Тук-тук-тук. Над головой, пронзая насквозь, стучит метроном. «Говорит, Москва!» – раскатистый голос Левитана поднимает волну паники. Не хватает воздуха, чтобы сделать вдох. Мы забежали под свод входа музейного комплекса Брестской крепости.
Стоим здесь, где обычно начинаются экскурсии, и снова, и снова слушаем размеренные удары, которые уже давно звучит в унисон с биением сердца. В небесной канцелярии без предупреждения на Землю опрокинули ливень. Я, годовалая Ульяна, муж и свекровь, застигнутые непогодой. Вокруг шумят потоки воды и как никогда остро здесь и сейчас, я ощущаю те истории о войне, что мне рассказывали всё это время.
История первая «Медицинские работники»
Третий курс университета подходит к концу. Я не могу пройти мимо даты в честь юбилея Победы и подключаюсь к акции среди активных студентов. Мы пытаемся разыскать всех ныне живущих медсестер и врачей, что были работниками госпиталей в нашем городе и на фронте. Идея кажется такой безумной и такой лежащей на поверхности, ведь на каждого жителя за эти 4 года, по статистике пришлось почти 10 раненых (включая новорожденных младенцев).
И вот концерт для них и нас, но в силу возраста и болезней смогла прийти только малая часть, тех, кого мы смогли найти.
– Ребят, дело такое, нужно в канун праздника, съездить по адресам и вручить подарочки, что спонсоры помогли подготовить. Администрация по ветеранам поедет, а здесь уж вы сами, – так напутствовали нас на добрые дела.
Беру 4 подарочных пакета и адреса в моём районе. Первый на соседней улице. Старое общежитие послевоенной постройки. Этот адрес своего классного руководителя нам дали бывшие ученики, ну а сейчас они сами уже в возрасте, не получается навестить педагога. Дверь мне открывает соседка, быстро объясняю цель визита и прошу разрешения войти.
– А вас не предупредили? – в этот момент сердце сжимается, очень страшно услышать в 19 лет, что ты опоздал.
Но нет, в малюсенькой комнатке, где ремонт делался, видимо, ещё до моего рождения, на старой панцирной кровати лежит маленькая женщина. Она теряется на фоне цветного белья. В комнате пахнет старостью и болезнью. Бабушка пытается сфокусировать взгляд, но тело её не слушается, так же как и голос.
– Деменция, – говорит соседка, да я и так это вижу. – Вы бы сначала с соцработником договорились, прежде чем приходить. А сейчас она уже ушла. Но вы подарок вот здесь оставьте, она завтра зайдёт и решит, чего с ним делать.
Я пытаюсь, что-то сказать хозяйке комнаты, беру её за руку, понимая, что, наверное, это тот максимум, что я могу сегодня для неё сделать. Детей у неё не было, родственники умерли, только соседи, врачи и соцработник навещают её.
Спешу на новый адрес. Переживаю, что снова столкнусь с похожей картиной. Но дверь передо мной распахивает приятная женщина. Я думала, что это дочь, той медсестры, которую я должна поздравить.
– Да, не смущайся. Как тебя зовут? Оксана? А я тётя Наташа. Да не разувайся, проходи. Сейчас чай будем пить, – я пытаюсь сопротивляться, но куда там? Вихрем энергии, который не ожидаешь увидеть в этом возрасте, хозяйка уже усаживает меня за стол, накрытый белоснежной скатертью, на столе стоят красивые чайные пары в цветочек, в вазочке клубничное варенье, печенье и посередине стола красуется торт - с белыми завитками крема и пастельных масляных розочек.
Тётя Наташа наливает чай, и начинает в красках рассказывать историю, как приписала себе год и попала на курсы медсестёр, как выносила раненных бойцов с поля боя. Как в брезентовой палатке делали операции, а после девчонки ещё и кровь для бойцов сдавали, правда, звание Почётного донора она уже потом получила, много позже, когда отсчёт заново пошёл, она уже в детском саду воспитательницей работала.
– А потом, представляешь, наш хирург и говорит: «Вы чего, дурынды, визжите? Если есть червяки, значит хорошо! Поправится!». Вот мы потом их вынимали, перевязывали, и радовались. Так, ты кушай, кушай!
Милейшая женщина, которой больше 60 и не дашь, потрясающий рассказчик, я как сказки в её исполнении слушаю, и не замечаю, как бегут часы. Завидую её энергии, как она вспоминает те дни, и сейчас понимаю, как она берегла меня от той боли, которую хранила в своей памяти. Расстаюсь с ней, почти по-родственному, а она пытается мне в пакет печенье и конфетки собрать: «На дорожку!».
История вторая «Родная хата»
На краю стола лежит в красивой открытой упаковке шоколадка. Маленькая четырёхлетняя девочка боязливо проходит в светлую комнату, пока мама не видит и нянчится с младшей сестрой. Она придвигает стул, ещё недавно на нём отец любил сидеть, забирается наверх и берёт один кусочек так манящей и неведомой ей сладости. Маленькие пальчики, конечно, моментально стали коричневыми, да и перемазанное личико выдаёт преступника.
Тут неожиданно в проёме двери появляется человек в форме. Начинает что-то кричать на непонятном языке, а следом за ним в комнату влетает мать с сестрёнкой на руках. Молниеносно женщина прячет за свою спину детей и падает на колени.
– Простите! Простите её! Она же маленькая! – повторяет женщина.
Офицер холодными глазами смотрит на Марусю, на Валечеку и Верочку за её спиной. А потом, как расхохочется, и стал протягивать шоколадку.
– Спасибо! Не надо. Спасибо, - повторяла женщина, пятясь к выходу, загораживая собой детей до самого конца.
Бабушка Маруся, моя прапрабабушка, спасла, сберегла и Валечку, и Верочку, а девочки никогда больше не заходили в свой дом, и вместе с мамой жили в сарае, пока их дом и деревню не освободили. Одна из девочек выросла, уехала за тысячу километров в маленький город недалеко от Москвы, вышла замуж, у неё родился сын, а у него две дочки. Старшая стала сначала учителем, а потом и блогером-релокантом.
В моей семье, несмотря на то, что воевали в пехотных, и в танковых войсках, на море и в воздухе, не погиб никто. Удивительная судьба.
История третья «Ирина»
Белоруссия. Маленькая деревушка недалеко от Бреста. В огромном лесу неподалёку растёт огромное количество грибов и ягод. Но туда нельзя. Отец четырнадцатилетней Иры ушёл в партизаны. Больше о нём ничего не известно. А она осталась вдвоём с мамой. Страшно каждый день. Самолёты летят. Большие, тяжёлые, как огромный рой шмелей. И если слышно свист, то нужно быстрее прятаться.
Вот опять. Свистит. Мать открывает, подпол, девочка прыгает в него, а мама падает на неё сверху, прикрывая дочь собой. Когда звенящая тишина рассеялась, оказалось дома больше нет. И мамы нет. И никого больше нет. Только Ира. Рука у неё ранена осколком. Сильно. Всю жизнь будет болеть.
Девочку спасли добрые люди. Всю войну она прожила с ними и стала их невесткой.
Через много лет, она будет учить меня жарить драники и делать вкуснейшие котлеты на летней кухне, когда мы приедем к ней с её правнуком и маленькой праправнучкой.
– Ну и правильно, что девчонку Ульяной назвали, а не Ирой. Я – Ира, и мама Ира была, – смахнет она в очередной раз побежавшую слезу. – А вы съездите, съездите завтра, на Брест посмотрите, на крепость. Сама всё поймёшь, чё тут рассказывать-то?
Прабабушка Ирина умерла в 2019 году, имея уже трёх праправнуков. И уже с годовалой второй девочкой, мы приезжали в этот же жёлто-синий одноэтажный домик, где всё так и осталось, как при ней. И ложка с оленем для обуви при входе, и фарфоровые статуэтки на трюмо, и подушки, поставленные горкой под салфеткой, и рукомойник, прибитый к дереву возле колодца.
Сегодня я учу со старшей стихи на урок ко Дню Победы в русской школе. Объясняю младшей, кто такие фашисты, и слушаем песни военных лет, и звук метронома. И голос Левитана. И рассказываю эти истории девочкам, чтобы они помнили.
