Комната встретила ее непривычным холодом.
Все куклы сидели за обеденным столом.
Дама в кринолине — во главе. Близняшки — по правую руку, матрос с неестественно длинными пальцами положил фарфоровые руки на край стола, будто собирался встать.
Елена застыла на пороге, чувствуя, как по спине ползет липкий холод.
— Это... не может быть... — прошептала она.
Возвращение домой прошло в молчании. Артём сидел, прижавшись к дверце машины, весь сжавшись в комок, будто пытался занять как можно меньше места. Его пальцы нервно перебирали провод наушников, но сами наушники так и не надел — словно боялся пропустить что-то важное.
— Артём... — начала Елена, когда они зашли в дом.
Он прошел мимо, не глядя, и захлопнул за собой дверь. В тишине старого дома щелчок прозвучал пугающе громко.
Потянулись тоскливые серые дни. Артем практически не выходил из комнаты и не разговаривал с матерью.
Елена пыталась готовить его любимые блюда — гречневую кашу с котлетами, оладьи с яблочным джемом. Артём ел молча, уставившись в тарелку, потом так же молча уносил посуду в раковину, мыл и снова запирался в комнате.
— Как дела? — спрашивала мать каждое утро.
— Нормально, — бурчал он в ответ.
Но тени под глазами у сына становились все темнее…
На пятый день Елена проснулась от странного ощущения — было слишком тихо. Казалось, даже птицы за окном не поют, будто кто-то натянул над домом невидимый колпак.
Она накинула халат и вышла в коридор. Из гостиной доносилось тихое позвякивание — будто кто-то осторожно переставлял фарфоровые чашки.
— Артём? — позвала она, но в ответ — только скрип половиц под собственными ногами.
Комната встретила ее непривычным холодом.
Все куклы сидели за обеденным столом.
Дама в кринолине — во главе. Близняшки — по правую руку, матрос с неестественно длинными пальцами положил фарфоровые руки на край стола, будто собирался встать.
Елена застыла на пороге, чувствуя, как по спине ползет липкий холод.
— Это... не может быть... — прошептала она.
Женщина попятилась, больно ударившись о дверь. На секунду обернулась, и в этот момент услышала скрип. Вновь взглянула на кукол – теперь матросик смотрел прямо на нее.
Его рот — крошечный, нарисованный был растянут в широкой, неестественной улыбке.
-Артем! – завопила Елена не своим голосом.
Заспанный сын появился на пороге гостиной.
-Артем, зачем ты это сделал? Да что с тобой такое творится! За что ты мне мстишь?!
Сын смотрел на нее, ничего не понимая.
-Куклы… Это ты рассадил их за столом? Скажи, что это был ты! – почти умоляла Елена.
— Нет, — отрезал Артём.
— Но...
— Я сказал — нет.
Елена не собиралась так просто сдаваться. Это определенно сделал Артем. Кто же еще? Всегда можно найти рациональное объяснение всему. Нужно лишь хорошо подумать.
Но подумать она не успела, потому что раздался звонок в дверь.
-Папа! – бросился к дверям Артем.
Но на пороге стоял незнакомый ему мужчина.
-Привет! А мама дома? – весело поинтересовался он и, не дожидаясь приглашения, вошел.
Его глаза скользнули по куклам, застывшим за столом, но лицо не дрогнуло.
— О, у вас чаепитие? — улыбнулся он, кивая в сторону фарфорового собрания.
Елена поспешно начала пересаживать кукол на диван.
— Это... наследство тети. Артем, помоги.
Сын молча взял матросика — тот теперь выглядел совершенно обычной куклой, с привычной застывшей улыбкой.
-Извините, если я не вовремя, я, вообще, просто так зашел, по-соседски. Посмотреть, как вы устроились на новом месте.
-Вот, как видите, - Елена красноречиво кивнула на рулоны обоев, сложенные в углу. – Потихоньку обживаемся. Немного красоты наведем и вообще заживем.
…С тех пор Борис стал наведываться каждый день.
Сначала — под предлогом помочь с ремонтом. Потом — просто "заскочить на чай". Через неделю он уже знал, где в кухонном шкафу стоят любимые кружки Елены, а в пятницу принес торт с кремовыми розами.
— Надеюсь, ты положительно относишься к шоколадному бисквиту с орехами? — спросил он, и Елена почувствовала, как теплеет внутри.
Первые дни Артём демонстративно хлопал дверью, едва заслышав в коридоре шаги Бориса. Сидел, уткнувшись в телефон, когда тот приходил, отвечал односложно и тут же исчезал в своей комнате.
Но в тот вечер, когда Борис принёс старый радиоприёмник, что-то изменилось.
— Это же «Спидола»! — неожиданно оживился Артём, увидев коричневую коробку с потёртым шкалой частот. — У деда такого же был!
Борис, не говоря ни слова, протянул ему отвёртку.
— Разберём?
Артём колебался секунду, потом схватил инструмент. Они просидели весь вечер на кухне, склонившись над разобранным аппаратом. Елена, притворяясь, что читает, украдкой наблюдала, как сын впервые за месяц смеётся, когда Борис рассказывает, как маленький вместе с дедом в деревне ловили «Голос Америки» через самодельную антенну. А уж когда Артем пригласил нового знакомого посмотреть коллекцию миниатюрных двигателей, почувствовала, будто гора с плеч упала.
На следующий день Артем сам отправился к Борису. Тот был в гараже, копался в машине. Артём нерешительно заглянул:
— Привет. У меня тут двигатель один не заводится. Можешь посмотреть?
Три часа они провозились с крошечным двигателем. Когда тот, наконец, заурчал, Борис неожиданно сказал:
— Ты знаешь, я в твоём возрасте тоже ненавидел переезды. После армии родителей по службе мотало — в четырнадцать лет в пятый раз школу менял.
Артём замер с отвёрткой в руке.
— И что?
— И ничего. Выжил. — Борис вытер руки о тряпку.
Они молча смотрели, как крутится моторчик. Потом Артём негромко спросил:
— Может завтра вечером новый ужастик глянем, отзывы вроде хорошие?
…Ночью Елену разбудил крик. Пронзительный, резкий, словно разрывающий ткань ночи.
Елена сбросила одеяло и бросилась к комнате сына, споткнувшись по пути о что-то твердое. В темноте она разглядела куклу-матросика — тот самый, что "укусил" Артёма. Теперь он лежал на полу в неестественной позе, будто кто-то швырнул его с силой.
— Мам! — голос Артёма дрожал. Он сидел на кровати, прижимая к груди подушку. — Она... она стояла у моей кровати! Смотрела на меня!
На полу у ножки кровати валялась кукла-близняшка — та самая, что "улыбалась". Теперь ее лицо было обращено к потолку, а стеклянные глаза блестели в лунном свете.
Елена подняла куклу. Что-то хрустнуло внутри — при ближайшем рассмотрении оказалось, что у нее сломана нога.
— Я видел! — закричал Артём. Его пальцы впились в подушку. — Я видел, как она ПОВЕРНУЛА ГОЛОВУ!
Елена прижала сына к себе. Он дрожал, как в лихорадке.
— Хочешь, переночуем вместе? — прошептала она.
Артём молча кивнул.
Утром они нашли матросика и близняшку в гостиной.
Елена больше не пыталась найти объяснение.
Она просто взяла коробку из-под обуви и начала складывать туда кукол — одну за другой.
— Что ты делаешь? — спросил Артём.
— Избавляюсь от хлама, — ответила Елена и крепче сжала в руке куклу-матросика.
Фарфор был ледяным, будто только что принесенным с мороза.
Помедлив минуту, Артем принялся помогать матери. И вдруг замер.
— Мам, иди сюда.
Голос у него был странный — не испуганный, но... осторожный.
— Смотри, — прошептал он.
На диване, среди других кукол, сидела новая.
— Вчера его здесь не было, — Артём облизнул губы. — Я точно помню.
— Это... невозможно, — Елена протянула руку, осторожно дотронулась. Кукла была тёплой. Как живая.
Фарфоровый мальчик с лицом… Бориса.
Точная копия — те же морщинки у глаз, та же родинка над бровью. Даже выражение — лёгкая ухмылка, как будто он знает что-то, чего не знают они.
Продолжение здесь...