали вдвоем.
А теперь Кирилл говорит:
"Он мой".
– Лена, ты слушаешь? Я говорю, этот торшер забираю я.
Я смотрю на него и не узнаю. Когда это случилось? Когда мой Кирилл, превратился в этого человека с блокнотом в руках?
Человека, методично записывающего, что кому достанется после развода.
– А диван? – спрашиваю я, чувствуя, как голос предательски дрожит.
– Диван можешь забрать. Он тяжелый, я не хочу с ним возиться.
Не хочет возиться! А со мной, значит, тоже не хочет возиться? Стала обузой? Тяжелой, как диван?
Знаете, что самое странное? Я не могу вспомнить, когда именно всё начало рушиться. Не было громких скандалов, драматических сцен или внезапных откровений. Просто однажды утром я проснулась и поняла, что мы с Кириллом спим, повернувшись друг к другу спинами. И так уже давно.
Каждый день мы просыпались. Готовили завтрак. Говорили о планах на день. Работали. Встречались вечером. Ужинали. Обсуждали новости. Смотрели сериал. Ложились спать. Всё как будто нормально. Но что-то неуловимо изменилось. Как будто между нами выросла стеклянная стена – всё видно, но не дотянуться.
– А фотографии? – спрашиваю я, разглядывая наш свадебный альбом.
Кирилл пожимает плечами. – Оставь себе. Мне они не нужны.
Не нужны?! Семь лет жизни – не нужны?
В тот вечер я долго сидела на кухне одна. Кирилл ушёл ночевать к другу – сказал, что так будет проще. Проще... Интересно, кому?
Я включила торшер. Тот самый. Сидела и смотрела, как свет падает на стену, создавая причудливые тени. Может, он прав? Может, нужно просто разделить всё поровну и разойтись?
Пятнадцать тарелок – тебе семь, мне восемь. Книжный шкаф – тебе. Кофе машина – мне. Годовщины, отпуска, планы на будущее – как это поделить?
Зазвонил телефон. Мама. – Как ты, солнышко? – Нормально, – говорю, а у самой слёзы. – Лена, не плачь. Всё наладится. – Не наладится, мам. Мы уже всё решили.
После разговора стало только хуже. Мама всегда любила Кирилла. Говорила:
"Такие мужчины – на вес золота. Цени его".
Я ценила. Наверное, недостаточно.
Утром я проснулась с опухшими глазами и твёрдым решением. Позвонила Кириллу:
– Приезжай. Нам нужно поговорить.
Он приехал через час. Настороженный, с кругами под глазами – тоже не спал.
– Слушай, – начала я, когда мы сели на кухне. – Я тут думала...
– Лена, – перебил он, – давай без драм, ладно? Просто разделим вещи и всё.
Меня будто кипятком обдало.
– Без драм? Серьёзно? Семь лет вместе, а ты хочешь всё закончить, просто поделив барахло?
– А как ты хочешь? – он устало потёр виски. – Чтобы мы месяцами выясняли отношения? Мучили друг друга? Зачем?
– Затем, что мы любили друг друга! – я почти кричала. – Или... я думала, что любили.
Кирилл поморщился:
– Это имеет значение?
– Для меня – да!
Мы молчали. Долго. Я смотрела в окно – там шёл мелкий противный дождь, совсем как в тот день, когда мы купили торшер.
– Знаешь, – наконец произнес Кирилл, – когда я сказал про торшер...
– Что?
– Я не хотел его забирать. Просто... – он замялся. – Просто проверял.
– Проверял что?
– Тебя. Нас. Не знаю... – он развел руками. – Мне вдруг стало интересно, как ты отреагируешь, если я начну вести себя как придурок.
Я не верила своим ушам:
– То есть... это был эксперимент?
– Называй как хочешь, – он невесело усмехнулся. – Глупо, да?
Я не знала, что сказать. Хотелось ударить его. Или обнять. Или всё вместе.
– И что ты выяснил своим... экспериментом?
Кирилл посмотрел мне прямо в глаза.
– Что если любишь, то не станешь делить имущество. Потому что важнее не вещи, а человек рядом.
Дождь усилился. Барабанил по подоконнику, заглушая тишину между нами.
– И что теперь? – спросила я.
– Теперь... – Кирилл помедлил. – Теперь я не знаю. Просто в какой-то момент мне показалось, что всё кончено. Что мы просто соседи. И я решил... ускорить процесс. Сделать больно сразу, а не растягивать.
– Гениальный план, – я горько усмехнулась.
– Знаю. Идиотский.
Снова тишина. Только дождь и тиканье часов на стене.
– А если... – начала я.
– Что?
– Если попробовать всё иначе? Не делить, а... соединить заново?
Кирилл поднял на меня удивленный взгляд.
– Ты правда этого хочешь? После всего?
Хочу ли я? Я не знала. Просто сидела и смотрела на человека, напротив. Семь лет. Столько всего было.
– А ты? – спросила я вместо ответа.
Он долго молчал. Потом сказал тихо:
– Я не знаю, как это сделать, Лен. Вернуть всё.
– Я тоже, – честно призналась я. – Может, никак. Может, нужно что-то новое создавать.
Вечером мы сидели в гостиной. Торшер включен. Тот самый, "спорный".
– Помнишь, как мы его покупали? – спросил Кирилл.
– Помню. Промокли до нитки.
– И ты сказала:
"Это самый уродливый торшер в мире, но он мне нравится".
Я улыбнулась.
– А ты добавил: "Как и я".
Мы рассмеялись. Впервые за долгое время – искренне, вместе.
– Лен – вдруг серьёзно сказал Кирилл. – Я не хочу ничего делить. Правда.
– Я тоже – ответила я. Чувствуя, как что-то внутри медленно оттаивает.
Мы не бросились обниматься. Не поклялись в вечной любви. Просто сидели рядом под светом нелепого торшера и молчали. Но это было другое молчание. Без стеклянной стены между нами.
Утром я проснулась первой. Кирилл спал, по-детски подложив ладонь под щёку. Я тихонько встала, пошла на кухню.
– Доброе утро, – услышала я через пятнадцать минут.
– Привет. Кофе будешь?
– Буду, – Кирилл сел за стол. – Знаешь, мне приснился странный сон.
– Какой?
– Будто мы с тобой в лодке. Гребём в разные стороны. И лодка кружится на месте.
Я поставила перед ним чашку.
– И чем закончилось?
– Не знаю. Проснулся, – он отпил кофе. – Вкусно.
Я присела, напротив.
– А что, если... – начала я.
– Что?
– Что, если попробовать грести в одну сторону?
Кирилл улыбнулся.
– Звучит как план.
Нет, мы не решили все проблемы за одно утро. Впереди было много разговоров. Трудных, болезненных, честных. Много новых ошибок и новых открытий.
Торшер мы не поделили. Он так и остался стоять в гостиной. Как напоминание о том, что если любишь, то не станешь делить имущество.
Потому что любовь – это не про "твоё" и "моё". Это про "наше".
И я не знаю, что будет дальше. Может, мы справимся. Может, нет. Но теперь я точно знаю: настоящие отношения начинаются там, где заканчивается подсчет, кому что принадлежит.
Прошел месяц
Мы с Кириллом сидим в кафе. Вокруг шум, люди, а мы смотрим друг на друга и улыбаемся как заговорщики.
– Знаешь, – говорит он, помешивая чай, – я вчера понял одну вещь.
– Какую?
– Когда мы начали делить имущество... это было не про вещи.
Я киваю. Конечно, не про вещи. Про страх. Про одиночество. Про то, что легче спорить о торшере, чем признать: мы потеряли что-то важное между нами.
– Я думаю, – продолжает Кирилл, – нам надо съездить куда-нибудь. Вдвоём. Без телефонов, работы, друзей. Просто ты и я.
– Куда?
– Не знаю. Куда глаза глядят. Как в первый год, помнишь?
Я помню. Мы тогда могли сорваться с места просто так. Доехать до какого-нибудь городка, снять комнату на ночь, бродить по незнакомым улицам, держась за руки.
– Давай, – говорю я. – В эти выходные?
Кирилл улыбается.
– В эти выходные…
И я вдруг понимаю, что мы действительно пытаемся. Оба. Грести в одну сторону. Строить что-то новое на обломках старого. И может быть... может быть, у нас получится?
А торшер... Что торшер? Он просто вещь. Хотя и самый уродливый в мире.
Но самый дорогой.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍