В двух предшествующих статьях мы постарались подробно изучить эволюцию ориентальных стилей в европейской архитектуре и частично, декоративно-прикладном искусстве, начиная с БОЛЬШОГО стиля XVII-XVIII веков (барокко и рококо) см.> , затем классицизма (в Европе его называют неоклассицизмом) до эпохи историзма и смешения стилей (эклектики) XIX века. см.>
Показательно, что архитекторы середины XVIII века, родившиеся и учившиеся проектированию и строительству в галантный и игривый век рококо, с появлением новой моды на новый строгий вкус придерживались законов почти палладианской античности в больших официальных проектах.
Но с легкостью позволяли себе вольности и даже озорство в садах и парках. Именно в загородных усадьбах они могли себе позволить увлечься готикой, китайщиной и мавританщиной…. Тут уместно вспомнить о глубинной связи европейской готики с древними восточными прообразами (арабская стрельчатая арка).
Примечательно, что во времена императора Николая I в Петербурге было запрещено строить здания с готическими формами, но этот запрет не действовал для пригородов и усадебного строительства. И здесь таких памятников нарождающегося в архитектуре историзма не счесть.
«Китайщина» и следующие за ней «туретчина», «мавританщина» и другие вариации на восточные темы, как бы распахнула в архитектуре окна со свежим воздухом. Из мира строгого, иногда даже суховатого классицизма, в мир экстравагантной импровизации и интерпретации исторических знаний, мир эклектики XIX века. Задул теплый ветер. И этот ветер дул с Востока.
Как я уже констатировал в предшествующей статье одни из самых последних дворцовых построек стиля «chinoiserie» уже начала XX века можно увидеть в Бельгии в окрестностях Брюсселя в главной королевской резиденции Лакен. Китайский павильон, Японская башня и Музей японского искусства были спроектированы и построены Александром Марселем в 1910-1913 годах по поручению короля Леопольда II для размещения богатейших восточных коллекций бельгийской монархии.
И если Японская башня и музей стремятся к наибольшей достоверности в воспроизведении настоящей японской архитектуры, то интерьеры Китайского павильона, (фасады которого выполнены вполне в китайской традиции), является последним примером блеска рокайльной «шинузерии», устремленной к прообразам XVIII столетия.
Двадцатый век отмечен также созданием многочисленных Чайна-таунов (Chinatown), которые стали неотъемлемой частью многих европейских, американских (в том числе южно-американских) и даже австралийских городов. И если их создают китайские по происхождению архитекторы, чаще всего они - постоянные жители своих новых метрополий, с соответствующими европейцам привычками и образованием. Декораторы достаточно органично связывают восточные постройки с архитектурной тканью старых городов. Это очень подобно тому, как блюда ориентальной кухни в каждом китайском ресторане вне самого Китая очень сильно напоминают вкусы своей новой родины. В этом, видимо, и проявляется основное свойство стилистики «китайщины», которая всегда находится «не внутри» архитектурно-художественного стиля, а лишь рядом.
Что касается многочисленных других ориентальных стилей, как то «тюркери», мавританского, японского, египетского и других направлений архитектурной мысли, то их достаточно часто объявляют вторичной модой по отношению к лучше изученному стилю «шинуазри», а появление в истории европейской архитектуры этих направлений часто рассматривается, начиная лишь с XVIII века. Нам представляется, что это очень поверхностный взгляд. Скорее всего здесь забываются глубинные связи всей истории европейского искусства с Востоком. Конечно, эта связь не отрицается исследователями (что невозможно), она просто как бы не замечается. Между тем, как минимум, два последних тысячелетия мы наблюдаем постоянное оплодотворяющее взаимопроникновение европейской и восточных культур.
Тут следует немного остановиться над рассуждением о том, что мы понимаем под словом Восток. Для европейца XVII-XVIII веков, а именно с этого времени мы начинали наш рассказ об эволюции ориенталистики, Восток прежде всего – это НЕ ЗАПАД. Хорошей иллюстрацией этой мысли будет либретто к моей любимой опере-балету французского композитора эпохи барокко Жана-Филиппа Рамо «Галантные Индии» - где Индиями называются и понимаются, что это естественно для современников композитора, сначала Турция, затем Перу, Персия и даже Северная Америка. Как тут не вспомнить вечную фразу из «Баллады о Западе и Востоке» Р.Киплинга «Запад есть Запад, а Восток есть Восток. И им не сойтись никогда». Хотя это разделение, вероятно, не было изначальным.
Однажды в 2012 году на раскопанной вилле Сан-Марко в местечке Кастелломаре-ди-Стабия (в 79 году н.э. погребенной под пеплом Везувия вместе с Помпеями), известный историк и искусствовед Юрий Минаевич Пирютко, зная мое пристрастие к изучению всего, что касается ориенталистики, обратил мое внимание на одну фреску в помещении виллы. На фреске было изображено здание с по-восточному почти изогнутой кровлей, не характерной для римским построек.
Интересно, что соседняя фреска изображала крокодила, охотящегося на верблюда, груженного каким-то товаром. В этих сюжетах нет ничего удивительного, если помнить о том, что связи античного мира с Востоком длились столетиями и европейцам две тысячи лет назад было очень многое хорошо известно об окружающих их частях света. Достаточно вспомнить о шелковых одеждах всех знатных римских граждан и о первых лимонах в Италии. Сейчас мы все больше и больше об этом узнаем.
Приятно, что история европейских художественных стилей становится намного ближе и понятнее, когда в романской архитектуре древнего Палермо мы угадываем византийские и арабские корни города, почти три столетия носившего восточное имя Медина. Или при нашем взоре на очаровательный минарет, пристроившийся к готическому собору в венецианской Фамагусте (городе Отелло) на острове Кипр. Или когда среди хеттских катакомб Каппадокии в Турции мы обнаруживаем православный храм, а совсем рядом на морском побережье - останки крестоносцев.
В Венеции на Гран Канале, наслаждаясь готической красотой дворца Фондако-деи-Турки (Fondaco dei Turchi), что в переводе означает всего лишь «Турецкая лавка», мы обнаруживаем яркое архитектурное воспоминание о Малом Влахернском дворце Палеологов в Константинополе. Эти же восточные нотки мы видим в многочисленных готических постройках Испании и Португалии, где они скрываются под замысловатыми названиями стилей мудехар и мануэлин. «Amarcord», – «я вспоминаю». Вспоминаю, что итальянский монастырский сад, не просто реплика античного дворика, а истинный всплеск человеческой мысли, прошедший через арабский и персидский Восток. Как и бассейн с фонтаном в этом саду.
Так как же происходит эволюция мирового изобразительного искусства и архитектуры? Какова роль взаимопроникновения различных культур? При более внимательном рассмотрении простое «школьное» или, если хотите, даже университетское понимание развития европейских стилей оказывается несостоятельным. Вопросов возникает существенно больше, чем ответов. Схема «романский стиль – готика – ренессанс – барокко - классицизм - эклектика» даже в различных вариациях уже не совсем работает. Этот мир сложнее, чем мы о нем думаем.
Еще в конце XIX века Эрнстом Кон-Винером была замечена и описана периодика смены архитектурных стилей в особом порядке: «конструктивный стиль» - «декоративный стиль» - «деструктивный стиль». Эту закономерность уже в 1983 году блестяще проиллюстрировали выдающийся философ и лингвист Юрий Лотман и физиолог Николай Николаенко (с которым я имел счастье быть лично знаком и работать десять лет за соседней дверью в Институте имени И.М.Сеченова). Суть выводов такова, что если интегрально проанализировать работу мозга миллионов людей, то мы увидим хорошо описываемую закономерность изменения эстетических критериев в связи с цикличностью колебания восприятия пропорций близких к так называемому «золотому сечению». То есть восприятие этих пропорций неустойчиво во времени и циклично. Причем эти циклы хорошо совпадают с теоретическими исследованиями Кон-Винера.
Пытаясь понять логику развития культуры мы неизменно погружаемся в постижение фундаментальных законов пространства и времени. Мы живем на Земном шаре и подчиняемся законам топологии Шара. Хорошо известные математикам, все более и более известные геофизикам, эти законы оказались вне сферы знаний представителями гуманитарных наук. И очень зря. Дело в том, что в целом, все процессы на нашей планете очень напоминают карту, которую мы видим в телевизионных программах прогноза погоды. Вопрос состоит только в расстояниях и скорости распространения этих процессов.
И если говорить об эволюции архитектурно-художественных стилей, применительно ко всей планете, мы наблюдаем абсолютно такую же картину во взаимодействия культур, что при изображении распространения атмосферных циклонов и облаков. С поправкой на скорости, кратные человеческим жизням и скоростям движения цивилизаций. И как это не странно, мы лишь в начале пути изучения этого вопроса. Но хочется спросить: так какова же роль восточного вектора развития в изучаемой нами западной культуре, частью которой мы себя считаем или приписываем себе это?
Восток дело тонкое. Изучая историю искусства, мы наблюдаем постоянное взаимодействие различных культур. Перефразируя знаменитое высказывание моего учителя д.т.н. наук, профессора Владимира Михайловича Ахутина можно сказать: «Точки роста культур находятся на стыках культур». И в этой фразе есть известная доля оптимизма. Ведь очевидно, что влияние внешних сторонних структур, проникающих в ткань региональной мега-культуры подобно сквозной нити, скрепляющей эти стыки.
Однако, даже периодика развития нативных восточных стилей сейчас чрезвычайно слабо изучена. Неясны и не изучены закономерности смены стилей внутри ориентальных культур, приходится лишь предполагать, что их развитие происходит по подобию с западными. Совершенно неясно влияние западных художественных идей на восточную архитектуру и искусство. Хотя изучение таких исключительных феноменов, как ансамбль Старого Летнего дворца (известного в Китае как Сад Совершенства и Чистоты 圆明园- Юаньминюань - Yuanmingyuan) или королевские постройки в Банг Па-ин в Тайланде постепенно начинается и представляется весьма перспективным.
Абсолютно неизвестны внутренние философские закономерности влияния восточной архитектуры на Запад, относительно изучены лишь внешние их декоративные проявления. Эти трудности будет необходимо когда-то преодолеть. Мы должны помнить, что развитие культуры есть только зеркало развития человеческой цивилизации. А в этом развитии нас окружает бесконечная цикличность и множество новых зеркал.
Очевидно, что сейчас мы являемся свидетелями формирования нового цикла развития цивилизации. В этом цикле уже видны некоторые закономерности. Уходит в небытие заимствование внешних форм восточной (и не только восточной) культуры. Не берем здесь в рассмотрение откровенный китч, часто распространяемый под видом нового стиля – я называю это явление «цыганским рококо».
Мы видим уже новое постижение философии организации пространства, так характерное для Востока. Это проявляется повсеместно ощутимо, начиная от увлечения современным японским дизайном или фэн-шуй, до грандиозных проектов великой Заха Мохамед Хадид, до проектирования и строительства уникального города будущего Неом в Саудовской Аравии.
Восток возвращается. Восток возвращает своё. Восток уже пронизывает всю нашу жизнь. Восток побеждает. Мы часть Востока, но мы и часть Запада. Вернется ли когда-нибудь Запад? Тот Запад, который мы изучали и любили. Скорее нет, чем да. Плохо это или хорошо? Воздержимся от оценок объективно происходящих в мире процессов. Мы не в состоянии серьезно на них повлиять. Нам остается лишь созерцать и встраиваться…
Благодарю за внимание. Жду вас на страницах следующих публикаций. Полный вперед!