Андрей Дроздов, медиаменеджер с зарплатой, от которой даже кошелек в его кожаном портфеле сам себе завидовал, сидел на кухне и с аппетитом уплетал фирменные сырники Иры.
— Ирусь, ты гений кулинарии! — восторженно бубнил он, облизывая пальцы. — Если бы не твои сырники, я бы давно развелся и женился на… эээ… на менее вредной версии тебя.
— Спасибо, дорогой, — фыркнула Ира, бросая в него кухонным полотенцем. — Только попробуй — и я тебя похороню под плиткой в ванной. Причем так аккуратно, что даже следователь скажет: «Какие ровненькие швы! Наверное, сама клала».
В этот момент Андрею пришло сообщение «ВКонтакте». Он ухмыльнулся:
— О, наверное, очередной спам, «Андрей Игоревич, вы выиграли сто миллионов тугриков»...
Ира расхохоталась. Она обожала то ли шутки мужа, то ли его самого, но что-то из этого точно было. Или все сразу.
Он открыл сообщение и замер.
«Здравствуйте, Андрей. Меня зовут Артем, я сосед вашего отца, Игоря Семеновича. Он очень болен и хочет увидеть вас перед… ну, вы понимаете. Он живет в Волгограде. Пожалуйста, ответьте. Приезжайте или прилетайте. Адрес: г. Волгоград, пер. Газонный, 81, кв. 3».
Андрей побледнел, кусок сырника застрял в горле.
— Что случилось? — насторожилась Ира. — Тебе предложили работу в «Яндексе»? Или ты наконец-то осознал, что твои носки — это биологическое оружие?
— Мне написал… — Андрей сглотнул. — Мне написал какой-то Артем. От имени моего отца.
— Какого отца? Ты же всегда говорил, что он…
— Да! Он свалил, когда мне было пять лет! — Андрей вскочил, чуть не опрокинув тарелку. — И теперь, через сорок лет, он вдруг решил, что я ему нужен? Может, у него денег нет? Может, спам? Но имя-отчество совпадает, а я нигде его не упоминал. Или почки отказывают, и он надеется, что я ему одну свою подарю? Да чтоб он…
— Пап, ты орешь, — лениво заметил Вадик, завалившийся на кухню с планшетом. — Мы с Кирой пытаемся «Майнкрафт» проходить, а ты тут, как тревожная сирена.
— Папа, а кто тебе написал? — заинтересовалась Кира, заглядывая ему через плечо. — Ой, «ВКонтакте»… Может, это фейк? У нас в школе одна девочка так повелась — ей написали, что ее парень в больнице, а это оказался ее же бывший под фейком.
— Дети, идите играйте, — вздохнула Ира. — Взрослые разговаривают.
— О, значит, правда что-то серьезное, — зловеще прошептал Вадик. — Ладно, Кирь, пошли. Но если вы затеваете развод, я остаюсь с мамой. Тут хоть кормят нормально.
Когда дети удалились, Ира осторожно присела рядом с мужем.
— Андрей, может, не стоит сразу рвать и метать?
— Ты серьезно?! — он уставился на нее. — Этот человек бросил нас с мамой! Мама потом столько лет одна тянула меня, работала на двух-трех работах, я с четырнадцати лет начал пахать, а он даже ни разу не позвонил, не говоря об алиментах. И теперь он вдруг вспомнил, что у него есть сын?
— Ну, может, он правда болен…
— А мне что, должно быть жалко?
Ира задумалась.
— Слушай, а давай съездим?
— Куда?! В Волгоград?!
— Ну да. Во-первых, ты сможешь ему все в лицо сказать, я же вижу, что у тебя кипит. Во-вторых, мы детям покажем Мамаев курган, Родину-мать… Пусть знают историю и подвиг своего народа не только из наших рассказов и со слов учительницы истории, которая сама там ни разу, мне кажется, не была. Опять же, весна, Волга, шашлыки.
— Они будут ныть всю дорогу!
— Мы с тобой тоже. Ну и что? Зато потом, когда они вырастут, мы им скажем: «Вот видите, а вы говорили — скучно! А теперь вам есть что вспомнить!»
Андрей задумался.
— Ладно… Но если этот «папочка» думает, что я приеду обниматься, он сильно ошибается.
— Конечно, конечно. Ты же просто едешь порычать на него, как лев. Ну и заодно посмотреть, не оставил ли он тебе наследство в виде разваленной хрущевки.
— Вот именно! — Андрей ткнул в нее пальцем. — Ты меня поняла!
Ира лишь вздохнула и потянулась за телефоном.
— Я пошла искать гостиницу. И предупредить детей, что вместо «Майнкрафта» у них будет тур по местам боевой славы.
— О нет… — простонал Андрей, представляя, как Вадик будет орать: «Пап, мы что, в музей опять?!»
Но решение было принято. Волгоград ждал.
* * *
Ранним субботним утром семейный внедорожник Дроздовых, прозванный детьми «Таблеткой» (за форму и за то, что лечил от желания путешествовать), был забит до отказа. На заднем сиденье Вадик и Кира вели ожесточенный спор:
— Я сказал, что беру правое окно! — упрямо твердил Вадик, прижимая к груди рюкзак с надписью «Генерал Майнкрафта».
— Но в прошлый раз ты уже сидел справа! — не сдавалась Кира, размахивая блокнотом для зарисовок. — Это нечестно!
— Дети, — вмешалась Ира, укладывая в багажник очередной пакет с вещами, приготовленными на всякий случай, — если вы не прекратите, я посажу вас обоих в багажник. Вместе с кошкой.
Андрей, погруженный в свои мысли, молча проверял уровень масла. Мысль о предстоящей встрече с отцом заставляла его сжимать зубы так сильно, что, казалось, вот-вот посыплются пломбы.
— Пап, а почему мы не полетели на самолете? — спросила Кира, уже занявшая правое окно. — Это же быстрее!
— Потому что, — Андрей завел двигатель, — ваш отец — последний романтик в этом мире. Хочу показать вам нашу огромную страну.
— То есть ты просто боишься летать, — констатировал Вадик. — Мы помним, как ты орал в прошлый раз при турбулентности. Стюардесса думала, что тебя режут.
Первая остановка случилась уже через час — у придорожного кафе с гордым названием «Симпомпончик».
— Ну что, команда, — весело сказала Ира, — кто хочет познакомиться с местной кухней?
— Только если эта кухня не включает в себя сальмонеллу, — пробурчал Андрей, вспоминая свой последний опыт в подобном заведении.
Пока семья уплетала подозрительно похожие на резину оладушки, Вадик неожиданно спросил:
— Пап, а почему Сталинградская битва была такой важной?
Андрей отложил вилку. Исторические темы всегда отвлекали его от мрачных мыслей.
— Видишь ли, сынок, это был переломный момент войны. Если бы не подвиг наших солдат... — и далее последовала получасовая речь, в которой заботливый отец пытался закрыть чадам непростительный пробел в образовании. Все же тринадцать и десять лет уже, стыдно не знать. Старшему точно.
— Вернемся — напомни сообщить их училке все, что я думаю по поводу подготовки Вадика. И ее собственной, — прошипел Андрей Ире. — Их, кроме программирования и ИИ вообще чему-нибудь учат? Скоро своего интеллекта не останется, только искусственный будет.
Дальнейший путь сопровождался автомобильной викториной, которую Ира придумала, чтобы ехать было веселее:
— Итак, вопрос: что общего между бабушкиным Renault и динозавром?
— Они оба вымерли? — предположил Вадик.
— Оба появились примерно в одно время? — добавила Кира.
— Нет! — торжествующе воскликнула Ира. — Они оба есть в музее!
Смех в машине смолк, когда они проезжали поле, усеянное военными памятниками. Вадик прижался носом к стеклу:
— Пап, а это что?
— Памятники, сынок. Здесь шли жестокие бои.
— Они все тут... — Вадик замолчал, впервые за день без сарказма.
— Да. И именно поэтому мы едем в Волгоград. Чтобы ты и твоя сестра понимали, какой ценой далась победа.
Вечером, остановившись в придорожном мотеле под названием «Спокойной ночи, не кусайтесь» (что заставило Киру спросить: «А кто должен кусаться? Клопы или администратор?»), семья устроилась на ночлег.
— Пап, — неожиданно спросила Кира, уже засыпая, — а если дедушка действительно очень болен?
Андрей потянулся выключить свет:
— Не знаю, принцесса. Я туда, если честно, еду по двум причинам: чтобы знать, каким отцом для вас я никогда не стану, и потому что ваша мама так захотела, а я, как ты знаешь, ее боюсь — она может меня лишить вкусной еды. Спокойной ночи, дочь.
На самом деле Андрей понимал, что некоторые вещи нельзя исправить за один день. Особенно если эти вещи — сорок лет жизни.
За окном шумел дождь, а Андрей лежал без сна, думая о том, что завтра их ждет Волгоград. И встреча, к которой он не готов.
* * *
Утро на границе с Волгоградской областью встретило Дроздовых пронзительным солнцем и запахом волжского ветра. «Таблетка» нехотя завелась с третьей попытки — видимо, тоже не была готова к этой встрече.
— Ну, что, — Ира хлопнула в ладоши, — сначала на Мамаев курган! А потом... ну, потом посмотрим.
Поднимаясь по ступеням мемориала, Вадик впервые за всю поездку молчал. Даже Кира перестала тыркать брата.
— Пап... — вдруг прошептал Вадик, глядя на огромную статую. — Она же... она смотрит прямо на нас.
Андрей кивнул:
— Это Родина-мать зовет своих сыновей в бой. Здесь, на этом холме...
И тут случилось неожиданное. Вместо привычной лекции «для школьников» из Андрея полились слова, которые он, казалось, носил в себе всю жизнь. О том, как стояли насмерть. Как писали на стенах: «За Родину! Мы не отойдем». Как Маршал Василий Чуйков кричал: «За Волгой для нас земли нет!»
Кира потрогала гранитную плиту с именами.
— Папа... а наш дедушка воевал?
Тишина. Казалось, даже ветер замер.
— Нет, — наконец выдавил Андрей. — Он просто ушел.
Ира незаметно сжала его руку. Вадик вдруг выпрямился:
— Тогда мы следом... мы идем к нему?
— Да, — Андрей глубоко вдохнул. — Но сначала — к Вечному огню. Вы должны понять разницу между теми, кто отдал жизни... и теми, кто просто сбежал.
На обратном пути дети молчали. Даже «Таблетка» почему-то не скрипела.
* * *
Дом Игоря Семеновича оказался невзрачной хрущевкой на окраине Волгограда. Подъезд с облупившейся краской, разбитые ступени и характерный запах дешевого алкоголя и табака, въевшийся в стены.
— Пап, — Кира дернула Андрея за рукав, — а мы точно по адресу? Может, это не он?
Андрей молча достал телефон, перечитал сообщение: «пер. Газонный, 81, кв. 3». Да, все верно.
Дверь открыл невысокий мужчина лет семидесяти с красным лицом и трясущимися руками.
— Вам чего? — хрипло спросил он, прищуриваясь.
— Игорь Семенович? — Андрей сжал кулаки.
— А? Ну, я. Вы кто?
— Я Андрей. Твой сын.
Тишина.
— Эх ты, — пробормотал Игорь, почесывая живот. — Так ты, значит, приехал... Ну заходите, чего стоите.
Квартира представляла собой печальное зрелище: грязная посуда, пустые бутылки, засаленный диван, мухи. Вадик и Кира уткнулись носами в рукава, Ира стояла, прикидывая: сразу уводить семейство в «Таблетку» или подождать. Решила пока подождать, послушать. Хотя по реакции «дедушки» все было, в общем, понятно.
Андрей же не мог понять, чем так смертельно болен Игорь Семенович, что ему ничего не мешает в два часа дня едва передвигать ноги, и явно не от слабости.
— Артем написал, что ты болен. Что с тобой?
— Экий паршивец, — засмеялся Игорь Семенович. — На жалость давил, знал, что просто так ты к папке-то своему не поедешь. Ты ж бессовестный, как твоя мамка-стерва.
Андрей онемел от такой наглости, побагровел и сжал кулаки, пытаясь хоть как-то успокоиться. Что там Ира говорила? Раз-два-три ― вдох, четыре-пять-шесть ― выдох? Не помогает.
Биологический отец Андрея Игоревича не унимался.
— Сынок, может, хоть ты за свою непутевую мамку дашь денег? — неожиданно спросил он, усаживаясь и доставая из кармана смятую пачку сигарет. — Она же могла помочь, стерва! Два раза просил — оба раза послала!
Андрея будто ударили в грудь.
— Ты... Ты что, серьезно? — он медленно начал надвигаться на папашу. — Ты бросил нас, когда мне было пять лет! Ни копейки алиментов! Мама на трех работах, я с четырнадцати лет газеты разносил, потом дисками торговал... А ты смеешь...
— Ну, сынок, — Игорь махнул рукой, — жизнь сложная штука. Я бы вернулся, да твоя мамаша характер имела...
— Заткнись, — прошипел Андрей так, что даже дети вздрогнули. — Заткнись, или я тебе так врежу, что у тебя алкоголь польется через уши. Ты не стоишь ее мизинца.
Ира резко встала:
— Мы уходим.
— Да-да, — кивнул Игорь, даже не пытаясь их удержать. — Ты, сынок, весь в мать — тоже без сердца.
На улице Андрей долго стоял, глядя в небо. Вадик первым нарушил тишину:
— Пап... а почему он такой?
— Потому что, сынок, — Андрей обнял детей, — некоторые люди всю жизнь ищут виноватых. И так и умирают — обиженные на весь мир.
— А мы... — Кира тихонько тронула папу за руку. — А мы теперь поедем домой?
— Да, принцесса. Домой.
Когда «Таблетка» тронулась с места, Андрей в последний раз взглянул на хрущевку. Он вдруг понял, что приехал сюда не для того, чтобы что-то доказать отцу. Даже не чтобы понимать, что он сам таким не будет — это Андрей знал и без встречи. А чтобы окончательно понять: некоторые двери нужно закрывать. Навсегда.
Автор: Алена Шаповалова
Кровь от крови моей
Алла наконец-то добралась до автостанции. Можно было не волочить тяжелые сумки, вызвать такси и доехать с ветерком. Можно было вообще никуда не ехать – дочка и сама в гости приехать в состоянии, не сахарная.
Но… Она так измучена работой, ее девочка. Работой, большим городом, бесконечной чередой дел – весь мир взвалила на себя Маринка, хрупкая Маришка, Марочка, Маруся… Когда она успела повзрослеть, ее маленькая дочка?
***
Тогда и успела. Она всегда была самостоятельной, с детства. Она всегда пыталась помочь родителям, таким же, как и она сама сейчас, измученным, загнанным, усталым. А потом она полюбила… И что? Аллу ждало лишь беспросветное будущее – расплата за любовь. Господи, как звучит пафосно: расплата за любовь… Соседка Варвара, простая баба, родная душа, говорила тогда:
- С жиру бесишься? Хрен на блюде тебе подай! Мужик ей не такой! Какой есть, такого и терпи! Думаешь, больно сладко одной? Одной, да с девкой на руках? Думаешь, сладко?
Алла молчала, убитая наповал предательством Виктора, дышать была не в состоянии, не то, что говорить! Варя, раздраженная инертностью своей любимицы (Ни рыба, ни мясо, Господи, прости!), громко хлопала дверями, обидевшись смертельно.
В комнате гулила крохотная Марочка, пухлощекая, румяная. Счастливая в своем незнании. Ей пока ничего не надо: лишь бы мама была, теплая мама, с теплыми руками и вкусным молочком. Лишь бы сухо и светло, лишь бы сытно и покойно – как мало надо младенцам, все-таки! Витя предал не только Аллу, но и Марочку предал Витя. Поменять семью на чужую женщину… Как можно вообще такое?
Можно было простить, закрыть глаза на легкую интрижку, сохранить брак, вцепившись в него когтями, как вцепляются в свой брак многие другие женщины. Но Алла не хотела. И не желала. Предательство, единожды свершенное, свершится еще много раз. Зачем?
- Ты ненормальная! Ты – дура непроходимая? За что? А ребенок – как? Да я же не бросал тебя, идиотка, и бросать тебя не собирался, хотя жить с тобой невыносимо! – кричал тогда Витя.
Он прав был, Витя, прав: жить с такими, как Алла, невыносимо. Не было у нее своего мнения, гордости не было, она вообще пугалась громкого голоса, плакала, когда муж сердился, терялась, когда ее перебивали во время разговора, густо краснела и пряталась в уголок. Размазня бесхребетная. А тут – раз, и уперлась: уходи! Кретинка!
Алла сама не понимала, как. Ее вовсе не так воспитывали. В первую очередь – благо ближнего! Никому не досаждай! Отдай свою душу людям! Ты – ничто, народ – все! Лозунги родителей – учителей с большой буквы. Они не умели жить для себя, у них-то и семьи толком не получилось. Их семья – школа.
Папа выписывал журнал «Семья и школа» и очень возмущался постановкой буквы «и».
- Семья – школа! А лучше «Школа - это семья» - говорил он.
А дома в холодильнике болталась мышь на веревке. Полы не мылись месяцами. Родители жили на работе. Любили чужих детей до дрожи, не спрашивая собственную дочку, поела ли она вечером. . .
. . . ДОЧИТАТЬ>>