За окном плакало небо. Октябрьский дождь стучал по карнизу, создавая тревожную мелодию, под которую я укачивала Мишеньку. Маленький никак не хотел засыпать, капризничал, прижимался к груди и хныкал. Я и сама чуть не плакала — третья бессонная ночь давала о себе знать тупой болью в висках.
— Тише, маленький, тише, — шептала я, покачиваясь в старом кресле у окна.
Телефон разразился пронзительной трелью. Я вздрогнула. Мишенька тоже дернулся и заплакал громче.
— Да, Тамара Павловна, — я старалась говорить тихо, прижав телефон к уху плечом и укачивая ребенка.
— Наталья! — голос свекрови звучал требовательно. — Мне срочно нужны таблетки от давления. Давление подскочило, а в аптечке пусто.
Я бросила взгляд в окно. Дождь превратился в настоящий ливень.
— Тамара Павловна, сейчас такой ливень... И Миша не спит весь день, капризничает. Может, я позвоню в службу доставки?
— Какая еще доставка?! — возмутилась свекровь. — Ты что, не можешь проявить уважение? Мне плохо! Я мать твоего мужа!
Я глубоко вздохнула.
— Простите, но я правда не могу с ребенком в такую погоду...
— Ты обязана! — отрезала она. — Мой сын дал тебе имя. Ты теперь наша. Неужели трудно помочь больной женщине?
Что-то внутри меня сжалось. Опять это напоминание о том, что до брака с Виктором я была никем, а теперь обязана быть благодарной за то, что ношу их фамилию.
— Тамара Павловна, я...
— Через полчаса жду! — и трубка отключилась.
Я смотрела на плачущего сына, и чувствовала, как по щекам текут горячие слезы. Унижение, обида, усталость — все смешалось в тугой узел, застрявший в горле. Всего год назад я была счастливой невестой Виктора, а теперь... Вроде бы и любимая жена, молодая мама, а на деле — просто прислуга при семействе мужа, вещь с приставкой "наша".
Мишенька затих, почувствовав мои слезы. Его большие голубые глаза — точь-в-точь как у папы — смотрели на меня с недетским пониманием. Я поцеловала сына в лобик.
— Знаешь, малыш, кажется, мамочке пора перестать вытирать слезы и научиться говорить "нет".
Я не знала, откуда взялись эти слова. Но они прозвучали как обещание — не только ему, но и самой себе.
Чужой взгляд
— Еще чаю? — спросила я, поднимаясь из-за стола.
Рита, моя младшая сестра, кивнула и протянула чашку. За окном уже стемнело, в доме было тихо — Виктор задерживался на работе, а Мишенька наконец-то уснул в своей кроватке.
— Так что ты ей ответила? — спросила Рита, подцепив вилкой кусочек пирога.
Я пожала плечами, наливая чай.
— А что я могла? Взяла зонт, укутала ребенка и повезла ей лекарства.
Рита замерла с поднесенной ко рту вилкой и уставилась на меня так, будто у меня вторая голова выросла.
— Наташка, ты что, серьезно? — она отложила вилку. — Ты в своем уме? У тебе знаешь сколько маленький ребенок на руках, а ты по дождю с ним через весь город к свекрови поперлась?
— Ну, я же не могла отказать, — я села напротив нее, грея ладони о горячую чашку. — Она все-таки мать Вити...
— И что? — перебила сестра. — Ты что, у нее в услужении? Может, еще ноги ей мыть начнешь и воду пить, раз она мать твоего мужа?
Я смотрела на сестру и чувствовала, как что-то неуловимо меняется внутри. Рита всегда была бунтаркой в нашей семье, младшей и самой своевольной. А я — тихая, послушная, "удобная" для всех Наташа.
— Рита, ты не понимаешь. Это сложно. Виктор очень привязан к матери, она для него авторитет. Если я буду конфликтовать...
— А никто не говорит о конфликтах, — сестра подалась вперед. — Речь о твоем достоинстве. Ты человек, а не вещь, которой они владеют.
— Но свекровь постоянно напоминает, что Виктор "дал мне имя", — я невольно поморщилась. — Как будто раньше у меня его не было.
— Что за чушь средневековая! — Рита всплеснула руками. — А он что, твою фамилию не взял, не назвал тебя женой? Наташ, ты не собственность, которую передали из одной семьи в другую.
Я молчала, ковыряя ложечкой пирог. Внутри зародилось странное чувство — смесь тревоги и какого-то облегчения. Словно я впервые посмотрела на ситуацию со стороны.
— Знаешь, я ведь даже никогда так не думала, — призналась я тихо. — Просто... старалась быть хорошей. Для всех.
— А для себя? — Рита накрыла мою руку своей. — Наташ, ты не хуже станешь, если научишься говорить "нет". Хорошая жена — не значит безропотная служанка. И Виктор тебя не за это полюбил.
Я смотрела на отражение кухонной лампы в темном окне и чувствовала, как в душе пробуждается что-то новое. Сомнение? Надежда? Решимость?
Стены одиночества
— Мам, ты не могла бы помочь Наташе с ремонтом на выходных? — Виктор говорил по телефону, расхаживая по кухне. — Ну да, немного обои отклеились, надо подклеить... Что? А, ну тогда ладно.
Он положил трубку и развел руками.
— У мамы поясница разболелась, не сможет приехать.
Я молча протирала детскую бутылочку, стараясь не выдать эмоций. Три дня назад свекровь бодро танцевала на дне рождения своей подруги — видела фотографии в соцсетях.
— Вить, — начала я осторожно, — может, нам просто мастера вызвать? Зачем маму беспокоить?
— Наташа, ну ты что, — он посмотрел на меня с легким раздражением. — Мастера деньги берут. А мама умеет с обоями, она же квартиру сама ремонтировала.
Телефон снова зазвонил. Виктор взглянул на экран.
— Мама опять. Алло? Да, мам...
Я отвернулась к раковине, уже зная, что сейчас будет. Свекровь начнет с жалоб на здоровье, потом плавно перейдет к упрекам.
— Да, конечно... Нет, она дома... Сейчас, — он протянул мне телефон. — Мама хочет с тобой поговорить.
Я вытерла руки о полотенце и взяла трубку.
— Алло, Тамара Павловна.
— Наташенька, — голос свекрови был слабым и дрожащим. — Как ты там, дорогая? Как мой внучок?
— Все хорошо. Миша спит.
— А я вот совсем расклеилась, — она тяжело вздохнула. — Давление скачет, поясница отнимается. Старость — не радость.
— Выздоравливайте, — произнесла я формально.
— Я думаю заехать к вам завтра, — внезапно окрепшим голосом сказала свекровь. — Надо посмотреть, как вы там живете. А то Витя говорит, что с обоями беда.
— Мы справимся...
— Ну как же справитесь! — перебила она. — Вы же ничего не умеете. Невестушка моя, ты хоть борщ научилась варить как следует? А то в прошлый раз совсем не соленый был. Вите нужен нормальный борщ, он с детства привык...
Я закрыла глаза, чувствуя, как волна возмущения и одиночества накрывает с головой. Виктор на другом конце кухни возился с чайником, делая вид, что не слышит разговора.
— Тамара Павловна, извините, Миша проснулся. Мне нужно идти, — солгала я и отключилась.
Виктор обернулся.
— Что она хотела?
— Приехать завтра и научить меня варить борщ, — я не смогла скрыть горечь.
— Ну ты же знаешь, какая мама, — он пожал плечами. — Не начинай, ладно? У нее просто характер такой.
Вот и все. Никакой поддержки. Я для него по-прежнему "та, которая не должна начинать". А его мать — та, чей "характер такой" надо принимать безоговорочно.
— Знаю, — тихо ответила я, чувствуя, как между нами вырастает стена. — Знаю...
Первый шаг
Звонок в дверь раздался ровно в два часа дня. Тамара Павловна была пунктуальна — это я усвоила за три года замужества.
Я открыла дверь, не растягивая губы в привычной улыбке. Свекровь стояла на пороге с большой сумкой в руках и выглядела так, будто собиралась остаться на неделю.
— Здравствуй, Наташенька! — она двинулась вперед, чтобы обнять меня, но я отступила в сторону, просто пропуская ее в квартиру.
— Добрый день, Тамара Павловна.
Свекровь замерла на секунду, потом прошла в прихожую.
— А где мой внучок? Бабушка гостинцы принесла!
— Миша спит, — я забрала у нее сумку. — Могу чай предложить.
Тамара Павловна окинула взглядом прихожую, задержавшись на разбросанных детских игрушках.
— Да уж, порядка у вас не прибавилось. Витя говорил, что вы с обоями мучаетесь? Я инструменты принесла, сейчас все сделаем.
Я прошла на кухню, поставила чайник. Свекровь следовала за мной, попутно осматривая квартиру критическим взглядом.
— Тамара Павловна, — сказала я ровным голосом, — спасибо за предложение помощи, но мы сами справимся. Виктор уже договорился с мастером.
— Каким еще мастером? — она всплеснула руками. — Зачем деньги тратить? Я вам покажу, как делать...
— Мы решили по-своему, — твердо ответила я, не поворачиваясь к ней.
На кухне повисла тишина. Свекровь явно не ожидала такого.
— Наташа, ты что, злишься на меня? — в ее голосе появились обиженные нотки. — Я ведь как лучше хочу. Витя — мой единственный сын, я переживаю за вас...
— Я не злюсь, — я поставила перед ней чашку чая. — Просто сегодня не готова обсуждать домашние вопросы.
— А какие ты готова обсуждать? — в голосе Тамары Павловны появился металл. — Что происходит, Наташа? Ты меня избегаешь? Или, может, наговариваешь на меня Вите?
Я глубоко вздохнула и посмотрела ей прямо в глаза.
— Ничего не происходит. Я просто устала.
— От чего устала? От заботы? — она поднялась из-за стола. — Ты неблагодарная, вот что я скажу! Мы приняли тебя в семью, а ты...
— Тамара Павловна, — перебила я спокойно, — может, вам лучше прийти, когда Виктор будет дома?
Свекровь замолчала на полуслове. Никогда раньше я не осмеливалась ее перебивать.
— Вот как, — она сжала губы в тонкую линию. — Понятно. Заважничала, да? Ну, это мы еще посмотрим.
Она резко встала, оставив чай нетронутым, и направилась к выходу. У двери обернулась:
— Витя все узнает. Я просто помочь хотела.
Дверь захлопнулась с такой силой, что в прихожей звякнула люстра. А я осталась стоять на кухне, ощущая странную смесь тревоги и... облегчения. Будто сделала первый шаг через пропасть.
Рубеж
Звонок в дверь не прекращался минут пять. Я стояла в коридоре, прижимая к себе Мишу, и не шевелилась. Телефон в кармане вибрировал — Виктор пытался дозвониться.
— Наташа! Я знаю, что ты дома! Открывай сейчас же! — голос Тамары Павловны из-за двери звучал пронзительно.
Миша захныкал, испуганный громкими звуками.
— Тише, маленький, тише, — прошептала я, укачивая сына. — Все хорошо.
Телефон снова завибрировал. Я ответила.
— Наташа, что у вас там происходит? — голос Виктора звучал встревоженно. — Мама звонит, говорит, ты дверь не открываешь. У тебя все в порядке?
— У меня — да, — ответила я спокойно. — У твоей мамы, видимо, нет.
— Она волнуется, — в его голосе появились нотки раздражения. — Говорит, ты странно себя ведешь. Открой ей дверь.
— Не сегодня, Витя, — я говорила тихо, но твердо. — Мише нужен покой. И мне тоже.
— Что значит "не сегодня"? — он почти кричал. — Это моя мать! Немедленно открой!
Я нажала отбой и выключила телефон. Стук в дверь прекратился — видимо, Тамара Павловна разговаривала с сыном. Я отнесла Мишу в детскую, уложила в кроватку и вернулась в коридор.
Замок щелкнул — Виктор вернулся с работы раньше времени. Он влетел в квартиру, за ним следом вошла Тамара Павловна с выражением триумфа на лице.
— Что здесь творится? — Виктор смотрел на меня так, будто видел впервые. — Мама приехала к тебе помочь, а ты ее не пускаешь?
— Она не помочь приехала, — я спокойно прошла на кухню. — Она приехала проверять и командовать.
Тамара Павловна ахнула, прижав руку к груди.
— Витенька, ты слышишь? Я же говорила! Она совсем от рук отбилась!
Виктор стоял между нами, растерянный и злой.
— Наташа, ты с ума сошла? Кто тебе таких глупостей наговорил?
Я медленно опустилась на стул, чувствуя, как внутри поднимается волна — не злости даже, а какой-то отчаянной решимости.
— Никто не наговорил. Я сама все поняла. Я больше не собираюсь быть удобной. Я не ваша собственность.
— Какая собственность? — Виктор всплеснул руками. — Что за чушь ты несешь?
— Твоя мать постоянно напоминает, что ты "дал мне имя". Как будто я вещь, которую купили.
Тамара Павловна побледнела.
— Что ты такое говоришь! Я только хотела, чтобы ты уважала нашу семью!
— Но она же мама! — одновременно с ней крикнул Виктор.
Я встала, чувствуя странную твердость в коленях и в голосе.
— А я кто, Витя? — мой голос был тихим, но в нем звучала сталь. — Кто я в этой семье?
Виктор замолчал, глядя на меня широко открытыми глазами. В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов.
— Если для тебя я просто приложение к твоей маме, удобное и безропотное, то нам надо серьезно поговорить, — я сказала это спокойно, но внутри все дрожало.
— Я ухожу, — объявила Тамара Павловна, хватая сумку. — В этом доме мне делать нечего. Позвони, когда жена придет в себя.
Дверь хлопнула. Мы остались одни — я и Виктор, застывшие по разные стороны кухни, как чужие.
Новый день
Неделя прошла как в тумане. Виктор ночевал в гостиной, мы почти не разговаривали. Тамара Павловна названивала ему каждый день, но у нас дома не появлялась. Странное затишье после бури.
Вечер пятницы выдался тихим. Миша рано уснул, а я устроилась на кухне с ноутбуком — доделывала перевод для издательства. Работу я нашла неделю назад, онлайн, и это давало мне странное чувство свободы.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил меня поднять голову. Виктор вернулся с работы раньше обычного. Он прошел на кухню, остановился в дверях, глядя на меня неуверенно.
— Привет, — сказал он тихо. — Можно?
Я кивнула на стул напротив. Он сел, положив на стол пакет.
— Я пирожные купил. Твои любимые, с заварным кремом.
Я улыбнулась — слабо, но искренне. Это был первый наш нормальный момент за последние дни.
— Спасибо. Чай будешь?
Он кивнул. Я поставила чайник, достала чашки. Привычные движения в привычной кухне, но что-то неуловимо изменилось в воздухе.
— Наташ, — он помолчал, подбирая слова. — Я поговорил с мамой сегодня. Серьезно поговорил.
Я замерла, не оборачиваясь.
— И что же ты ей сказал?
— Что она не должна так с тобой разговаривать. Что ты моя жена, а не... прислуга, — он запнулся. — Она обиделась, конечно. Сказала, что я выбираю тебя вместо нее.
Я повернулась к нему, держа в руках чашки.
— А ты что?
— А я сказал, что не хочу выбирать. Что вы обе мне дороги, но по-разному, — он посмотрел мне в глаза. — Наташ, я боюсь, что потеряю семью. Из-за всего этого.
Я поставила чашки на стол и села напротив него.
— Ты ее не потеряешь, если начнешь уважать. Меня. И наши границы.
— Просто мама такая... она всегда заботилась обо мне, по-своему.
— Я знаю. Но теперь у тебя другая семья. Я и Миша, — я протянула руку и коснулась его пальцев. — И если твоя мама хочет быть ее частью, она должна это принять.
Виктор осторожно сжал мою руку.
— Ты изменилась, — сказал он тихо. — Раньше ты не была такой... решительной.
— Раньше я думала, что быть хорошей женой — значит всем угождать, — я пожала плечами. — А теперь поняла: нельзя строить счастье на собственном унижении.
Мы пили чай в тишине. За окном зажигались вечерние огни, а в детской сопел наш сын. Что-то закончилось в этой кухне — и что-то началось.
— Знаешь, — вдруг сказал Виктор, глядя на меня с легкой улыбкой, — тебе идет эта новая... сила. Ты красивая, когда уверена в себе.
Я улыбнулась в ответ — спокойно и светло. Теперь я знала: в этом доме больше не будет "имени, которое мне дали". Будет только то, что я выбрала сама.