Роман «Звёзды падают и опять взлетают» глава 3 «Перемены в СССР» часть 65
Галина Лысова пожарила на чугунной сковороде пирожки с ливером, отключила электрическую плиту, взглянув на часы, посетовала:
— Ну надо же а, столь время провóшкалась¹, устала так, как будто вагоны с углём разгружала. Сдавать ты стала, Галька. Года своё берут! То ли ещё будет, а жить-то как-то надо, — посочувствовала она себе и вздохнула. — Пойти, сходить ворота закрыть, да почаевничать на ночь глядя. Таку́ массу пирожков нажарила, а и́сть² некому.
Она подошла к входной двери, надела старенькие подшитые валенки, а потом накинув пуховую шаль на себя, вышла из дома во двор. Снег похрустывал под её ногами, как малосольные огурцы во рту.
У соседей взвыла собака.
Галина вздрогнула и, посмотрев на небо, ахнула:
— Те́меть³ кака́⁴, собака воет, аж мурашки по коже побежали. Свят-свят-свят, — машинально она перекрестилась.
Подойдя к воротам, Лысова, прежде чем закрыть их на щеколду, открыла и выглянула на улицу. Заметив фигуру молодой женщины, освещённой уличным фонарём, вгляделась и по походке узнала в ней свою старшую дочь, но с сомнением в голосе, окликнула:
— Танька! Ты, ли чё ли?
— Я, мам! — отозвалась дочь. — Не узнала, что ли?
— Да узнать-то узнала, да сомнение у меня закралось. Сейчас время-то ви́шь⁵ како́⁶, то оборотни воют, то ещё кака́ напасть. Утром вот, утопленницу нашли, до сих пор в себя прийти не могу. И как вот мне тепе́ря в проруби бельё полоскать?
— Ой, и не говори, мама, — Татьяна махнула рукой. — А я уж было обрадовалась, что не узнала и богатой буду.
— Ты да богатой? Ну ты, Танька, и сказанула! Да чтобы богатой быть, деньги надо уметь расходовать, а ты их спускаешь не пойми на чё. Телевизор цветной на кой чёрт купила? Ну ладно бы ещё он каза́л⁷ как сле́доват, а то сразу же взял да сломался, тепе́ря вот плати за него. Тьфу-у… — мать в сердцах сплюнула в снег.
— Мама, если ты сейчас же не прекратишь нотации читать, то обижусь. Ей, Богу обижусь, — предупредила дочь и надула губы.
— Уж чё-чё, а обижаться ты умеешь. Нашла тоже, чем удивить… — сокрушённо произнесла мать. — И в кого ты только такая уродилась, ума не приложу? Тебе же слово лишнее сказать нельзя.
— В тебя, мама. В тебя, — съязвила дочь.
Галина замахнулась на неё, намереваясь съездить ей по губам, но одумалась и чуть не плача, произнесла:
— А может и правда в меня… Я ведь тебя родила, вырастила, а теперь вот плоды пожинаю. Шурка-то мой, ни к ночи помянутый, до время преставился, а я вот маюсь за него и за себя. Ты как ду́машь, Танька, отец-то твой в раю, али нет?
Дочь в раздумьях повела плечами, а потом ответила:
— Если есть рай, то точно в раю.
— Ну дай-то Бог, коли так. Может там и за меня слово доброе замолвит и место мне по блату застолбит.
— Мама, в раю блата нет.
— Жаль, — Галина поправила седую прядь волос, выбившуюся из-под шали. С любовью она посмотрела на дочь и воскликнула: — А ты ведь на Шурку похожа! Как увижу тебя, так его вспоминаю. Правильно люди-то говорят: не родит свинья бобра. Ой, не родит.
Татьяна улыбнулась, почувствовав, что мать её любит. Обида тут же исчезла с её лица.
Мать улыбнулась в ответ, но потом обеспокоенно задала вопрос:
— Хватит лыбиться, ты мне лучше вот что скажи: ты чё в таку́⁸ те́меть шляешься? Приключений себе, ли чё ли, на мягкое место ищешь?
Шутя, дочь ответила:
— А приключений и искать не надо, они сами меня находят, мам.
— И как ты не боишься? Я прям диву даюсь.
— Боюсь, а что делать? Ленку в больницу положили.
— Опять?! — предчувствуя недоброе, Галина схватилась за сердце.
— Не опять, а снова.
— Так она же из больницы не вылеза́т?!
— А я виновата, что ли? — Татьяна, негодуя, сжала руки в варежках в кулаки.
— А кто, по-твоему, виноват? Я, ли чё ли? — напустилась на дочь она.
— Мама, мне и так тошнёхонько!
— Так, а чё случи́лося-то?
— Погоди, мама. Погоди, дай хоть в себя прийти, не до тебя мне.
— Ну тогда, чё тут-то стоять? В избу пойдём. Я пирожков с осе́рдием⁹ нажарила, аж три сковородки. И́сть собрала́ся, да вышла ворота закрыть и тебя увидала.
— Горяченькие?
— Пирожки-то?
— Ага!
— Ты чем слу́шашь? Говорю же, что только что пожарила. Пойдём, вместе поужинаем да Брежнева помянем и утопленницу заодно.
— Помянем на ночь-то глядя?!
— И то верно, чё э́нто я? — мать поправила пуховую шаль, сползающую с головы. — Пикает, видать у меня уже в башке-то, — она покрутила пальцем у виска. — Не знай чё мелю языком-то. Пошли в избу, а то я уже продрогла.
— Ванька, наверное, меня уж потерял: от окна к окну бегает, — следуя за матерью, с волнением в голосе предположила Татьяна.
— Ну как же, — с усмешкой ответила мать. — Лежит, поди, в новый телик пялится, да радуется, что тя дома нет и ему плешь не проеда́шь.
— Скажешь, тоже… Телик-то сломан, да и во мне Ванька души не чает.
— Так он в сломанный пялится. Ума-то у него не лишку, — смеясь заявила дочери Галина, входя в сени. — А если бы ты его кое-чем не опоила, так он давно бы от тебя слинял. Гуляка-то он у тебя ещё тот.
— Ма-ма-а! — выкрикнула Татьяна, остановившись. — Прекрати сейчас же, а то я уйду, и ты меня больше не увидишь!
— Да я уже молчу, — поднимаясь по ступенькам в сенях, сказала Галина.
— Вот и молчи.
— Чёй-то нервная ты, Танька стала, — посетовала мать, открывая дверь избы. — Хотя и тебя можно понять: правда-то глаза колет.
— Ну, хватит, мама.
— Да молчу, молчу. А то убежишь и пирожков не поешь. А ты ведь любишь пирожки-то таки́, я же знаю.
— А кто их не любит-то? Конечно, люблю! — на лице Татьяны опять появилась улыбка и снова исчезла.
Они вошли в дом. Тепло от печки заботливо окутало их. Татьяна остановилась у порога, не зная, что ей делать: идти домой, или остаться. От запаха пирожков с ливером, она сглотнула слюну и призналась:
— Зря ты так, мам. Ванька за мной давно бегал, это уж я после его опоила, когда испугалась, что забеременела, а оказалось, что я просто твоими жареными чебаками¹⁰ отравилась.
— Опять, ли чё ли, я виновата?!
— А кто? Ты же их мне с собой дала, а я их слупила и вот результат: вся моя жизнь из-за твоих чебаков насмарку пошла.
— Ну, Танька-а, — Галина как подстреленная плюхнулась на табуретку.
Татьяна испугалась и прижалась к матери. Из глаз у них потекли слёзы.
— Прости, мам.
— Ты ведь дочь моя, а я, кака́ бы не была, мать, — похлопывая дочь по спине, сказала Галина. — А матери, ты ведь, и сама э́нто зна́шь, приходится всё прощать. — Вдруг она взвыла: — Господи-и, все беды от меня-а! Ирка из-за моих чебаков первого в туалете родила-а, и ты вот из-за них же по-страда-а-ла…
Пояснение:
провóшкалась¹ — долго провозилась, прокопалась
и́сть² — есть
те́меть³ — темнота
кака́⁴ — какая
ви́шь⁵ — видишь
како́⁶ — какое
каза́л⁷ — показывал
в таку́⁸ — в такую
с осе́рдием⁹ — с ливером
чебаками¹⁰, чебак — подвид плотвы, лучепёрой рыбы из семейства карповых, распространённый в Сибири и на Урале
В первую очередь буду публиковать продолжение романа в Телеграм, там платят побольше.
© 06. 05. 2025 Елена Халдина
#рассказы #роман #семейныеотношения #дети #истории #ЕленаХалдина #мистика #ЗвёздыПадаютИопятьВзлетают #детектив #СССР
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение романа «Звёзды падают и опять взлетают» глава 3 часть 66 Повезло Шурке будет опубликовано 7 мая 2025 в 09:09 по МСК
Предыдущая глава ↓
Прочитать все романы можно тут ↓