Кабинет стоматолога пахло антисептиком и мятной жевательной резинкой — странное сочетание, будто намекающее: "Здесь будет больно, но потом станет свежо". Я вцепилась в подлокотники кресла, чувствуя, как ладони становятся липкими от пота.
— Расслабьтесь, — раздался над головой низкий баритон.
Я подняла глаза и замерла. Передо мной стоял не врач, а ожившая иллюстрация из учебника по скандинавской мифологии — двухметровый рост, плечи, которым позавидовал бы сам Тор, и густая рыжая борода, перехваченная кожаным шнурком.
— Д-доктор Сидоров? — пролепетала я.
— Он самый, — викинг улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок.
Я мысленно представила, как буду лежать здесь с раздутой физиономией, пуская слюни на хирургический фартук, и едва не застонала.
— Сейчас сделаем анестезию, — доктор достал шприц размером с шампур.
Я зажмурилась, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.
— Вы... часто это делаете? — спросила я, пытаясь отвлечься.
— Каждый день, — он аккуратно фиксировал мою голову. Его пальцы были удивительно теплыми. — Но пациенты, которые спрашивают об этом — реже.
Укол оказался не таким болезненным, как я ожидала. Зато когда он взял щипцы, мое сердце устроило марафон прямо в грудной клетке.
— Раз, два... — Сидоров напряг бицепсы, и я услышала жуткий хруст.
Мир поплыл перед глазами. В последние секунды ядовитого бодрствования я успела подумать:
"Вот так и познакомишься с идеальным мужчиной — с разорванным ртом и в полуобморочном состоянии".
Очнулась я от легкого похлопывания по щеке.
— Всё, готово, — доктор снял перчатки. Его борода теперь слегка растрепалась, а на лбу блестели капельки пота. — Как самочувствие?
Я попыталась что-то сказать, но получилось только невнятное "мыыы".
— Да, анестезия ещё отходить будет, — он улыбнулся и протянул листок. — Вот рекомендации.
Сквозь туман в голове я разглядела аккуратный почерк:
1. Не есть 3 часа
2. Принимать обезболивающее
3. Полоскать рАмашкой
Тут меня и прорвало.
— "РамАшкой", — вдруг выдавила я сквозь онемевшие губы.
— Простите?
— "РамАшкой", — упрямо повторила я, тыча пальцем в злополучное слово. — С ударением на втором "а".
Кабинет замер. Ассистентка закашляла в ладонь. Доктор Сидоров покраснел до корней своей великолепной бороды.
— О боже, — пробормотал он. — Я всегда так пишу...
— Врач с двадцатилетним стажем, — я уже забыла про страх и боль, — и делает ошибку в слове из трёх слогов?
Он почесал затылок, смущённо ухмыляясь:
— Ну... у меня пятерка была только по анатомии.
В этот момент что-то щёлкнуло. Может, это был последний клочок здравого смысла, покидающий мое тело вместе с анестезией. Или просто осознание, что даже викинги бывают несовершенны.
— Давайте так, — сказала я, с трудом вставая. — Вы приглашаете меня на ужин, когда я смогу жевать, а я научу вас правильно писать "ромашку".
Кабинет снова замер. Ассистентка уронила инструменты.
— Это... — доктор Сидоров медленно улыбнулся, — самое необычное предложение за мою практику.
Через две недели, когда отек окончательно сошел, мы сидели в уютном итальянском ресторанчике. Он заказал пасту, я — суп-пюре.
— Кстати, — сказал я, доставая из сумочки тот самый листок, — я оставила его на память.
— А я, — он смущённо потупился, — купил орфографический словарь.
Так началась наша история. Год спустя, стоя у кабинета с табличкой "Главный врач Сидоров", я заметила новенькую памятку для пациентов. В самом низу аккуратным почерком было выведено: "Полоскать рОмашкой".
С ошибкой в одну букву. Но теперь это была наша общая ошибка.