Я вошёл на кухню. Мое сердце колотилось так, что, казалось, слышно было всем. Во рту пересохло. Я не знал, что сказать сначала — столько вопросов, боль, гнев разрывали меня на части.
— Что здесь происходит? — глухо спросил я, глядя то на одну, то на другую.
Ира бросилась ко мне, хватая меня за руки:
— Антон! Это не то, что ты думаешь... — начала она торопливо, глотая слёзы. — Пожалуйста, выслушай меня...
— Я всё слышал, — тихо, но твёрдо сказал я. — Всё. Не надо ничего объяснять. Вы... — я сглотнул, чувствуя подступающий комок ярости, — вы все это знали и молчали?
Мама медленно опустилась на стул, будто силы покинули её. Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Ира, продолжая пытаться схватить меня за руки, торопливо заговорила:
— Антоша, родной, пожалуйста, прости меня... Это была ужасная ошибка... Я не знаю, что на меня нашло.
Слышать её признание было невыносимо. Я отстранился ещё, будто её прикосновение обжигало.
— Не прикасайся ко мне, — холодно бросил я. — Просто ответь: сколько это длилось?
— Несколько недель, — просипела Ира. — Я клянусь, это давно кончилось.
— Значит, ты изменяла мне с моим лучшим другом, — сказал я медленно, пытаясь сам осознать. — А потом моя мать застала вас и не рассказала мне..., и вы все решили меня беречь, да? Думали, я слабак, не переживу?
Голос мой сорвался на крик, последняя фраза разнеслась эхом по деревянным стенам.
— Сынок... — раздался бархатный, усталый голос от двери. Отец. Оказывается, мой крик разбудил его. Он стоял в проёме. — Сынок, успокойся...
— Ты тоже знал?! — я резко повернулся к нему. Он тяжело вздохнул и кивнул.
— Мы узнали с мамой одновременно тогда, — глухо подтвердил он. — И приняли решение...
— Решение молчать?! — выкрикнул я. — Решение покрывать предателей?!
Отец поморщился, но кивнул снова:
— Да. Я настоял, чтобы сначала разобраться. Мы поговорили с Ирой, с Витей... Они оба уверяли, что это была ошибка, что сами не понимают, как так получилось... Виктора я чуть не прибил тогда... — голос отца дрогнул,— Если бы не твоя мать, убил бы, наверное, парня.
— Это всё неважно! — взорвался я, чувствуя, как гнев затмевает разум. — Как вы могли решить за меня? И как ты, папа, сам всю жизнь нас учил честности... как ты мог такое провернуть? Вся семья знала, кроме меня одного, я ходил, ничего не подозревая! Вы же каждый день смотрели мне в глаза!
— Антон... — прошептала мама сквозь слёзы. — Прости нас... Мы думали, так будет лучше... Не хотели рушить твою жизнь... Вы с Ирой только-только тогда купили квартиру в ипотеку, у вас всё вроде начало налаживаться... Я знаю, это непростительно... Но пойми, мы из любви к тебе...
— Любви? Какой любви? От вашей "любви" мне сейчас тошно! Вы должны были рассказать мне правду, а не играть в Бога, решая, что мне знать, а чего нет!
Я впервые в жизни говорил с родителями в таком тоне. От этого было страшно и больно, но гнев перекрывал всё.
— Сынок, — снова начал отец, подходя ближе и протягивая руку мне на плечо. — Ударь меня, если хочешь. Я заслужил. Только, пожалуйста, не делай резких глупостей сейчас... Давай сядем, спокойно всё обсудим...
Его спокойный, виноватый голос почему-то вывел меня из себя ещё больше. Я резко отстранился.
— Обсудим?! — я громко рассмеялся, и этот смех был полон отчаяния. — Что тут обсуждать? Моя жена меня предала. Мой лучший друг меня предал. Мои родители и вся семья мне лгали, глядя в глаза. Что тут обсуждать, пап?
Я развернулся и вышел из кухни. Ира бросилась за мной:
— Куда ты? Антон, не уходи, прошу, нам надо поговорить!
Я схватил куртку, висевшую на спинке стула в коридоре, и начал натягивать ботинки на босу ногу. Ира всё пыталась поймать мой взгляд:
— Прошу тебя, не бросай меня сейчас... Давай поговорим, мы всё исправим, я всё для этого сделаю... Я жить без тебя не могу...
— Не смей меня сейчас трогать, — прошипел я, глядя ей прямо в глаза. — Ты уже достаточно сделала.
В дверях появилась мама, плачущая:
— Антоша, не уезжай один ночью, метель же... сядь, успокойся...
Я резко распахнул входную дверь, впуская в дом снежный вихрь и ледяной воздух.
— Мне надо побыть одному. Иначе я... — я прикусил язык, чтобы не наговорить лишнего. — Не ищите меня.
С этими словами я выскочил в снежную темень и захлопнул за собой дверь, отрезав их голоса.
Метель хлестнула меня в лицо, мгновенно забивая снежной крупой глаза, нос, рот. Я стоял на крыльце, тяжело дыша, стараясь унять дрожь — то ли от холода, то ли от бешенства.
Шагая прочь по заснеженной тропинке к калитке, я пытался осмыслить всё разом, но голова шла кругом. В сознании метались образы: Ира и Витя вместе... мама плачет, увидев их ночью... отец сжимает кулаки, слыша признания... И все, все они — и друг, и любимая, и родители — решили меня оградить от правды, как ребёнка от страшной сказки.
Больно было невыносимо. Я шёл, не разбирая дороги, продираясь сквозь валящий снег. На автопилоте добрёл до старого сарая у калитки — дальше, к шоссе, было метров двести по сугробам, но сил не осталось. Я сполз спиной по стене сарая и опустился на охапку холодных дров, заготовленных для бани.
Я достал телефон. Несколько пропущенных вызовов: от жены, от мамы. Я их сбросил. Написал короткое сообщение Ире: "Не ищи меня. Я жив". Больше не хотел ни с кем говорить. Отключил звук и убрал телефон подальше.
Я просидел так, наверное, с час. Остывал — и физически, и душевно. Надо было куда-то идти: либо назад в дом (нет, никогда!), либо просто к трассе и там ловить попутку в город.
В голове понемногу начала прорисовываться жуткая картина ближайшего будущего. Мне придётся разорвать почти все связи, что были смыслом жизни. Жена — я подам на развод. Любимый человек предал — тут даже думать нечего.
Друг... о друге и речи нет: я не знаю, где он, но если узнаю — не уверен, что смогу сдержаться от расправы. С родителями... это самое тяжёлое. Они поступили из лучших побуждений, но, Боже, как же больно мне от этого. Смогу ли я когда-нибудь им снова доверять? Наверное, нет. Они тоже обманули меня, хотя и во благо, как им казалось.
Из размышлений меня вывел свет фар, мелькнувший на шоссе за участком. Я поднялся, отряхивая снег. В голове появилась пугающая ясность. Надо уходить.
Я вышел на дорогу. К счастью, через несколько минут показались фары — редкая попутная машина. Я шагнул на обочину, вскинул руку. Это был старенький УАЗик-«буханка». Водитель притормозил, приоткрыл окно.
— В город? — спросил я хрипло.
— Садись, — буркнул водитель, открывая дверь
Я забрался внутрь, благодарно кивнув. На дрожащих руках достал кошелёк, но водитель отмахнулся: "Потом". Он, видимо, спешил, раз сразу тронулся с места, едва я хлопнул дверью.
Дорога до города показалась вечностью. Когда машина высадила меня у тёмной станции, метель почти стихла. Я сказал водителю "спасибо", он качнул головой и укатил дальше.
За это время я принял твёрдое решение. Сначала — разведусь с Ириной. Вещи заберу позже, может, попрошу Макса, когда вернётся, помочь. С родителями... я решил хотя бы на время сократить общение до минимума. Не смогу сейчас
И самое главное — я решил уехать. Взять перевод в московский филиал (как раз предлагали недавно повышение там). Санкт-Петербург — любимый город, но он теперь полон призраков.
Я добрался до города на первой электричке.
Я не вернулся домой. Я пошёл к другу, с которым вместе работаю — не Вите, конечно, а другому, Лёхе из отдела. Позвонил ему, попросил приютить ненадолго. Он удивился, но пустил.
К вечеру следующего дня мой телефон разрывался: десятки сообщений от Иры, родителей, даже Макс из Берлина написал, видимо, узнал уже. Я ничего не отвечал. Только написал матери: "Со мной всё будет в порядке. Но пока мне нужно время. Пожалуйста, не ищите меня".
Она ответила почти мгновенно: "Прости нас. Мы тебя любим. Пиши, когда будешь готов."
Прошло три месяца. Я подал на развод. Ирина пыталась встретиться, поговорить через общих знакомых, но я избегал. В конце концов она поняла и всё подписала, уехала, кажется, к сестре в Нижний Новгород.
Я перевёлся на работу в Москву. Я много работал, позже даже попробовал сходить на свидание, но душа ещё не отогрелась до новых чувств.
Накануне маминого следующего дня рождения я решил всё же приехать и поздравить лично. Не на дачу — нет, туда меня пока не тянуло. Мы встретились в Петербурге.
Это была непростая встреча: мама плакала у меня на плече, отец неловко похлопывал по спине. Они выглядели постаревшими и уставшими. Я понял, что обида обидой, а они — мои родители, и любят меня, и тоже страдали всё это время. Я не мог их не любить. Со временем, возможно, я смогу их простить окончательно.
— Мы рады, что ты вернулся, сын, — сказал отец за ужином, поднимая тост. — Спасибо, что даёшь нам шанс всё исправить.
Мама всхлипнула, сжимая мою руку.
— Постараемся оправдать доверие... которое мы не оправдали в прошлом.
Я кивнул молча. Я не знал, сколько уйдёт времени, чтобы вернулись доверие и покой. Но мы хотя бы попробуем.
И хотя шрам на сердце останется, я вынес один жестокий урок: никакие благие намерения не оправдывают обмана. Лучше знать правду, какой бы горькой она ни была, чем жить в сладком неведении. Потому что доверие — основа семьи. И когда оно разрушено, собрать осколки почти невозможно.
Уважаемые читатели!
Сердечно благодарю вас за то, что находите время для моих рассказов. Ваше внимание и отзывы — это бесценный дар, который вдохновляет меня снова и обращаться к бумаге, чтобы делиться историями, рожденными сердцем.
Очень прошу вас поддержать мой канал подпиской.
Это не просто формальность — каждая подписка становится для меня маяком, который освещает путь в творчестве. Зная, что мои строки находят отклик в ваших душах, я смогу писать чаще, глубже, искреннее. А для вас это — возможность первыми погружаться в новые сюжеты, участвовать в обсуждениях и становиться частью нашего теплого литературного круга.
Ваша поддержка — это не только мотивация.
Это диалог, в котором рождаются смыслы. Это истории, которые, быть может, однажды изменят чью-то жизнь. Давайте пройдем этот путь вместе!
Нажмите «Подписаться» — и пусть каждая новая глава станет нашим общим открытием.
С благодарностью и верой в силу слова,
Таисия Строк