Продуктом «побочной» педагогической работы в Париже стал составленный Зализняком краткий русско-французский словарь и грамматическое приложение к нему. Так начался его путь в русистике. Краткий грамматический очерк, приложенный к словарю, спустя десять лет вырос в исчерпывающее описание русского именного словоизменения. Это была кандидатская диссертация «Классификация и синтез именных парадигм в русском языке», за которую Зализняку присвоили докторскую степень; она легла в основу монографии «Русское именное словоизменение» (1967, 2-е расширенное изд. 2002).
Следующим, еще более масштабным достижением на этом пути стал составленный Зализняком фундаментальный «Грамматический словарь русского языка» (1977), впервые давший полный свод русской лексики с точными грамматическими характеристиками каждого слова. Надо только представить себе, что словарь составлялся в то время, когда не было компьютеров и все делалось вручную: более 110 тысяч слов были расписаны на карточки, а карточки, по воспоминаниям близких, раскладывались в хлебные ящики из соседней булочной. Они ставились по алфавиту, но не начала слова, как в обычных словарях, а по алфавиту конца слова (например, баба, жаба, раба, изба, бомба, рыба, судьба и т.д.). Впоследствии этот корпус, в полной мере удовлетворяющий самым строгим требованиям автоматического порождения всех словоизменительных форм русского языка, лег в основу русского интернета (Рунета).
Такого рода труд, несоизмеримый с возможностями одного человека, был под силу только такому ученому, как Зализняк, с его потребностью и способностью «наводить порядок» в бескрайнем море фактов (он называл это дискретизацией континуума) и «идти до конца» по пути установления истины.
Еще в приложении к русско-французскому словарю впервые для русской грамматической традиции были даны основные схемы русского ударения, которые затем были усовершенствованы в «Русском именном словоизменении» и позже составили целое направление в исследованиях Зализняка и во всей современной русистике. Интерес к акцентологии (учению о правилах постановки ударения в словах) привел в последующие годы к его большой серии трудов по исторической акцентологии, т.е. изучению акцентуированных памятников письменности и созданию древнерусского акцентологического словаря; последнее, обновленное и дополненное издание появилось уже после смерти автора («Древнерусское ударение. Общие сведения и словарь». М., 2019).
Казалось бы, случайным было и обращение А.А. Зализняка к новгородским берестяным грамотам: однажды он получил в подарок от своего друга, замечательного математика Леонида Александровича Бассалыго, старые публикации берестяных грамот 1950-х гг. историка и археолога А.В. Арциховского (основателя и первого руководителя Новгородской археологической экспедиции, под его началом 26 июля 1951 года была найдена первая берестяная грамота. — Ред.) и со свойственной ему тщательностью начал изучать их. Обнаружив в текстах большое число неясностей, темных мест, неубедительных чтений и толкований, он погрузился в этот материал, и это определило его занятия на последующие десятилетия. Благодаря строгому и скрупулезному анализу берестяных писем с лингвистической и палеографической точек зрения Зализняк не только поднял на новый, современный и точный уровень их изучение, исправил и уточнил чтение многих текстов (см. серию изданий в соавторстве с его другом, археологом Валентином Лаврентьевичем Яниным: «Новгородские грамоты на бересте»), но и открыл и описал особый древненовгородский диалект, на котором эти письма писались, убедительно опровергнув представление о неграмотности новгородских писцов («Древненовгородский диалект», 1995, 2-е изд. 2004). В.Л. Янин говорил, что А.А. Зализняк — самая ценная находка новгородских археологических экспедиций.
В 2000 году в Новгороде была найдена уникальная восковая книга первой половины XI века, древнейшая книга на русском языке. Под слоем воска на деревянной (липовой) основе просматривались слабые следы многочисленных текстов, писавшихся на воске один на другом, в виде бесчисленных и беспорядочно наслоившихся друг на друга буквенных штрихов (подобно тому, как сохраняются следы написанного на многократно использованной копирке). В течение нескольких лет Зализняк сумел прочитать, фактически дешифровать, большие фрагменты этих текстов. Это были псалмы, но также и неизвестные апокрифические тексты.
Трудности этой реконструкции невозможно переоценить. Однако эту работу ему пришлось оставить, в том числе из-за возникших проблем со зрением. Не меньшее значение имело и то, что некоторые коллеги скептически отнеслись к возможности и достоверности реконструкции, а сам Зализняк не мог на этом этапе работы предъявить строгих и бесспорных аргументов в пользу своего прочтения. Тем не менее судьба этого памятника и перспективы дальнейшего его изучения не переставали волновать Андрея Анатольевича. В настоящее время готовится к печати сборник материалов, посвященный этой древнейшей восковой книге и попыткам ее реконструкции и изучения; в нем приводятся документальные свидетельства того, с какими невероятными трудностями пришлось иметь дело Зализняку при чтении и дешифровке (переписка с коллегами, комментарии и регистрация каждого шага реконструкции).
Многолетнее изучение новгородских берестяных грамот и других древнерусских письменных памятников позволило Зализняку по-новому взглянуть на проблему подлинности «Слова о полку Игореве», волновавшую отечественную русистику и мировую славистику на протяжении двух столетий. Со свойственной ему тщательностью и строгостью он произвел сравнение филологической и культурно-исторической аргументации как в пользу подлинности «Слова», так и в пользу его поддельности и предложил подробный анализ языка «Слова» на фоне других древнерусских памятников. Итогом этого анализа явилось заключение о том, что текст по совокупности своих лингвистических характеристик соответствует языку XII века и что «подделать» такой текст в XVII или в XVIII было бы совершенно невозможно («Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста», 2004; 4-е изд. 2024).
Зализняк утверждал, что его целью было не столько доказать подлинность (или поддельность) «Слова», сколько способность лингвистической науки ответить на этот вопрос.
Андрей Анатольевич с 1960 года и до последнего дня своей жизни был сотрудником Института славяноведения РАН. Так же долго, даже еще дольше, он был связан с Московским университетом, куда он поступил в 1952 году и был сначала студентом, потом аспирантом и уже во время аспирантуры начал преподавательскую работу, которая продолжалась с небольшими перерывами до последних дней его жизни. О жизни и личности Зализняка см. книгу Марии Бурас «Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников» (М., 2019).
В отличие от многих ученых, А.А. Зализняк начинал свою работу над той или иной темой не с изучения всех имеющихся по данной теме исследований, а с независимого погружения в материал, с систематизации и осмысления фактов и составления собственного мнения об их структуре, функции и семантике.. В письме В.М. Живову (2003) он писал: «Предпочитаю действовать моим привычным способом — сперва что можно придумать, а потом уж попытаться узнать, что из этого уже давно известно».
Многим казалось, что Андрей Зализняк лишен общественного темперамента: он был мало вовлечен в систему отношений в научной среде, редко откликался на работы коллег, не выступал оппонентом, фактически не руководил аспирантами, не занимал никаких должностей, не входил ни в какие ученые советы и комиссии. И все-таки в серьезные моменты он был способен на решительный общественный шаг. Выдающийся лингвист Игорь Мельчук вспоминал, как в 1958 году, когда из Московского университета за поддержку Бориса Пастернака был уволен молодой преподаватель, блестящий лингвист, кумир студентов Вячеслав Всеволодович Иванов, Мельчук, в то время аспирант, решил направить письмо протеста против увольнения В.В. Иванова министру культуры и заявил об этом на собрании аспирантов, предложив желающим подписать это письмо. Ни один из аспирантов на это предложение не откликнулся. И вдруг Андрей Зализняк, который не был на собрании, но узнал от других о письме, поздно вечером приехал к Игорю домой, чтобы поставить свою подпись. «А ведь Андрей всю жизнь чурался любых общественных выступлений, — заключает свой рассказ И.А. Мельчук. — Однако по такому случаю он не счел возможным уклониться. Крохотная искорка добавляется к сверкающему ореолу Андрея».
Легендарным свойством Зализняка была сила и точность аргументации, безукоризненная логика доводов и рассуждений.
Друг А.А. Зализняка лингвист, академик РАН Юрий Дереникович Апресян (1930–2024) вспоминал:
«Мы с Игорем Мельчуком стояли в метро в ожидании поезда, и Игорь сказал мне: «Это наше счастье, что Андрей не занимается семантикой». Я спросил: «Это почему же?» — «Ну если бы Андрей стал этим заниматься, нам нечего было бы делать», — сказал Игорь. Я сказал: «Это нам не грозит». На этот раз Игорь спросил меня: «Это почему же?» Я сказал: «Потому что в семантике нельзя достичь совершенства. А ни на каком другом уровне, кроме как на уровне совершенства, то есть абсолютно гармоничного сочетания истины и красоты, Андрей работать не мог».
Философией жизни Андрея Зализняка была приверженность истине. Стали уже крылатыми слова, сказанные им на церемонии вручения ему премии имени А.И. Солженицына (2007) о том, что «истина существует, и целью науки является ее поиск». Это убеждение вдохновляло его на всем его многотрудном научном пути, и оно же давало ему силу возвысить свой голос против лженауки и разного рода научных спекуляций типа исторических «реконструкций» А.Т. Фоменко и его сторонников. Поразительно, что почти в тех же словах выразил свое жизненное и научное кредо академик А.Н. Колмогоров. По воспоминаниям математика и историка науки В.М. Тихомирова, «в ответ на вопрос: «Чем вы руководствуетесь в жизни, Андрей Николаевич?» — он ответил так: «Я всегда считал, что истина — это благо, поиск истины может стать одной из жизненных целей».
Из выступления А.А. Зализняка на церемонии вручения ему Литературной премии Александра Солженицына. Церемония состоялась 16 мая 2007 года в библиотеке-фонде «Русское Зарубежье»:
Мне хотелось бы высказаться здесь в защиту двух простейших идей, которые прежде считались очевидными и даже просто банальными, а теперь звучат очень немодно:
- Истина существует, и целью науки является ее поиск.
- В любом обсуждаемом вопросе профессионал (если он действительно профессионал, а не просто носитель казенных титулов) в нормальном случае более прав, чем дилетант.
Им противостоят положения, ныне гораздо более модные:
- Истины не существует, существует лишь множество мнений (или, говоря языком постмодернизма, множество текстов).
- По любому вопросу ничье мнение не весит больше, чем мнение кого-то иного. Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин не прав, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке.
Церемония прощания с академиком РАН А.А. Зализняком состоялась 28 декабря 2017 года, но только сейчас благодаря специалистам звукозаписи удалось расшифровать некоторые выступления, прозвучавшие в тот день.
Алексей Алексеевич Гиппиус, член-корреспондент РАН (ныне академик РАН):
— В 1980-е годы я прислал А.А. статью, и он сделал одно замечание по ее оформлению, мне очень запомнившееся. Оно касалось больших подвалов с примечаниями. Он сказал: «Зачем вы это делаете? Не надо замедлять полет стрелы». Я часто вспоминал эти его слова, и сейчас они вспомнились, потому что его жизнь и была таким полетом стрелы: стремительным, красивым и устремленным в цель.
Мне довелось с начала 1990-х годов быть причастным к работе А.А. с берестяными грамотами, и, как я сейчас понимаю, это было временем непрерывного счастья, которое так внезапно закончилось.
Берестяные грамоты были для А.А. идеальным объектом исследования, который давал возможность приложения и его интеллектуальной мощи, и удивительного человеческого темперамента. И эта встреча принесла удивительные плоды. Я имею в виду даже не те фундаментальные научные результаты, о которых много говорится, а в данном случае лекции.
На лекциях А.А. происходило чудо. Мы все видели, как постепенно возникает и складывается удивительная общность, сообщество, собранное А.А. и объединенное теми научными и человеческими принципами, которые в нем воплощаются. На лекциях о берестяных грамотах составлялся список [пришедших]. Я никогда не понимал, зачем он нужен. Но сейчас понимаю, что этот список — быть может, одно из главных творений А.А. Это список Зализняка. Мы сейчас здесь и стоим таким вот «списком Зализняка», объединенные им, его идеями и его личностью.
И еще я хочу сказать следующее. Смерть Андрея Анатольевича случилась внезапно, но не застала его врасплох. Как Петр Григорьевич [Гайдуков] сказал, он жил набело. Он действительно жил набело и оставил свои дела в идеальном порядке, который, впрочем, определял всю его жизнь. То здание, которое он возводил и возвел, в нем просторно, удобно и светло.
Он сделал все, чтобы те, кто шли по его стопам, чувствовали себя комфортно и уверенно. Сейчас этот дом опустел, и нам непонятно, как в него входить, но жизнь будет продолжаться, и наша задача сделать всё, чтобы не опускать ту планку, которую А.А. поднял на невероятную высоту.
Мы будем очень стараться, Андрей Анатольевич, чтобы Вам не было за нас стыдно.