– Когда ты планируешь переезжать, Эмма?
Мать стояла в дверном проёме кухни, прислонившись к раме. В её руках дымилась кружка с чаем, а в тоне сквозило безразличие с лёгкой примесью чего-то почти высокомерного.
– Переезжать? В каком смысле? – Эмма медленно оторвалась от ноутбука, который уютно грел ей ноги. – Мам, я же здесь живу. Работаю.
– Работаешь? – переспросила мать, и её губы тронула слегка кривая улыбка. – Ага. Это ты так называешь своё сидение в интернете? Стихи сочиняешь? Или, может, заметки какие? Кто вообще это читает?
Эмма с резким щелчком захлопнула ноутбук. В груди кольнуло. Ей не впервые слышать, что её труд – «ненастоящий», но каждый раз это било, как пощёчина. Она ведь старается. Быть фрилансером – это не просто хобби: это бесконечные правки, сжатые сроки, тексты до рассвета, заказчики, которым всё нужно было «на вчера» и желательно бесплатно…
– У меня стабильные заказы, – выдохнула она. – И деньги я зарабатываю. Коммуналку оплачиваю, я…
– Да никто от тебя ничего не требует, – отмахнулась мать. – Просто обстоятельства такие, Эмм. Ты взрослая, должна понимать. Джеймс с Лили собираются сюда перебраться с детьми. У них двое, Эмма. Дети. Им в их однушке не развернуться, ты же в курсе.
– А я что, не часть семьи? – голос её сорвался неожиданно. Дрожь пробежала по горлу.
– Ты одна, Эмма. Сама по себе. А у них – дети, семья. Ты у нас умница, независимая. Найдёшь себе угол. Может, наконец устроишься на нормальную работу. Люди, знаешь ли, с утра до вечера трудятся, а не сидят ночами за экраном.
Эмма замолчала. Горло сдавило. Объяснять бесполезно – мать никогда не пыталась вникнуть в её жизнь. Ни разу не спросила: «А что ты пишешь? Где это увидеть?» Только колкости, снисходительные взгляды да фразы вроде: «Лучше бы в магазине работала».
«Одна». Слово отозвалось в голове, как удар молотка. Как повод вычеркнуть её из дома, из их мира, из близких.
Когда отец вернулся с работы, беседа вспыхнула снова. Теперь они втроём – он, мать и она – сидели в комнате, будто на импровизированном заседании.
– Джеймс с женой многого достигли, – начал отец, устроившись в кресле. – Оба работают, двое малышей. А ты… Да, ты стараешься, не бездельничаешь. Но пора уже к жизни относиться ответственно.
– Пап, я живу здесь. Я не ленюсь! Зарабатываю, пусть дома, пусть в удобной одежде! Я вношу свою долю – за еду, за счета, я не обуза вам!
– Ты не поняла, – перебил он. – Дело не в деньгах. Дело в необходимости. У Джеймса двое детей, слышишь? Младшему всего полтора. Им этот дом нужен. Им тяжело.
– А мне, думаете, легко?! – вырвалось у неё. – У меня, по-вашему, нет своих трудностей?! Мне 28, я одна, без поддержки. Только работа, которую вы сами обесцениваете!
Они переглянулись. Словно её слова их утомили. Словно всё, что она говорит, – просто блажь, а не настоящая рана.
– Ты сильная девочка, – мать покачала головой с притворным сожалением. – Выкрутишься. А вот Джеймс с Лили – у них малыши, им некогда размышлять…
«А мне есть когда?» – мысленно крикнула Эмма, но промолчала. Сил спорить не осталось.
– И куда мне, по-вашему, податься? – хрипло спросила она. – Я ничего от вас не прошу. Ни копейки, ни помощи. Только угол. Только немного понимания.
– Ну… найдёшь что-нибудь снять, – неуверенно протянула мать. – Сейчас все так живут. Молодёжь вечно на съёмных. А ты же не работаешь… официально. Свободна, как ветер.
– Вы вообще слышите, что говорите?!
Эмма не помнила, чем закончился тот вечер. Только сидела на подоконнике, глядя в сумрачный двор. Дождь барабанил по стеклу, и капли стекали вниз, словно слёзы, но беззвучные.
Утром её разбудил шум в коридоре. Чемоданы. Голоса. Суета.
– Эмма, мы пока вещи Джеймса в кладовку сложим, – бросила мать, даже не взглянув на неё. – У них переезд, ты же понимаешь.
Понимала. Всё она поняла с самого начала. Только жить с этим было невыносимо.
– То есть вы не советуете, не обсуждаете… просто ставите перед фактом, да?
– А что тут обсуждать, Эмм? Ты взрослая. Пора самой шевелиться. Не в песочнице ведь. К тому же, это ненадолго. Снимешь что-то – а там, глядишь, всё наладится.
– Ненадолго? Лет на двадцать, пока у Джеймса внуки не появятся?
– Опять ты со своим сарказмом, – мать закатила глаза. – Всё тебе трагедию раздуть надо. Мы же по-доброму. Не враги тебе. Но семья – это не только ты одна.
– Конечно, не я одна, – горько усмехнулась Эмма. – Всё для Джеймса. Ради Джеймса. А я – лишняя. Тень на диване. Убраться с глаз долой, да?
– Ты перегибаешь, – отец возник в дверях. – Джеймс – сын всё-таки. А ты… ты крепкая. Ты нас поймёшь.
«Я не хочу быть крепкой. Я хочу быть нужной…»
На следующий день Эмма пошла осматривать съёмную комнату. Двадцать минут от дома – и всё другое: обшарпанный подъезд с ржавой дверью, старуха-соседка, ворчащая, что «собаки по ночам лают». Квартира походила на склад старья: обои с выцветшими лилиями, ковёр на стене, шатающийся стул без одной ножки. Хозяйка – женщина с хриплым голосом и взглядом, будто Эмма пришла занять денег.
– Где работаешь? – подозрительно спросила она.
– Я фрилансер. Пишу тексты. В интернете.
– В интернете? Это как?
– На компьютере. Онлайн. У меня постоянные клиенты, работаю через платформы.
– А… Дома, значит, сидишь. Ну, ладно. Только без гостей. И стиралку – раз в неделю. Электричество нынче кусается.
– Договорились, – кивнула Эмма, ощущая, как внутри всё опускается. Вот тебе и новый «уютный уголок».
А вечером мать прислала фото: «Смотри, мы кроватку детскую собрали. Красота, правда?»
Да. Просто прелесть.
– Ну, что решила? – спросил отец за ужином. Эмма зашла забрать последние вещи – кроссовки, лампу, одеяло, подаренное дедом.
– Снимаю комнату пока, – глухо ответила она. – Потом, может, уеду подальше. Подумаю о смене города.
– Молодец, – кивнул он. – И работу пора найти достойную. С людьми. Чтоб график, коллеги…
– Пап… – Она устало выдохнула. – У меня клиенты по всему миру. Я веду блог компании с миллионными доходами. Мои тексты читают тысячи людей ежедневно. Но вам с мамой это всё равно не работа.
– А кто это проверит, Эмма? У Джеймса всё ясно: цифры, бумаги, зарплата. А у тебя – сплошная дымка. Ну, напишешь ты свои тексты. И что дальше?
– А дальше, пап, я буду жить. Как умею. Без вас. Спасибо, что показали, как не ждать ни помощи, ни похвалы.
Он открыл было рот, но она уже встала, закинула сумку на плечо и направилась к двери.
– Эмма… – тихо окликнула мать. – Мы не со зла.
Она замерла на пороге, на миг задержалась.
– Знаю. Просто по недомыслию.
И ушла.
В новой комнате пахло старыми вещами. Шторы – выцветшие, серо-бежевые. Стены – уныло-зелёные. Эмма сидела на кровати, обняв колени, и думала, как легко её вычеркнули.
Без криков. Без драмы. Просто «съезжай». «Ты справишься». «Ты одна, значит, не в счёт».
А может, это и к лучшему?
Но в душе было пусто. Пусто и горько.
– Ты не сдалась, – шепнула она себе в темноте. – Значит, уже победила.
Эмма стала просыпаться раньше будильника. Просто открывала глаза в предрассветной тишине и лежала, глядя в потолок. Шум за стеной, ворчание соседки о «ленивой молодёжи», запах застарелого ковра – всё это давило, как бетонная плита.
Но хуже было другое – осознание, что родной дом больше не её. Что родители видят в ней обузу.
Она писала тексты – тихо, сосредоточенно, до изнеможения. Вела проекты для двух фирм, брала сверхурочные заказы, ночами правила черновики. Деньги капали, клиенты благодарили. А ей было всё равно.
Потому что внутри всё ещё ныло.
Однажды вечером, когда в комнате витал едкий запах подгоревшего масла от соседки, Эмме написал младший брат:
«Эй, ты когда бумаги переоформишь? Квартира теперь наша, чтоб потом не спорить. Чтоб по-нормальному всё было».
Она замерла. Смотрела на экран.
«По-нормальному…» Это что сейчас было?
Медленно набрала ответ:
«Квартира на родителях. Я там прописана. Вы меня вытолкали. Теперь ещё и права отнять хотите?»
Ответ прилетел мгновенно:
«Не кипятись. Просто чтоб без путаницы. Ты ж сама сказала – уезжаешь. Зачем тебе эта прописка? Мы тут живём теперь».
– Живи, Джеймс, – прошипела она сквозь зубы. – Только слово «спасибо» забудь. У вас его, похоже, не знают.
В выходной она отправилась в парк. Просто посидеть. Взяла кофе, устроилась на скамейке, открыла ноутбук. Писать не выходило. Зато думалось – громко и тоскливо.
Она вспомнила, как мечтала работать в журнале. Писать глубокие статьи, вдохновлять, делиться, открывать новое. Сколько сил вложила в своё дело, сколько ночей провела за экраном… И как родители ни разу не сказали: «Мы тобой гордимся».
Для них всё было очевидно: Джеймс – молодец, семейный, «настоящий». А она – недоделанная дочь, которой «не повезло».
И что? Забыть?
Вечером позвонила тётя Софи – мамина сестра, всегда стоявшая за здравый смысл.
– Эмма, прости, я только узнала… Мне так неловко за сестру… За всю эту ситуацию.
– Всё в порядке, – устало отозвалась Эмма. – Нормально.
– Нет, не нормально! Ты – молодец. Одна, без подпорок, но держишься. Работаешь как лошадь. А они? Дом – не клетка, чтоб выгонять. И труд твой – самый что ни на есть настоящий. Сейчас весь мир на таких, как ты, стоит.
Эмма слушала, и слёзы тихо катились по щекам. От облегчения. От того, что хоть кто-то в этой семье её заметил.
– Спасибо, тётя Софи, – шепнула она.
– Держись, дорогая. И помни: семья – это не только кровь, но и те, кто рядом по-настоящему. А они… пусть живут со своей совестью.
Через неделю Эмма решилась уехать в другой город. Появился шанс – редактор контента в крупной фирме, свободный график, хорошая оплата. Онлайн-интервью прошло гладко. Вопросов о «настоящей» работе не задавали. Её портфолио всех впечатлило.
Когда она сообщила матери об отъезде, та лишь буркнула:
– Ну, раз так решила. Только не обижайся. Мы же по доброте…
– По доброте? Вы меня выгнали. Без слов. Без вариантов.
– Ты всегда всё драматизируешь, Эмма. Мы тебе зла не желали.
– А получилось – как обычно.
Она не кричала. Говорила спокойно. И мать, не выдержав, бросила трубку.
За день до отъезда Эмма зашла в подъезд, где когда-то был её дом. Прислонилась к холодной стене. Закрыла глаза.
И что? Всё потеряно? Нет. Я обрела больше: свободу. Себя.
Она уехала – тихо. Без сцен. Без слёз.
Но с новым вдохом.
Эмма приехала в новый город с чемоданом, ноутбуком и чувством, будто начала жизнь заново. Квартира – небольшая студия с видом на парк, светлая, хоть и скромная. Всё – её. Каждая ложка, каждый крючок, каждый вечер в тишине и покое.
Первую неделю она жила как в мечте. Ходила в кафе неподалёку с ноутбуком, работала, пила кофе, смотрела на людей – и не торопилась. Никто не звал. Никто не говорил: «Уступи, сделай, ты же не занята».
Однажды она поймала своё отражение в витрине и улыбнулась. Не робко, не натянуто, а от души. Впервые за долгое время стало легко.
Через месяц её позвали в офис – просто познакомиться с коллегами. Живая атмосфера – люди, экраны, обсуждения, кофе в больших кружках, споры у доски.
– Вы прямо наша находка, Эмма, – сказала начальница. – Такая живая, глубокая. У вас, наверное, богатый опыт?
Эмма на миг замерла. Хотелось выложить всё – про старый дом, про брата, про мать с её «ты же не работаешь».
Но она лишь улыбнулась:
– Опыт? Да. Жизненный. Очень насыщенный.
– Это чувствуется. Пишете мощно. Так, что цепляет. И будто боль в каждой строке.
– Потому что я знаю, каково быть невидимой, – тихо сказала Эмма. – И больше этого не хочу.
Однажды вечером ей пришло голосовое от матери. Долгое. Сумбурное.
– Эмма… Почему не звонишь? Мы тут… С Джеймсом поругались немного. Он, оказывается, хочет продать наш дом, взять ипотеку побольше. А я думала… А он говорит – не хочет нас в собственниках держать. Хамит… И с Лили у них что-то не ладится. Ты там как? Всё нормально хоть? Скучаем…
Эмма прослушала. Переслушала. Ещё раз.
И вдруг поняла: не болит.
Было обидно, страшно, больно, противно. Но теперь – нет. Ни желания вернуться, ни злости, ни жажды отплатить.
Только ясное чувство: она никому ничего не должна.
Прошло ещё несколько месяцев.
Эмма взяла собаку из приюта. Назвала его Луи. Он был белый, как первое утро в новом доме. Она купила удобный стол, повесила на стену карту мира с метками «Хочу туда». Завела блог. И начала писать – не только для заказчиков, но и для себя. О себе. Честно, без масок. Люди читали, отвечали, писали в личку: «Это про меня…», «Спасибо, будто душу тронули…»
Она поняла: те, кто слышат, всегда найдутся. Даже если сначала – пустота. Даже если родные никогда не слушали.
Как-то ей приснился дом. Старый, из детства, с маминым голубым халатом и ароматом оладий по утрам. Тот, где её не выгоняли. Где ждали и верили.
Она проснулась с тяжестью в груди.
Но уже без слёз.
Встала. Сварила кофе. Открыла ноутбук. И написала заголовок:
«Когда близкие считают тебя пустым местом – стань стоящей для себя».
Продолжите приключение! Прочитайте наши следующие рассказы.