«Вернувшись раньше, чем планировали, Вера и Семеновна приносят в дом тяжелую весть. Но даже сквозь слезы пробивается свет — любовь, забота, чудо исцеления… И пусть беда постучала в одну дверь, другая распахнулась навстречу жизни. В этой главе — боль, надежда и сила семьи, которая удерживает от падения, когда земля уходит из-под ног».
Глава 35
Домой Семеновна и Верочка ехали на грузовике — в него сели на большаке.
В окно стлалась пестрая даль: перелески, речушки, редкие деревеньки, поля, над ними красиво клубился легкий туман, окрашенный восходом в розовый цвет. Все шло, бежало мимо: как чужая жизнь, в которую им уже не вернуться. Ни к чему…
В сердце у Семеновны стояла глухая тяжесть. Баба Даша чувствовала себя, как будто облетевшее дерево — корни держат, а кроны уж нет.
«Онюшка ушла, скоро и мой конец», — так безрадостны были думы старушки. Семеновна впервые подумала, что конец уж так близок… жизнь на исходе.
…Когда добрались на перекладных до Знаменского, вечер уже надвигался. Над хатами висел дымок, лаяли собаки, редкие прохожие, задержавшиеся на улице, попадались на пути. Они приветливо здоровались с Семеновной, она лишь грустно кивала в ответ.
«Не родное оно мне, но уже такое свое», — подумала вдруг Семеновна.
До этого дня она еще помышляла вернуться в Бурное, а теперь, после смерти Онюшки, поняла: нет ничего важнее, когда любимые люди рядом.
Кто у нее есть в Бурном? Никого. А здесь — Верочка, Сима и Платоновна, зараза такая. Любимые люди! Семья!
Что ее ждет в Бурном? Ничего. Разве что работа в школе радовала. Так и тут, в Знаменском, есть школа, надо попросить Серафиму поговорить с директором: пусть найдет ей занятие!
А надо ли? Тут же пришли новые мысли.
«Ишть я работала у Бурном, потому как грустно мене было, одиноко после отъезда невестки с унуками. Никовой ня осталоси у мене. А чичас есть Симушка и Верочка. Мамой да бабкой мене зовуть. И с Платоновной весь день я! Хочь и поругаемси иной раз, так с добром, живая душа рядом».
Трудно шло решение — не возвращаться больше в Бурное.
Слезы стояли в глазах у Семеновны, да не лились — как будто застыли внутри, тяжелые, как камни. Бабка лишь шептала:
— Спасибо тебе, Господи, что вовремя дал мене понять. Есть ишшо время у мене! Есть ишшо нямнога… надоть с пользой… чтоба душа радоваласи…
…Не ждали их так рано Платоновна и Сима.
— Мамочка! — кинулась Вера к Серафиме, уткнулась в материнское плечо, обняла.
— Приехали… — только и вымолвила Семеновна да разрыдалась, увидев Симу и Платоновну. Наконец выкатились тяжелые камни…
Хата встретила их тишиной, простотой и покоем: Сима и Платоновна собирались ложиться спать.
— Что случилось? — спросила Серафима, тревожно глядя на бабу Дашу.
Семеновна сняла платок, вытерла глаза.
— Дашка, да ня тяни, чегой там? — спросила Платоновна.
— Нету у меня Онюшки больша… померла…
Сима опешила:
— Как… померла… да когда?..
— Господя милостивый! — перекрестилась баба Нюра.
— Пред нашим приездом, — глухо проговорила Семеновна. — Днем в огороде возиласи… у сельпо ходила, потом в баньку сходила, исподнее поменяла — и утром не проснуласи. Бабка Настасья рассказала.
Верочка прижалась крепче к матери и зашептала:
— Бабушка Настасья вылечила меня, мама! Мы у нее жили!
Сима удивленно посмотрела:
— Как вылечила? Мам Даш? Что там у вас произошло?
Семеновна махнула рукой:
— Чичас усе расскажу, — устало присела на лавку.
— Ой да чегой жа енто? Симка, ну чегой мы их у порога-то держим! — опомнилась Платоновна. — Даша, Вера! Давайтя, вечерять надоть. Потома усе разговоры разговаривать.
Горе горем, дак ня вернуть ужо Онюшку. А вы совсема голодныя, девки, чай поди? Цельнай день у дороги-то? С зари жа?!
— Да, бабушка! — Вера обняла и поцеловала бабку Нюру. — Голодныя я… — улыбнулась девчушка.
…— Тама нас у хате Ониной встретила старушка, — рассказывала Семеновна, когда поели. — Рассказала усе про Оню… как случилоси. А Верочка как услышала… да и я ишшо чуть в обморок ня увалиласи… в обшем, приступ у яе приключилси, Симушка! Ох лихо!
Серафима обняла дочку в волнении:
— Верочка!
— Мама! Да все нормально со мной. Ты бабулю слушай-слушай. Сейчас самое интересное будет.
Сима побледнела, прижала дочь крепче.
— Я перепугаласи, уся трясуси, ору: «воды дайтя!» А бабка Настасья — нетуть воды! Онюшка жа неделю как преставилась. Я на двор. Тама никогой. Я к Нюрке соседской. Нетуть и яе. К Любашке чрез двор — и она гдей-то, ня у хате ейной.
— Батюшки светы! — перекрестилась Платоновна. — И чегой жа? Ну ня томи ты, Дашка!
— А тут Настасья с Верочкой выходють из хаты. Я глядь: а девка-то моя порозовела. Дышить ровно. Настасья нас к себе позвала, Верочке травки хлебнуть дала, потом молитвы читала. Посулила, что совсема забереть хворобу. Токма три дня у ей жить надоть. Ну мы и жиля!
— Ой, мать моя! — закричала Платоновна. — А нешто у Настасьи Коршуновой-то вы быля? Да как жа я сразу ня догадавшиси?! Это ж бабка на усю округу одна! А можать, и на усю Рассею… Вы жа знай, што к ей с самой Москвы приезжаля? Да токма ня всех принимала она. А чичас ужо давно так и никогой вообше ня лечить! Старая жа — годов девяносто, почитай. От так енто радость какая нама! Вылечила лябедушку нашу! А сколь дитев чрез яе родилоси! Ой слава какая шла о ей! И до нашей области докатиласи!
Семеновна глядела широко открытыми глазами:
— Та енто што жа получаетси? Она никогой ня лечить ужо давно, а Верочку взяласи?
— Выходить, што так!
— Когда я предложила Верочку тебе взять с собой — будто кто-то моим языком сказал. Не я… Постеснялась признаться тогда, думала — за дурочку посчитаете. А вон как все вышло! А я вся извелась, пока вас не было. Теперь понимаю — Божий промысел это был, — Симу трясло, слезы текли по щекам.
— Мамочка, ну ты что? Все ж хорошо! Не плачь! — девчушка принялась утирать слезы матери.
— Ох, благодать-то какая! Надоть у церковь завтре и поклоны бить заступнику! — перекрестилась Платоновна, а вслед за ней и Семеновна.
…В тот вечер Вера попросилась лечь спать с матерью:
— Соскучилась очень! — объяснила она. — Можно с тобой сегодня?
— И я! Конечно, можно! — прижала дочурку Серафима.
Когда в хате стало тихо и было только слышно, как баба Даша тоненько захрапела, а Платоновна затихла, девочка вдруг спросила:
— Мама, а баба Онюшка теперь где?
Серафима вздрогнула, вздохнула и ответила:
— На небесах, доченька…
Вера снова жарко зашептала:
— А она там не боится одна?
— Нет, доченька. Там, где бабушка Оня теперь, страха нет. Там светло и тихо, и бабушкины молитвы до нее доходят. И не одна она! Там ее муж, дети, родители. Нет, не страшно, не переживай.
Вера надолго замолчала. Сима подумала, что девочка уснула.
Но она вдруг снова прошептала:
— Жаль, что мы не встретились с бабой Онюшкой.
— Ничего, доченька, ничего. Уверена, вы бы с бабой Онюшкой подружились. Она такая же добрая была как баба Даша. Зато ты с бабушкой Настасьей встретилась, вылечила она тебя. Болеть больше не будешь, приступов не будет. Нет лиха без добра!
#деревня #любовнаяистория #пятидесятыегоды #деревенскаяжизнь #семейнаядрама
Татьяна Алимова
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Рекомендую к прочтению ⬇️⬇️⬇️