I. Рождение обречённого
«Он родился как звон похоронного колокола — слишком тихо, чтобы обрадоваться, слишком глухо, чтобы не испугаться».
Мадрид. Холодное утро 1661 года. По дворцу Эль-Пардо разносится новость: родился инфант, долгожданный сын короля Филиппа IV. Испания замирает в радости. Но врачи смотрят на младенца в тишине. Слишком слаб. Черты лица — острое подбородок, выпирающая нижняя челюсть. Челюсть Габсбургов. Знак могущества — и приговора.
«Его крик был не рождением, а прощанием», — запишет впоследствии один из акушеров.
Он родился в восьмом поколении браков между кузенами.
Врачи обменялись взглядами.
— Губы… челюсть… — прошептал один.
— Не стоит тревожить королеву, — отрезал другой. — Пусть думает, что Бог дал Испании наследника.
Но Бог, казалось, отвернулся. Тело Карла стало живой картой родословной Габсбургов — кровосмешение, кровь замкнутая в собственных венах. Его не учили ходить до восьми. Он говорил плохо, не различал звуков до пяти. Его ум рос, словно под вуалью — размыто и тревожно. И всё же он был королём.
Говорили — одержим. Говорили — святой. Но никто не говорил правды: он был просто человеком, которого не должно было быть.
II. Король, которому не повезло стать королём
Когда Карлу исполнилось четыре, умер его отец.
Престол стал его, но власть — нет. Испанией правила его мать — Мария Анна Австрийская, женщина фанатичной религиозности, одержимая не столько управлением, сколько спасением души сына.
Она держала его в молитвах, в холоде, в ритуалах. Его спальня напоминала монастырскую келью. Его еду благословляли дважды, а постель окропляли святой водой. Каждую ночь ему читали псалмы. Не для сна — для изгнания бесов.
Карл привык к одиночеству.
— Зачем мне трон, если я не могу стоять? — однажды спросил он мать.
— Трон — это крест, — ответила она. — Мы не стоим на нём. Мы на нём висим.
Королева-мать, Мария Анна Австрийская, была женщиной железной воли. Она знала, что её сын — это не правитель, а символ. И она управляла Испанией от его имени, охраняя Карла как хрупкую реликвию, которую нельзя касаться без благословения.
— Тебе не нужно быть сильным, — шептала она, — нужно быть королём. Этого достаточно.
— Я устал быть ничем, — однажды сказал Карл.
— Ты — не ничто. Ты — Испания.
III. Женитьбы без потомства
Карл II был королём, но не мужем. В 18 лет он женился на Марии Луизе Орлеанской — племяннице Людовика XIV. Её привезли как лекарство. Молодая, красивая, бодрая — она должна была подарить наследника. Но она лишь медленно увядала рядом с человеком, который не был способен к браку — ни физически, ни душевно.
«Он смущён при виде женского тела. Он боится прикосновения. Он болен, и он это знает», — писала Мария Луиза своей тётке.
У них не было детей. Не было страсти. Были слёзы, долгие вечерние молитвы и глухие шаги по мраморному полу. Слухи ходили страшные: что Карл бесплоден, что у него всего одно яичко, что он импотент, что он одержим дьяволом.
«Он добр. И жалок. Он смотрит на меня, как больной щенок. Его руки дрожат, когда он прикасается. Иногда я думаю, что он молится, чтобы не дожить до утра».
Когда Мария Луиза умерла — неожиданно, говорят, от «болей в животе» (возможно, отравлена), Карл долго стоял перед её телом.
— Я хотел быть мужем…
— Вы были, Ваше Величество, — сказал один из слуг.
— Нет, — покачал он головой. — Я был мальчиком, который играл в мужа, как в солдаты.
Вторая его жена, Мария Анна Нойбургская, была умна, амбициозна — но быстро поняла, что в этом браке она скорее медсестра и политик, чем супруга.
Она вела переписку с родней в Германии, строила интриги, боролась за влияние при дворе, но не могла изменить главное — Карл медленно умирал.
Со временем и в её письмах появились мрачные строки:
«Его тело пахнет воском. Его голос — как эхо подземелья. Иногда я чувствую, что он уже не здесь. Он просто ждёт».
Он не смог стать отцом. Не из-за проклятия — из-за природы.
IV. Болезни души и тела
У Карла был расщеплённый позвоночник, тремор рук, двоение в глазах, приступы беспамятства, глухота, полная половая дисфункция.
«Когда он ест, пища вываливается изо рта. Когда он говорит — его не слышат. Когда он смотрит — в этом взгляде нет никого», — писал его личный лекарь.
Его лечили. О, как лечили! Вливали настойки из порошка человеческих черепов, сжигали волосы ведьм, окуривали его трон. Ставили пиявки, вливали ртуть, нашёптывали молитвы.
Карл терпел. Он привык к боли. Она была его нормой. Гораздо хуже была тишина, которая наступала, когда он спрашивал:
— Есть ли у меня душа?
И никто не знал, что ответить.
К сорока годам Карл был стариком. Он почти не видел, терял сознание, слышал голоса. Его волосы выпадали, зубы гнили, кожа покрывалась пятнами. Он стал ходячим символом разложения — не только своего, но и всей империи.
— Они хотят, чтобы я умер, — однажды сказал он придворному.
— Кто, Ваше Величество?
— Все. Даже я.
Испанию разрывали интриги, войны, долги. А её король жил, как призрак, не в силах ни уйти, ни остаться.
V. Смерть в тишине
Когда он решил составить завещание, в зале собрались кардиналы, послы, астрологи.
— У меня нет сына, — сказал он.
— Тогда назначьте преемника.
— А если я назначу смерть?
Никто не рассмеялся.
Карл умер в 1700 году. Без наследника. Без побед. Без счастья. Врачи сняли с его пальца перстень, на котором был герб Габсбургов. Он легко соскользнул, как будто сам захотел уйти.
После его смерти вскрытие показало, что у него было «один желудок, истощённый как у ребёнка, сердце меньше обычного, и всего одно яичко».
Испания вошла в новую эру — Война за испанское наследство. Но о Карле почти сразу замолчали. Он не был героем. Он был зеркалом. Он отразил всё, что империя не хотела видеть: конец, гниль, боль.
Эпилог.
Никто никогда не слышал, чтобы он пел. Никогда не видел, чтобы он по-настоящему смеялся. Но когда он умирал — он сказал:
"Я был не королём… Я был канделябром. Меня зажгли, чтобы было видно трон. А теперь можно гасить".
