Тот роковой автобус №217 хрипел на морозе, как старый пес у порога. Январский ветер гулял по остановке, забираясь под пальто случайных пассажиров, заставляя их ёжиться и глубже закапываться в воротники. Среди них была и она — девушка в сером драповом пальто с капюшоном, отороченным искусственным мехом. На ногах — практичные, но изящные зимние ботинки, в руках — потрёпанный томик Ахматовой.
Мой отец, тогда ещё двадцатилетний Володя, втиснулся в автобус следом за ней. Он не запомнил, на какой именно остановке она вышла — только мелькнувший в толпе капюшон и снежинку, застрявшую в её ресницах.
— Ты что, совсем спятил? — его друг Санёк хлопнул по столу так, что зазвенели пустые бутылки. — Всю округу обойти? Да тебя же ментам сдадут!
— Она вышла где-то между "Гастрономом" и сквером, — упрямо твердил отец, чертя на салфетке карту района. — Там всего пять улиц.
— Пять улиц! — Санёк закатил глаза. — Ты представляешь, сколько там подъездов?
Но отец уже придумал план. В комиссионке на рынке он купил потрёпанный бланк с печатью — якобы анкету для социального опроса.
Первые три дня были провальными.
— Молодая женщина с книгой? — хмурились бабушки на лавочках. — Да у нас полрайона таких бегает!
На четвёртый день судьба смилостивилась. В доме №14 по улице Гагарина дверь открыла пожилая женщина в вязаной кофте.
— Соцопрос? — она прищурилась, разглядывая его импровизированное удостоверение. — А документы покажите.
Отец уже готов был ретироваться, когда из глубины квартиры раздался голос:
— Мам, кто там?
И тогда он увидел её — в растянутом свитере и с карандашом за ухом. Та самая "снежинка на ресницах".
— Вы... — она нахмурилась, — вы же не из соцзащиты.
Отец покраснел до корней волос.
— Я... я видел вас в автобусе.
— И что?
— И... мне нужно было узнать, как вас зовут.
Тишина повисла густая, как кисель в столовой. Бабушка медленно подняла бровь.
— Ну, — наконец сказала она, — раз уж обманом проник, представляйся по-человечески.
Теперь, спустя тридцать лет, за семейным ужином они всё ещё спорят о деталях.
— Я вышла на остановке "Почта", — уверяет мама, помешивая борщ.
— Нет, на "Сквере", — настаивает отец.
— Пап, — вмешиваюсь я, — а если бы бабушка вызвала милицию?
Он пожимает плечами, наливая себе компот:
— Тогда бы я познакомился с твоей мамой в отделении. Романтичнее, конечно, не было б...
Бабушка фыркает со своего конца стола, но глаза её смеются. А на комоде лежит тот самый томик Ахматовой — с закладкой между страниц.
P.S. Санёк до сих пор не верит, что этот бредовый план сработал. А бланк того "соцопроса" отец хранит в шкатулке с семейными реликвиями — как самое ценное вложение в свою жизнь.