Когда я выезжала, утро было солнечное... тихое, по-майски ленивое — как будто никуда и не надо спешить. Я стояла на пороге своей квартиры, вдыхала запах любимого кофе, ещё раз оглядывала комнаты.
Всё привычно — диван, плед с оленями, книжная полка, старый кошачий домик, занавески, которые никак не могу сменить уже лет десять… Всё остаётся на месте. Всё ждёт меня.
— Марина Николаевна, вы точно всё выключили? — донёсся привычный голос Ольги с площадки, напротив. Она — моя подруга, соседка, хранительница запасных ключей и секретов моей жизни. — Ты отдыхать собралась, а у меня прям сердце не на месте.
Я только махнула рукой — мол, что может случиться? Новый электронный замок, соседка смотрит в окно на мой балкон день и ночь, в ЖК — охрана, консьерж, камеры. Куда уж тут вору или мошеннику?
— Лучше я поехала бы с тобой — всплеснула руками Ольга. — Ну да ладно, расслабься! Всё будет хорошо.
Смешно теперь вспоминать. Наивная я...
Вот только отпуск — он ведь как? Едешь ты с багажом привычек и тревог, а по-настоящему расслабиться удается едва ли к середине отдыха. Но в этот раз всё шло хорошо. Теплый Крым встречал цветущими акациями, солнечной погодой, смехом в холле санатория. Я дышала полной грудью, ходила на процедуры, болтала с весёлыми женщинами за обедами — и даже забыла на пару дней про свой дом.
— Ну, Марина, твой отпуск — это теперь мой отпуск, — Ольга по телефону хохотала, — хоть ключи в цветочный горшок спрятала! Всё у тебя под охраной.
Я улыбалась, лёжа на песочке у моря.
— Конечно, Оль! Спасибо…
Обычно я не зависаю в интернете во время отдыха, но однажды вечером, после процедуры с травами и чашки чая, мне вдруг пришло сообщение от Светы, соседки с другого этажа:
«Марина, ты что, квартиру продаёшь? Только не пойму — почему, вроде не собиралась? Посмотри ссылку»
Надо сказать, Света такая, она вечно в курсе всех новостей — даже тех, которые ещё не произошли.
Я машинально открыла ссылку.
— Да ну, ерунда какая-то, — пробормотала, не особо вникая, потому что ну — не может быть.
А там… Там моя квартира.
Те самые занавески, моё кресло с вышитой подушкой. Фото, сделанные вчера или позавчера — отчётливо свежие, видно даже мои фиалки на подоконнике. Заголовок: «Продается уютная трехкомнатная квартира с новым ремонтом».
Меня холодом пробрало — знаете, словно тебя кто-то щёлкнул по лбу: проснись! Сердце застучало — так, что, казалось, затопило санаторий ритмом.
Я звонила Ольге, руки дрожали:
— Оля, ты это видела?
— С ума сошла?! Я только что поливала твои цветы, — она чуть ли не кричала, слышно было даже по телефону, — сама сейчас зайду на тот сайт. Подожди.
В голове крутились одни и те же мысли. Кто? Как?! Мошенники всё же пролезли?.. Или кто сделал ключи, кроме меня да Оли?
Следующим утром я первым делом позвонила по номеру, указанному в объявлении. Женщина на том конце проворчала:
— Да, квартира уже на просмотрах.
— Как на просмотрах?!
— Вас записать? — сухо спросила она.
Я попыталась объяснить, что хозяйка — это я. В ответ раздражённое бурчание и гудки.
Звонила на всякий случай управляющему, а тот только отмахнулся:
— Тут постоянно что-то такое… Не волнуйтесь.
Не волнуйтесь — когда все вокруг говорят, что не надо.
Я не выдержала и за день отменила все процедуры, купила билет на ближайший поезд.
Оля встретила меня встревоженной, глаза её бегали.
— Всё нормально, — повторяла она, хотя голос дрожал. — Никто не ломал, ничего не взламывал… Только сегодня приходили какие-то риелторы, людей приводили. Я сказала, что ты в отъезде, а они говорят — по доверенности, какие-то документы показали.
Доверенность?!
У меня никогда не было доверенности на мою квартиру, никому её в жизни не давала! Откуда?..
Завтра утром я уже была готова идти в полицию. Но сначала — к нотариусу, чьей подписью якобы был заверен документ.
— Ой, Марина Николаевна… — нотариус даже вскинула брови. — Вашей подписи тут нет. А вот почерк… будто с кем-то я уже это имя встречала.
Я не хотела… правда, не хотела думать плохо. Но единственный человек, кто бывал у меня дома в моё отсутствие — Ольга. Та самая соседка, которой я доверяла, как себе. Которую защищала в самых глупых её ссорах и которая выручала, когда не было денег на лекарства.
Вечером я просто спросила:
— Оль, скажи честно… Ты никому мой паспорт когда-нибудь не показывала?
Она опустила глаза, заплакала.
— Прости меня, Мариночка… Я… я не хотела… Меня уговорил мой племянник… Он попал в долги, ему угрожали…
Мир пошёл волнами — перехватило дыхание, и будто всё вокруг стало иным.
Слова прилипали ко рту:
— Оля. А если бы… А если бы меня не было?
Она плакала, просила простить.
А я… Просто молчала.
Что мне делать теперь?
Ночь я не спала совсем. Вот бывают такие ночи — когда не слышно ни машин, ни телевизоров у соседей, когда тишина стекает по стенам густым сиропом и душит... Я просто ходила из угла в угол, смотрела, как в окошке мерцает фонарь с улицы. Мысли — тяжёлые как свинец, заметались по голове: кому ещё я доверяла? Где я проглядела эту пропасть между мной и Олей?
В полпятого утра выпила холодного чая, почти не чувствуя вкуса.
У Оли всю ночь горел свет. Позже я узнала, что она заперлась и никого не пускала. Наверное, тоже не спала. Наверное, тоже боялась своего отражения в зеркале — так бывает, когда засыпать страшнее, чем встретить чужого на лестнице.
В восемь часов утра я шагнула к двери уже не просто как хозяйка квартиры, а как человек, которого одурачили. Почувствовала внутри какую-то силищу — не злость даже, а странное хладнокровие, когда ты наконец дна коснулся и глубже некуда.
— Оля, — голос мой звучал непривычно, твёрдо, даже для самой себя, — пожалуйста, открой. Поговорим.
Дверь приоткрылась — ровно настолько, чтобы я увидела её бледное, слипшееся от слёз лицо.
— Мне стыдно, Мариночка…
— Не надо смотреть на меня так, — перебила я, — если можешь, расскажи всё. До конца.
Она стояла, сцепив руки, губы дрожали:
— Племянник пришёл — умолял, сказал, денег немного надо, только оформить доверенность. Я… Я и не подумала бы, если бы не долги его. Он показал образцы каких-то бумаг, вроде бы твои, и копию твоего паспорта взял с полки — ты сама всё в коробке оставляла, помнишь? Я… Господи, что ж я наделала! — снова плакала, — Я думала, это всё просто слова. Не верила, что они дальше копии куда-то пойдут…
Слушала её и ощущала — больше никогда не смогу впустить человека в дом, как впускала раньше. Даже если бывшая подруга, даже если плачет вот так, как ребёнок.
К полудню я уже сидела в отделении полиции — с нотариусом, агентом по недвижимости, Олей и парой тех самых риелторов. Документы забрали, заявления приняли.
Сидела, смотрела на ворох бумаг на столе, слушала приторный голос следователя...
— Судя по всему, это мошенничество по доверенности. Для суда нам потребуется время, выясним все детали, тем более что вы вернулись вовремя.
— Сколько это может занять? — голос мой казался чужим, издалека.
— Всё зависит от оперативности сторон… Иногда — месяцы.
Оля молчала, не поднимала глаз. А я вдруг ощутила, как же одиноко может быть человеку, который всю жизнь верил, что дом — это крепость. Что доверять — значит быть с кем-то по-настоящему.
Вечером мне вдруг захотелось позвонить дочери — она ведь всегда меня учила не доверять бумажкам, хранить документы в сейфе… Я же ворчала: «Воровать у меня нечего, кому я нужна!»
Дочь вздохнула в трубку:
— Мам, главное — что ты вернулась. Остальное разберём.
— А доверять теперь кому?
— Себе, мам. И мне чуть-чуть.
Вот так и живём…
Суд был ещё впереди, с бумагами и нервами, ожиданиями и отчаянием, как положено в наших судах. Но тогда, в ту самую ночь, я уже поняла: снова быть прежней не получится.
Больно, очень больно — принять, что самое уязвимое иногда прячется не в замках… а в людях, к которым прикипаешь душой.
Неделя пролетела, как в тумане. В полиции — объяснения, в паспортном столе — справки, у нотариуса — очереди, в суде — хождения по коридорам, где пахнет старой бумагой и унынием. Оля старается не попадаться мне на глаза: тихо ходит по двору, не открывает окна, даже с собакой гулять стала после полуночи. Я не злюсь — внутри всё выгорело, осталось только что-то терпкое, как утренний холодный чай.
Племянника её арестовали быстро. Оказалось, не только мои документы пытался обналичить он — у него целая «коллекция».
Соседи шепчутся за спиной:
«Вот оно, доверие! Всё по старой дружбе…»
А я слушаю и не обижаюсь. Пусть. Это не про меня, это про них — про их страхи, про их цену одиночества.
Пару раз приходила полиция — проверить двери, ещё раз расспросить. Риелторы исчезли, словно их и не было. Объявление исчезло с сайта, но скриншот я храню — напоминание себе. Уже никому не открываю дверь, даже если кто-то кричит: «Почта!», «Управляющая компания!». Пусть звонят заранее.
Подруга Света приносит домашние пироги, ко мне заглядывает внучка с вопросами:
— Бабушка, ты что, теперь боишься всех соседей?
Нет, не всех. Только себя прежнюю — наивную, беспечную. Ту, которая оставляла документы на полке, верила слепо в дружбу и в то, что беда может пройти стороной. Но я не перестала быть открытой — просто стала чуточку мудрее.
С дочерью разговариваем по скайпу.
— Мам, ты держишься молодцом — говорит, улыбается через экран. — Скоро к тебе приеду на пару недель, приготовь варенье своё любимое!
Я улыбаюсь в ответ — уже почти спокойно. Квартира моя осталась при мне: суд признал доверенность поддельной, племянника осудили, а Оля… Она пытается найти слова для прощения, но я не готова.
Однажды я всё же встречаю её у подъезда. Долго думаю: уйти мимо? Сделать вид, что не заметила?
Но промолвила негромко:
— Оля. Знаешь, всё… Всё простить не смогу. Но обвинять больше не хочу.
Она только молча кивает — и уходит.
А я остаюсь. Одна. В своей квартире, на своём диване под старыми занавесками, с чашкой некрепкого чая и любимой книжкой. В окно льётся солнечный свет, как всегда — в начале лета.
Надежда возвращается маленькими шагами.
Пусть я теперь осторожнее. Пусть обида иногда гложет где-то внутри, но жизнь продолжается. И главное всё закончилось хорошо.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍