Букет или обед
Правитель всея планеты Святослав Владимирович Романов краешком сознания догадывался, что он – подопытный кролик. Что кто-то его, и без того обременённого непосильными обязанностями, трудами и превратностями, подгружает новыми испытаниями, как штангу тяжеловеса – дисками.
Впрочем, этот кто-то был ему известен. Новые блины на штангу навешивала ему она, Марья.
До него это дошло совсем недавно. Сначала он разъярился и хотел что-нибудь покрушить. Потом подумал: это уже было и приводило только к сплошному негативу. И потом, ну не из праздного же любопытства и не из садистских наклонностей она это делает! Не потому, что ей захотелось узнать, выдюжит он или рассыплется?
Тонко мстит за побои? Но эта истовая верующая совершенно не мстительна. Тренажёрит? Дрессирует, как пса?
Скорее всего, меняет его восприятие с минуса на плюс! Чтобы в любом событии он научился видеть не тёмную его сторону, а светлую?
Такие грустные мысли у него возникли после следующего случая.
Они с романятами мирно радовались жизни на очередных семейных посиделках. Молодёжь отжигала, царь беседовал с премьером, и оба не сводили глаз с Марьи, скромно сидевшей с двумя внучатами на коленях и о чём-то с ними секретничавшей.
Внезапно оба малыша спрыгнули и побежали к деду. И пока он их выслушивал, Марья мельком глянула на Андрея и между ними перекинулась радуга-дуга.
Огнев щёлкнул пальцами. Заиграла песня Саворетти «На кону любовь».
Царь поднял глаза на Марью, когда она, как сомнамбула, поднялась с шезлонга.
Андрей тут же лихо рассупонился: расстегнул пиджак, подвернул рукава, поднял воротник, вышел на середину зала и вытянул вперёд правую руку.
Марья взлетела, встала обеими ногами на его широкую, как лопата, ладонь, завертелась юлой, подняла руки, и они начали на малой тяге подниматься вверх.
Потолок исчез, открыв небо. Марья поравнялась с Андреем, и эти двое устремились ввысь, пока не превратились в точку. Но с последними тактами песни приземлились на танцпол и, как ни в чём ни бывало, закончили своё фееричное шоу улыбками друг другу. Андрей поцеловал руку Марье и отвёл её на место.
В зале было тихо-тихо, как перед грозой. Нарядная толпа устремила испуганные взоры на царя.
Романов сидел, полузакрыв глаза. Уголки его губ были опущены. Он выглядел измученным. Думал: «Огнев красиво умыл меня за все унижения и обиды? Но он же светоч духовности и добряк-сибиряк. Я разочарован. Одним штрихом владыко показал семье, кто на самом деле имеет власть над Марьей».
Жена подошла к нему и встала рядом. Он спросил:
– Зачем ты со мной так? Неужели три минуты иллюзии стоят спокойствия нашей семейной жизни?
Марья ласково погладила мужа по спине и сказала:
– Свят, ты же мудрый. Посмотри на ситуацию новыми, добрыми глазами, найди в ней хорошее, потому что плохого нет от слова совсем. Ни одна заповедь не нарушена. Никто не унижен и не оскорблён. Два человека развернули крылья. Андрей показал умение лепить что-то из пространства, времени и прочих измерений, и мы с романятами это оценили. Было красиво. Он безропотно тянет двойную лямку премьера и патриарха, и никто никогда не слышал от него жалоб. Но иногда его прорывает! Ничего криминального не произошло. Это был танец, пусть и необычный. Прости нас.
Подошедший Андрей, выслушав адвокатскую речь в свою защиту, добавил:
– Ну правда, Свят Владимирович, и мысли не было огорчить тебя.
– Ты всего-навсего самоутвердился за мой счёт!
И вдруг Романову расхотелось злиться, устраивать разборки, наказывать Марью, укорять Андрея. Он повёл плечом в сторону жены и выдавил из себя:
– Царица, ты была восхитительна! Не соблаговолишь ли станцевать и со мной? Только не тут, а дома?
Она покорно кивнула. Он взял её за руку, и царская чета переместилась в «Берёзы». А к Андрею тут же подбежала испереживавшаяся за него Веселина и увела на разговор, чтобы утешить и ободрить.
Святослав же Владимирович, усадив Марью на диван в гостиной, грозно навис над ней с допросом:
– Ты меня любишь?
– Очень!
– А его?
Она промямлила как можно тише:
– Тоже.
– Кого больше?
Она встрепенулась:
– Тебя в тысячу раз.
– С кем хочешь быть?
– Только с тобой.
– Ну если ты так меня любишь, зачем ему угождаешь? По первому свистку выполняешь его хотелки? На фига ты подчиняешься ему?
– Его жизнь нестерпимо однообразна. Плюс у него есть потребность самовыразиться. И он очень нам всем родной. Верой и правдой служит тебе и мне.
– Он знает, что поступает неэтично, флиртуя на глазах у нашего клана с матерью семейства. Знает – и делает. Потому что ты с ним в сговоре. Вы на пару меня нагнули! Царя, мужа, отца. Определись уже. Если выберешь его, я отойду. Но если меня, то дай ему знать! Сейчас мы вернёмся на праздник, и ты озвучишь своё решение. Моё благородство закончилось. Вы оба сели мне на шею и свесили ноги. Я хочу вас стряхнуть.
Марья задумалась, глядя вдаль.
– Свят, это был всего лишь танец. И потом, он ведь мой бывший муж.
– Это была демонстрация его превосходства надо мной! Напустил мистики, распушил хвост. Сколько можно?
Помолчав, напомнил:
– Не увиливай. Я жду.
Она набрала в рот воды.
Царь встал. Марья заторопилась:
– Давай лучше втроём.
– Извращенка!
– Не передёргивай. Втроём поговорим.
– Не заговаривай мне зубы. Твой ответ – нет?
– Да.
Романов с надеждой переспросил:
– Да – ты даёшь ему от ворот поворот? Или да – ты и дальше будешь позволять ему распоряжаться собой как своей собственностью?
– Свят, я хочу умереть прямо сейчас! И тогда все вздохнут с облегчением.
Он сразу пришёл в себя. Сел рядом, притянул её к себе, обнял.
– Бедная, мы дербаним тебя, а что творится у тебя внутри?
– Мне неуютно. И страшно, что сейчас ты отсечёшь меня от себя.
– Ну так отсеки ты его от нас! – рассердился царь.
Марья снова промолчала. Он жалобно пророкотал своим бесподобным баритоном:
– Почему ты избирательно жестока именно ко мне, женщина?
– Ты отец нации. Мы все – твои дети.
– Вона что! Великовозрастные ребятюльки шалят. А папочка сделан из вольфрама и всё выдержит!
Марья прилегла на диван и положила голову ему на колени. И он волей-неволей запустил пальцы в её шёлковистые кучеряшки. Его звучный оперный баритон продолжал жаловаться:
– Почему не я, а он продемонстрировал абсолютную власть над моей женщиной? Вы обнимались взглядами! И что особенно обидно, я не мог не любоваться вами. Ну как мне сбагрить Огнева из нашей жизни?
Они немного помолчали. Царь нагнулся к её лицу, поцеловал её тугую румяную щёку и тихо сказал:
– Эврика! Надо его женить! Поискать в родной его Сибири какую-нибудь ядрёную, краснощёкую, крутобёдрую деваху! Свеженькую, как огурчик с грядки! Вдруг клюнет?
– Ну не знаю! Две царские дочки красавицы и умницы, аналогов которым в природе не существует, не смогли пробиться.
– И всё же я займусь. А ты на это время стань серой молью и не напоминай о себе..
– Я и так одеваюсь во всё серое и балахонистое.
– Увы, Марюша, любая шмотка на тебе превращается в последний вскрик моды. Ты даже тряпку собой облагораживаешь.
Он перенёс жену в спальню, уложил, сам лёг рядом и укрыл её собой.
– Мне хорошо на душе, когда ты в моих руках! Но стоит отойти от тебя...
– Свят, я счастлива!
Она взяла его руку и прижалась к ней щекой.
– Как же я люблю твои руки, Святушек!
И его настороженный взгляд исподлобья тут же сменился снопами лучей.
А Марью уже подхватило сильным течением:
– Царюшечка! Заобнимаю!
Романов ослабел и разлакомился:
– Слюнявь!
– Э, нет! Это ты у нас мастер десятого дана в поцелуйном искусстве. А я – неумеха.
– Ладно, ничего не надо, только – будь! И свети. Всё остальное сделаю я.
– А такую мелочь, как выносить и родить две дюжины детей, ты тоже сам?
– Заделал – я, остальное мужикам не дано. Цём тебе за всех наших деток!
Они так любили валяться и кидаться сладкими словами в облаке безмятежья. И ничего плохого уже не могло случиться под этим куполом лопоухой любви..
...Год пролетел как месяц. Время для Марьи головокружительно убыстрилось: казалось, лето переходило в зиму, день – в ночь. К этому бешеному темпу прибавилось собственное её мироощущение: Марья была как-то болезненно счастлива. Человек, которого она исступлённо любила, все эти триста шестьдесят пять дней был неотлучно при ней и с потрохами принадлежал ей.
А он потерял интерес ко всему, что не имело отношения к Марье. «Приворожила, ведьмочка», – периодически упрекал он её. Вместе трапезничали, гуляли, принимали посетителей, общались с детьми и внуками, разбирали дела. Он ставил подписи на государственных бумагах, обнимая её и требуя, чтобы она терпеливо ждала, когда он покончит с державными делами.
После сна подолгу нежились в постели, весело болтая и дурачась. «Блин, Марья, как же мне затяжно хорошо!» – признавался царь царице, без устали лаская её.
В тот день к ним пожаловал премьер-министр страны Андрей Андреевич Огнев с предложением обсудить в узком кругу следующий этап дальнейшего мироустройства. Романов тут же предупредил, что Марьи не будет.
– Она должна присутствовать в обязательном порядке! – строго парировал Огнев.
– Хочешь нарушить наш покой? Андрюх, мы тобой справимся. Марье лучше побыть с внуками.
– Её интеллект и интуиция должны приносить пользу обществу.
– Слушай, владыко. Я допускаю, что ты по ней тоскуешь! Но лучше, чтобы страдал ты один, чем мы трое. Уже год как мы с ней счастливы. Будь человеком, не лезь!
– Год – да! Пролетел, как день.
– Так это ты время убыстрил?
Андрей посмотрел на Романова, загадочно сощурившись, и ответил как воды попил:
– Если надо, растяну.
Царь сказал примирительно:
– Ладно, Андрей, ты лучший управленец и мой друг, посланец миров высших, человекодух, сверхчеловек и прочее. Единственный твой недостаток – ты запал на мою бабу! Но если пообещаешь не воздействовать на Марью своими чарами, тогда соглашусь на её присутствие.
– Слово пацана.
– Ну смотри, сдержи!
… Они собрались в «Берёзах» за ужином при свечах. Стол ломился от яств: повара расстарались ради встречи первых лиц государства. Романов откупорил бутылку любимого женой розового траминера и весь вечер сыпал искромётными шутками. Огнев улыбался. Марья смеялась. Атмосфера была приподнятая.
Андрей с жадностью рассматривал любимую. Всё такая же юная, златокудрая, с ямочками на щеках, с круговертью огоньков в бликующих глазах. Марья изредка кидала взгляды на богатыря, шагнувшего в современность из былин, с кроткими его глазами, с мягкой русой бородкой и пшеничной шевелюрой.
После ужина все трое отправились в бор на прогулку. На одной из полян они вошли в беседку и уселись в плетёные кресла. На столе их ждало блюдо с виноградом, грушами и персиками, возле которых вились вездесущие осы.
Небо на западе уже полыхало закатной зарёй. Её отблески позолотили лица троицы мягким тёплым светом.
– Итак, Андрей, мы тебя слушаем, – обратился к сановнику царь.
Тот помолчал, кусая травинку, затем вкрадчивым тоном начал.
– Каждый человек является в этот мир со своим мешком знаний, опыта, заданий, миссий и долгов, – начал тот. – Думаю, никто не возразит, что нам троим достались самые объёмистые и тяжёлые. Бог поставил перед нами цель изменения земного мира. Мы дерзнули впрячься в этот воз и делаем всё, что в наших силах. И Господь нам всячески в этом помогает, направляет, защищает, вдохновляет. В этом пункте возражений нет?
Царская чета кивками выразила согласие.
– У нас, дорогие Романовы, много работы, но некоторые из тройки слишком уж закопались в личную жизнь. Я уже год не вижу тебя, государь, в коридорах власти. Ваня с Андриком зашиваются и часть дел спихивают на меня, и я их решаю за счёт своего сна.
Романов и Марья переглянулись, и в глазах мужа она прочла укоризну. Мол, вишь, пришпилила меня к своей юбке!
– Конечная цель нашей деятельности – обоживание вселенных – внутренней и внешней, имманентного и трансцендентного космосов. Причем, в приоритете первый пункт. Что мы имеем по факту? Сделано много. Это я заявляю со всей ответственностью, хотя и вы кое-что об этом слышали.
Романовы снова переглянулись: всегда невозмутимый и незлобивый Огнев внезапно стал обидчивым? Упрекнул их в безделье! Неужто этот посланец настолько очеловечился? Огнев между тем продолжил:
– Из достижений перечислю несколько: население в основной своей массе боголюбиво, духовно ориентировано, сражается с грехами, пронизано духом коллективизма и взаимопомощи, заточено на правильные ценности. Нарождающиеся души попадают в условия, при которых либо стремительно проходят очищение через болезни и увечья, либо соглашаются на длительное и щадящее избавление от эйцехоре.
Сделав паузу, он внезапно возвысил голос:
– А вот что творится у нас с верхушкой?
И он прокурорски посмотрел на Романовых.
– Что там с самоочищением? Не мне вам напоминать, что мы должны быть безупречными.
Романов не выдержал:
– Я понимаю, Андрей, ты весь из себя патриарх, но тебе не идёт быть нудным. Чего ты придираешься? Мы с Марьей Ивановной целый год очищаемся в горниле супружеской верности. Больше не мучаем друг друга. Дарим радость себе и окружающим. Что в этом не богоугодного?
Андрей бросил виноградину в рот и с чувством-толком её съел. Затем сухо спросил:
– А опеку над народом ты на кого переложил? Отдуваемся мы с Иваном с Андриком.
– Им сам Бог велел, они наследники трона первой очереди. Пусть молодняк тренируется, а ты – на подхвате. Кстати, ты не присмотрел себе ещё невесту?
– И в мыслях не было.
– А пора бы. Где-то ждёт тебя дева дивной красоты, а ты и не чухаешься. Пора и тебе обрести тихую семейную гавань и блаженствовать с юной женой. А Марья подарит ей вечную молодость. Да, дорогая?
Романов явно выставлял программу, словесно укутав Марью и себя защитным коконом от посягательств могучего соперника-мага.
– Твоё величество, – поднял бровь Огнев, – ты будто чего-то боишься?
– Да, Андрей, боюсь, и не стыжусь в этом признаться, потому что счастлив безмерно и опасаюсь, что ты снова вышибешь у меня почву из-под ног. Разве не ты, владыко, был источником бед моей семьи?
Огнев погрустнел. Ему не хотелось оправдываться, счищая с себя царскую напраслину. Он смотрел на Марью.
Она встряхнулась и сказала:
– Косвенно – да, Андрюш, ты причастен в треугольной канители. А напрямую виновата одна я. Просто вы оба меня щадили. Но и ты, муженёк мой царственный, не был белым и пушистым. Особенно в части домашнего насилия. Впрочем, прости, не хотелось бы, чтобы разговор вылился в бессмысленное препирательство.
Романов не выдержал и чётко спросил Андрея:
– А может всё проще? Ты, Андрюша, светоч нравственности, этой сходкой решил прощупать обстановку: как тут у нас с Марьей? Ну так повторюсь: у нас – тьфу-тьфу! Так что руки прочь от царской семьи!
И уже более дружелюбно предложил.
– Андрей Андреевич, а давай оставим в прошлом наши личные разногласия. Если тебе действительно припекло поговорить о генерально-магистральных вещах – флаг в руки. Однако, как по мне, так у нас ещё девятьсот лет впереди. Время для размышлений есть.
Огнев сурово свёл брови:
– Ага, давайте предаваться удовольствиям девятьсот лет, а потом по-быстрому замолим грешки – и всех делов! Нет, уважаемый самодержец! Надо пласт за пластом вскрывать родовые и кармические залежи грехов. Так что кругом-бегом не получится. Да и свои персональные ошибки придётся отработать. И ломом, и щипчиками из себя их вытаскивать. Каждому суждено свою личную Голгофу пройти и на кресте повисеть, а тем более нам троим, призванным во всём быть примером.
Романов начал закипать:
– Это что, Андрей, новая страшилка такая? Чтоб жизнь малиной не казалась?
– Это суровая реальность, Свят Владимирович. И её не объехать на хромой козе.
– Так, может, Андрюх, прикажешь и плоть умерщвлять? С женой не спать? Жить на воде и хлебе? Вериги нацепить, власяницу из верблюжьей шерсти на голое тело напялить и носить?
– Если захочешь по-быстрому от налипшего зла избавиться, то прибегнешь и к жёстким методам. Но лучше ежедневные молитва, милосердие, умеренность во всём, добротоделание.
Романовы, слегка устрашённые, примолкли. Царь первым прервал паузу:
– Так, без горючего тут не обойтись. Сейчас охрана поднесёт добавку.
Он написал в телефоне сообщение, и через пять минут к фруктам на столе присоединилась бутылка кагора и три фужера.
– Андрей, заметь, я церковное винцо заказал. Так что не отвертишься. Вишь как я тебя искушаю!
Царь разлил напиток по бокалам, Марье – совсем чуточку со словами: "Ты в подпитии буйная!"
Все приложились и сразу же повеселели.
Марья взяла гроздь винограда и стала с аппетитом его уплетать. Мужчины смотрели, как её вишнёвые губы обхватывали виноградину за виноградиной, как белые зубы впивались в пузатенькую ягоду и перемалывали её, и как Марья с наслаждением глотала сок.
Романов очнулся первым:
– Блин, все серьёзные мысли из головы вылетели.
Она взяла персик, разломила, сжевала и сказала:
– Господа милые. Налетайте на витамины. И послушайте старушку. Я предлагаю встретиться снова, но уже в другом формате. Перед этим не набивать утробу изысканной едой, а попоститься. И без всякого веселящего зелья. Без обид и подколов. Тема-то – сверхважная. Свят, проявим чуткость.
Царь скривился:
– Вот, Огнев, она уже указывает, что мне делать! Уже на твоей стороне! Жена, ты что творишь? Рушишь наше благополучие. Хоть бы раз поддержала меня! Ты этого добивался, Андрей, чтобы она начала тебе сочувствовать? Марья, а как же наша супружеская нирвана? Вот чуяло моё сердце, что добром эта встреча не кончится.
Марья встала, стряхнула с подола виноградные косточки, подошла к мужу, обняла за шею и чмокнула его в макушку. Шепнула ему в ухо:
– Любименький, брось! Я всего лишь пытаюсь быть объективной. А алкогольные градусы препятствуют тебе рассуждать здраво.
– Марья, не смей разговаривать со мной покровительственным тоном! Лучше помолчи! Баба должна знать своё место!
Он налил полный бокал и осушил его залпом, затем допил остаток из горла. Андрей сидел истуканом и смотрел на Марью не отрываясь. Романов достал телефон.
– Ща наберу в смотрофоне, пусть ещё принесут. Напьюсь. Беру отпуск и уезжаю от тебя, жена. Оставайся на бобах – соломенной вдовой. Или снова устроишься любовницей к Андрюшке? Ишь! Призываешь, монах, очищаться, а сам Маруньку, дурёху мою, в сети завлекаешь! А она и рада! Сидит, понимаешь, и поддакивает чужому дядьке. А родной муж – побоку!
Он бросил пустую бутылку в кусты бузины и нетвердой походкой направился к дому.
Марья вопросительно посмотрела на Андрея. Тот вздохнул, протянул руку и погладил её кудри. Удручённо сказал:
– Догони и примирись.
– Но он невменяемый!
– Он страдает.
Марья напоследок улыбнулась Андрею и побежала за Святом. А тот уже свалился на дорожку и лежал, силясь подняться. Марья поплевала на руки и без труда поставила мужа на ноги. Он покаянно сообщил:
– Прости, любимая, я – в хлам. Давно не пил, меня развезло. Ты меня не бросишь?
– Так это ж ты собрался бросить меня!
– Не, Маруня, это на меня Андрюшка так воздействовал.
– Это на тебя винишко так подействовало.
– Любишь меня, жено?
– Очень-очень, Святик. И никогда не разлюблю, как бы ты ни старался принудить меня к обратному.
Когда они улеглись спать, Романов сказал вполне трезвым голосом:
– Марья, а я ведь тебя проверял. Хотел узнать, воспользуешься ты моим мнимым беспомощным состоянием и отдашься Андрею или побежишь за мной?
– Ты меня падшей женщиной считаешь?
– Не сердись.
– Андрей сам послал догнать тебя и успокоить.
– Даже так? А сама не догадалась?
– Я хотела признаться ему, что бесконечно счастлива с тобой. Хотя он и так знает. Так что нечего больше тебе беспокоиться, любимушка. Мы с Андреем останемся добрыми друзьями, вот и всё.
Романов растрогался:
– Ну иди ко мне, яхонтовая. Хочу попробовать, остался ли сок виноградный на твоих губёшках?
...Розовое утро уже вовсю глядело в панорамное окно, когда Марья открыла один глаз и увидела, что Романов застёгивает запонки на рукавах рубашки. Сиплым со сна голосом она спросила:
– Ты куда, Одиссей, от жены, от детей?
– А то не знаешь? Вчера кое-кто пристыдил меня, что я отлыниваю от царских обязанностей. Слишком прилип к жене. Так что, адью до вечера.
Он наклонился, приподнял её за локти, прижал к себе и запечатал её уста поцелуем.
– Это чтобы ты мечтала о нашей встрече!
Вылетел стремительно за дверь и был таков. Марья счастливо улыбнулась, перевернулась, сладко потянулась и… оказалась в незнакомом месте. Успела подумать: «Андрюшкины штучки...». И таки да, она уже сидела на коленях Огнева – в одной комбинации. Марья застеснялась и отстранилась:
– Андрюш, как понять?
– Я беру своё, которое он у меня отнял.
– А как же очищение? Ты вчера Романова им так пугал!
– Чтобы начать очищаться, надо сперва загрязниться, разве не так?
– Неожиданно. Цинизма от Свята набрался?
– Я год жил в стерильности. Вчера тебя увидел, и у меня разум помутился. Когда ты его в макушку целовала, то так интересно изогнулась! На моё тело нахлынули воспоминания. Не могу забыть наши горячие деньки и ночи.
– Андрей, муж был со мной целый год очень добр. Я хочу быть ему верной.
– Но ты же ничего не решаешь, Марья.
– Ты вернёшь сейчас меня на место!
– Поздно.
– Как так?
– Глянь.
Огнев щёлкнул пальцами, и Марья увидела спальню в поместье в «Берёзах», где на кровати почивала сладким сном она, Марья, собственной персоной. Чётко просматривались контур её тела и грива золотых кудряшек, рука, закрывавшая лицо от солнечного света, лившегося в комнату через окно.
– Эту же картину мельком будет видеть часа четыре и Романов. Сейчас ему не до внимательных рассматриваний: к нему выстроилась очередь из губернаторов и градоначальников.
– Хорошо подстроил. Но я действительно не хочу изменять своему мужу.
– Ну и как ты себе видишь картину: две Марьи спят в кровати? Раздвоение личности? Дубль исчезнет только через четыре часа. Так что не уходи, побудь со мной. Я заварю нам чай. А ты возьми в шкафу мою рубашку.
Он спустил её на пол и легонько подтолкнул в сторону шкафа-купе. Задержался, чтобы украдкой полюбоваться ею, а потом ушёл на кухню.
Марья была в смятении чувств. Она стала лихорадочно визуализировать места, куда могла бы переместиться прямо сейчас, как есть – в байковой Андреевой рубахе. В «Сосны», в одну из царских резиденций, на заимку, на острова? И тем самым обесточить Андрея? Он вернётся с подносом, уставленным вкусняшками, а её нет.
Он столько раз спасал её, летел на помощь по первому зову! Годы живёт отшельником в своей норе, запретив себе даже думать о ней, чтобы не спугнуть её счастье. И вот вчера они увиделись, и он ополоумел. Жгучая жалость наполнила её сердце. Такой большой, красивый, дивный мужчина, мечта самых отборных женщин, живёт несбыточной мечтой о ней, единственной! К его горю, влюблённой в собственного супруга! Мука мученическая.
– Да, ты права, я честно боролся с собой, Марюша, – ответил он на её мысли, расставляя на столе чашки, чайник, тарелки с нарезками и пирожными. – Закрадывалась мысль даже отрубить себе палец по примеру толстовского Сергия. Потом передумал: не терплю плагиата. А сегодня я тебя у Романова изъял. Имею полное право, потому что смиренно переносил, как он расчётливо привязывает тебя к себе, переложив на меня свои прямые обязанности по государственному управлению. Хорошо наш царюша устроился!
– Андрей, ты завидуешь?
– Разве? Я даже рад, что он сделал тебя счастливой. Но возможность дарить тебе радость предоставил ему я, представляешь? Да, он год уже бездельничает! Это же с ума сойти! Пусть хоть денёк мышей половит!
– Блин, Ну ладно, пусть ловит. И не день, а день за днём. Но я хочу быть ему верной, Андрюш, – настойчиво, жалобным голосом повторила она.
– За год счастья с любимым мужем не хочешь заплатить парой-тройкой часов со мной?
– Ты уже перешёл на рыночные отношения? Обмен эквивалентами? Извини, но нет.
– Что ж, отныне он будет пахать сутками, Марья. И ты опять начнёшь дуреть от ревности. А у меня, милая, и своих обязанностей выше крыши, так что я больше не намерен продлевать ваш медовый год.
Марья сникла.
– Андрей, так было всегда: ты затуманивал мой разум и делал со мной всё, что хотел. Я это теперь чётко осознаю. А теперь у меня в голове прояснилось.
– Марюша, раньше ты мне сочувствовала и даже любила. Что, не осталось и следа?
– Осталась симпатия. Уважение. Восхищение. Но я люблю своего мужа и хочу быть ему преданной.
Он заглянул в её глаза глубоко-глубоко.
– Давай хотя бы чайку хлебнём и пирожных хаванём.
Марья добросовестно выпила рубиновый чай, заваренный на стеблях малины – из припасов Ферапонта Фирсыча. Закусила пряниками, умяла пироженки. Сказала: «Спасибо, Андрюшик, было очень вкусно». Попыталась встать и покачнулась. Что-то случилась, и она поплыла. Огнев подхватил её на руки и отнёс в спальню, где дал разгуляться своей бешеной страсти.
Обессилев, он уснул. Марья провела рукой по его мокрым волосам, по носу, скулам и губам, вылепленным по божественным лекалам. Вспомнила, как умирали по нему все девчонки универа, как мечтали они о танце с ним на студенческих вечеринках, как грезили о нём его подчинённые и прочие дамочки. А он преданно любит только её, обременённую семейством царёву жену!
Он услышал шорох её мыслей, улыбнулся. Ресницы его дрогнули.
– Я знал, что ты не рассердишься. Сердечко у тебя сострадающее.
– Андрей, ты для меня лучший в мире после Романова.
– Ключевое слово – «после». Я и не рвусь в лидеры. Привык оставаться в тени.
– Я могу вернуться домой?
– Спешить некуда. У нас есть ещё часок. Твоя копия под одеялом пока что не аннигилировалась. Ей осталось существовать ровно час. Давай употребим эти шестьдесят минут на радость обоим.
Когда пришёл миг расставания, Марья сказала погрустневшему Огневу:
– Выходит, не зря Романов пресекал даже самые безобидные наши переглядки?
– Романов зрит в суть дела. Хочешь, сотру тебе память о сегодняшнем утре?
– Нетушки, Андрюша, в геенне будем гореть вместе, так хоть буду знать, за что.
Огнев весело рассмеялся.
– С тобой рядом в геенне будет не так больно. Но мы успеем вымолить прощение здесь, на земле, а преисподняя рано или поздно будет упразднена.
Когда Марья оказалась в своей постели дома, дублёрши там уже не было. Она с наслаждением вытянулась, раскидала в стороны руки-ноги и уснула. Очнулась уже в час длинных теней. И ей сразу стало страшно. Романов учует измену и начнётся новый дурдом!
Он явился домой под утро – вдрызг. Повалился на диван в гостиной и проспал до вечера.
Марья поняла, что разборок не избежать, что ангел Романова сцепился с ангелом Огнева, и оба бесхозных подопечных напились в стельку: Андрей от чувства вины, Святослав – от предчувствия беды.
Марья весь день маялась: рассказать или смолчать? Убьёт ведь стопудово! Ну или выгонит накрайняк. А Андрею этого только и надо. Ну зачем он припёрся со своим разговором на метафизическую тему и нарушил их семейную пастораль?
Когда Свят, умывшись и переодевшись, пришёл к ней в беседку, куда она трусливо спряталась, то выглядел очень подавленным. Взял её за руку.
– Не хочешь исповедаться?
– О чём?
– Ладно дурочку корчить. Что за кукла вчера днём дрыхла вместо тебя? Твоя точная копия! Я проверил! Андреев фокус?
Марья поникла.
– Зачем ты его покрываешь? Я уверен, что ты была против.
– Да, я просила его отпустить меня. Говорила, что хочу быть тебе верной.
– Ты могла переместиться. Но не сделала это. А в зачёт идут не слова, а дела.
– Будешь бить?
– Надо бы. Да жалко мне тебя. Накажу отлучением от себя. Отправлю на все четыре стороны.
Марья кротко кивнула и сразу пошла собирать вещи. Так было уже много-много раз. Порадовалась, что хоть с битьём передумал.
Вскоре она оказалась в «Соснах» и проплакала там целую ночь. Андрей явился не запылился в спальню с утренней зорькой с букетом свежайших, в каплях росы роз. Встал на одно колено, протянув ей цветы и сказал:
– Будь моей!
Марья взяла букет, зарылась носом в ароматную красоту.
Андрей усадил её возле себя.
– Рассказывай.
– Он прочухал насчёт копии. Бить меня не стал, отправил вон. Вот и всё.
– И правильно сделал. Вон – это ко мне. Я стосковался по моей богинечке. А он уже объелся тобой. Надо делиться.
– Андрюша, это как-то чудовищно. Я боюсь за себя и за вас обоих. Всё это добром не кончится.
– Романов должен дать тебе развод! И оставить нас в покое, когда мы поженимся.
– Но я люблю его.
– А я люблю тебя. Мне достаточно твоей сострадательности. И ты любишь меня точно так же, при условии, что его рядом нет. А он тебя официально выдворил. Это его мера ответственности.
Марья положила голову на плечо Андрею:
– Что ж, пусть всё идёт как идёт.
– Значит, любишь меня? – переспросил Романов, отделяясь от стены.
Марья и Огнев вздрогнули. И нервно рассмеялись: она – счастливо, он – ядовито.
– Так и есть, – подтвердила царица.
– Тогда, может, мне тебя простить? А?
– Тебе решать.
– А то тут уже свадьбой запахло!
Огнев встал и заслонил Марью собой собой.
– Мы всё это проходили уже много раз, Свят Владимирович. Сейчас ты её заберёшь, а потом излупцуешь под пьяную руку так, что придётся вызывать Зуши для замены её внутренних органов. Я больше подобного зверства не допущу.
– Отойди, верзила, в сторону.
– А то что? Накинешься на меня? Я тебя одним кидком на Сатурн заброшу! Одним ударом в лужицу аминокислот превращу.
– Угрозы царю? Ты совсем рехнулся? Гормоны в башку ударили? Тебя повесят или четвертуют, алё!
Марья не выдержала подскочившего градуса словесной дуэли:
– Брейк, мужчины! Свят, чего ты хочешь? Разве ты только что не вытурил меня из своей жизни?
– Было дело, погорячился.
– А где букет?
Романов непонимающе уставился на жену.
– Чего?! Букет за измену с этим хитрованом?
Марья громко засмеялась и уже не могла остановиться. В припадке истеричного хохота упала на пол и начала кататься по нему, хватаясь за живот. Мужчины разулыбались.
Когда она отсмеялась, то сразу же заплакала. Встала и ушла в ванную смывать с лица соль слёз. Долго сидела на бортике мраморной купели, размышляя.
Вернувшись, застала мирную картину трапезы двух закадычных друзей. Романов встал из-за накрытого стола, подошёл к жене, подал ей руку, довёл до стула, усадил, пододвинул тарелку, набрал еды, налил из кувшина морса и, поцеловав в щёку, сказал: «Приятного аппетита, милая».
Марья с голодухи накинулась на пирожки, овощное рагу, котлетки, варенички. Спросила с набитым ртом:
– Откуда пир?
– От моих поваров, вестимо. Я ведь знаю, чем мою обжору ублажить. Кто-то – букетом, а я – обедом.
Марья опять засмеялась, тут же подавилась и еле откашлялась. Мужчины, умилённо посматривая на рыжее чудо в ямочках, продолжили прерванную беседу.
– Ну так что за отступные, царь-государь?
– На твой выбор. Вот что хочешь! Любой раритетный исторический дворец. Самую роскошную в мире виллу. Обустроенный остров, какой пожелаешь. Яхту, участок земли, горную гряду, сундук с драгоценностями. Любую недвижимость. Пригоню тебе табун молоденьких девчонок одна краше другой. Выбирай себе кралю. Торкнет – женись. В общем, можешь сам назначить себе объект дарения.
– Уступи мне Марью. А сам бери себе табун, дворцы, виллы, яхты.
– Не могу отдать Марью. Самому нужна. Продолжим торг?
– Нет смысла.
– Тогда выпьем?
Тут вмешалась Марья:
– Э, нет! Я не вынесу последствий! Вчера налакались, сегодня обойдётесь!
– Ты смотри, как заговорила-то! – взорвался Романов. – А ведь я тебя ещё не простил! И домой не позвал. А ты командовать?!
Марья бросила вилку на стол, вскочила и умчалась прочь.
– Блин, вот же я дурак! – схватился за голову царь. – Сейчас забьётся куда-нибудь в щель и фиг её найдёшь!
– Не забьётся, – утешил государя премьер.
– А ты откуда знаешь?
– Остынет и вернётся. Она ведь хочет к тебе. Просто перегара не желает. Так что бутылка отменяется.
Марья действительно возвратилась через полчаса, робко прошла на своё место и стала доедать деликатесы. Мужчины переглянулись, усмехнулись и как ни в чём ни бывало продолжили беседу.
– Ну что, ребятюльки. Наелись, наговорились? – бодро завершил встречу царь. – Нанятые люди здесь приберутся, а нам с тобой, жена, пора домой. Будем мириться. Букет Андрюшкин прихвати, уж больно красивый. Тебе, владыко, спасибо за компанию. Отдыхай, так и быть. А завтра – в лямку! Получил эмоциональную встряску, расцветил свою однообразную жизнь? Теперь за дело, товарищ!
Продолжение следует.
Подпишись – и легче будет найти главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская