Бабушка работает по вторникам и четвергам...
Чужая в собственном доме
Звонок в дверь разорвал утреннюю тишину, когда Нина только поднесла чашку к губам. Первый глоток чая — ее маленький ритуал, который снова прервали. Она знала этот настойчивый звонок. Знала, что он означает.
— Нина Павловна, спасите! — Катя ворвалась в прихожую, подталкивая заспанную Машеньку. — В садике группу закрыли, а у меня презентация перед руководством.
Нина молча смотрела, как невестка суетливо распаковывает рюкзачок внучки.
— Катя, я вчера весь день с ней сидела. У меня голова раскалывается, давление скачет, — голос Нины дрогнул.
Невестка даже не обернулась, застегивая сапоги.
— Вы же всё равно дома сидите. Что вам, сложно? Игорь сегодня на объекте, заберет часов в восемь. В холодильнике йогурты для нее есть со вчера.
«Всё равно дома сидите». Как будто ее присутствие дома — какой-то изъян, недостаток. Как будто ее время ничего не стоит.
— У меня были планы, — Нина попыталась возразить, но дверь уже захлопнулась.
— Машулик, слушайся бабулю! — донеслось из-за двери, и всё стихло.
Машенька, семилетняя внучка с растрепанными с утра косичками, зевнула и прошлёпала в комнату. Ее розовые тапочки хранились у бабушки "на всякий случай". Этот случай наступал теперь через день.
Нина опустилась на табуретку. Часы показывали 8:17. День только начался, а ощущение, будто из нее уже выжали все соки.
— Бабуль, а что на завтрак? — Маша вынырнула из комнаты, уже с планшетом наготове.
— Гречка с молоком, — ответила Нина, механически доставая крупу.
Она включила плиту и замерла, глядя на огонь. «Всё равно дома». Когда ее дом превратился в круглосуточную точку обслуживания родственников?
— Бабуль, а мультики можно?
— После завтрака, Машенька.
Крупа мягко булькала. Нина помешивала ее, погруженная в свои мысли. Еще вчера эта рутина казалась нормальной. Сегодня - нет.
— А знаешь, Маша, — сказала она, разливая кашу. — Дом — это место, где ты сама решаешь, что делать. Где тебе принадлежит каждая минута.
— И где можно мультики смотреть? — лукаво улыбнулась внучка.
— Иногда, — вздохнула Нина. — По расписанию.
Телефон пискнул сообщением от сына: «Спасибо, что выручаешь. Будем поздно».
Нина отложила телефон, не ответив. Она смотрела в окно на соседский балкон. Там Зоя Сергеевна, ее ровесница, собиралась куда-то, надевая яркий шарф. Зоя ходила на йогу по средам, в бассейн по пятницам, а по четвергам играла в карты с подругами. У Зои был график. У Нины был...
— Я правда больше никто, кроме как бабушка? — прошептала она своему отражению в оконном стекле.
Внучка подняла голову от тарелки:
— Ты что-то сказала?
Нина обернулась, чувствуя, как внутри поднимается что-то горьковатое, но бодрящее, как крепкий чай.
— Сказала, Машенька. Что пора составить расписание. — Она выпрямилсь. — Бабушкино расписание. С выходными.
Ведьма по любви
— Баб, а правда, что ведьмы летают на метле? — вопрос Машеньки прозвучал так неожиданно, что Нина чуть не выронила ложку.
Вечер плавно перетекал в ночь. Они сидели на кухне: Нина с журналом про сады-огороды, внучка с альбомом. Обычный тихий вечер, который вдруг перестал быть обычным.
— С чего ты взяла про ведьм? — Нина отложила журнал, внимательно глядя на внучку.
Машенька продолжала старательно раскрашивать, высунув кончик языка:
— А у тебя есть компьютер?
— При чем тут компьютер? — удивилась Нина.
— Мама говорит, ты отстала от жизни. Что с тобой тяжело.
Что-то кольнуло под ребрами. Нина поджала губы:
— А что еще говорит твоя мама?
Машенька подняла голову, задумчиво покусывая карандаш:
— Она сказала папе, что ты настоящая ведьма. — Девочка улыбнулась. — Но это не страшно! Она сказала, ты добрая. Иногда.
Нина застыла. Медленно поднялась, взяла чайник, налила воды. Пальцы едва заметно дрожали.
— Ведьма, значит, — тихо произнесла она.
— Да! — радостно кивнула Маша. — А мне нравится! У нас Алиска хвасталась, что ее бабушка пирожки печет. А моя — ведьма! Это же круче!
Нина неожиданно для себя рассмеялась.
— Ну, если по любви — пусть ведьма. Только не по расписанию.
— А что значит «по расписанию»? — Машенька оторвалась от рисунка, глаза загорелись любопытством.
Нина присела рядом, внезапно почувствовав странную легкость:
— Это когда сама решаешь, когда ты бабушка, а когда — просто женщина. Которая живет для себя.
— А что делает такая женщина?
— Что захочет. — Нина улыбнулась. — Гуляет в парке. Читает книги не про рассаду. Пьет кофе с пирожными. Красит ногти в алый.
— А бабушки этого не делают?
— Бабушки варят супы. Сидят с внуками. Вяжут носки.
Машенька сморщила нос:
— Скукотища!
— И я о том же, — кивнула Нина. — Поэтому буду бабушкой по графику. А в другое время — просто Ниной.
Дверной звонок прозвучал резко, словно спугнул что-то важное. Игорь пришел за дочкой. Нина направилась в прихожую, но слова внучки догнали ее:
— Я тебя люблю, даже когда злишься! У тебя глаза блестят, как у принцессы из мультика!
Игорь стоял в дверях — помятый, уставший, с запахом мятной жвачки. Он прошел в комнату, не спросив, как прошел день.
— Спасибо, мам. Выручила. Завтра Катя заберет ее из садика.
— А если опять не откроют? — спросила Нина, и что-то новое зазвенело в ее голосе.
Сын поднял брови:
— Ну... ты же всегда дома.
Она услышала это «всегда дома» как приговор. И как возможность — одновременно.
— Завтра меня не будет, — произнесла Нина твердо. — У меня запись в поликлинику. И к парикмахеру. И встреча в библиотеке.
— Ты чего? — Игорь посмотрел с удивлением. — Случилось что?
— Да. — Нина впервые за долгое время посмотрела сыну прямо в глаза. — Я случилась. Маша, собирайся, папа пришел.
Машенька неохотно складывала рисунки.
— Пап, а бабушка — ведьма по любви! А не по расписанию! Она сама сказала!
Игорь растерянно взглянул на мать:
— Ты чего ей голову морочишь?
— Это не я. Это Катя сказала, что я ведьма. — Нина произнесла это спокойно, почти с улыбкой. — Я лишь уточнила условия работы.
Когда они ушли, Нина достала новый блокнот в яркой обложке. Она купила его месяц назад, но так и не придумала, для чего. Теперь знала. Красным фломастером вывела: «Ведьма работает по вторникам и четвергам с 12 до 16». Подумала и добавила: «Остальное время — для себя».
Она оставила блокнот раскрытым на столе. Пусть будет первое, что увидит утром. Пусть напоминает.
Нина заснула без тревожных мыслей. Завтра она начнет писать свою новую историю. И в этой истории она будет главной героиней, а не вечно доступной по вызову.
Теперь оставалось самое сложное — сообщить об этом остальным.
График
Нина проснулась раньше обычного. За окном едва брезжил рассвет, но внутри уже разгоралось решимость. Она потянулась к блокноту, перечитала вчерашнюю запись. Слова не потускнели за ночь, не показались глупыми. Наоборот, они словно окрепли.
Она встала, накинула халат и направилась к столу. Взяла чистый лист бумаги и красный фломастер.
Написала:
**«БАБУШКА РАБОТАЕТ: ВТ, ЧТ с 12:00 до 16:00.
Остальное время – для себя.
Без уважительных причин – не звонить».**
Обвела еще раз, достала из шкафа декоративные прищепки, и повесила объявление на входную дверь. С внутренней стороны. Пока.
Сварила кофе. В турке, а не растворимый. Достала из дальнего ящика шкатулку с украшениями, выбрала серьги с зелеными камнями, которые не надевала уже... сколько? Пять лет? Семь?
Телефон зазвонил ровно в 8:30.
— Мам, доброе утро! Слушай, у Кати сегодня важная встреча, а Машка опять капризничает, в садик не хочет. Можешь забрать ее к себе?
Нина сделала глоток кофе. Медленно. С наслаждением.
— Нет, Игорь. Не могу.
Пауза на другом конце была такой долгой, что Нина проверила, не прервался ли звонок.
— В смысле — не можешь? — в голосе сына звучало неподдельное удивление.
— В прямом. У меня планы на сегодня.
— Какие еще планы? — в его голосе появилась нотка раздражения. — Ты же...
— Дома? — закончила за него Нина. — Нет, сегодня я не дома. У меня поликлиника. Потом встреча с подругой. Потом я иду на выставку.
— Мам, ты что, обиделась на что-то? — теперь сын звучал встревоженно.
— Нет, Игореша. Позвони матери Кати, может, она сможет помочь.
Она закончила разговор и выдохнула. Руки слегка дрожали, но внутри разливалось удивительное тепло. Не чувство вины — правоты.
Через два часа, когда Нина выходила из поликлиники, телефон снова зазвонил. На этот раз Катя.
— Нина Павловна, вы что это выдумали? Игорь мне рассказал про ваши планы. Мы тут работаем, обеспечиваем семью, а вы в выставки играете?
— Я не играю, Катя. — Нина остановилась посреди улицы. — Я живу. И да, у меня сегодня выставка. А во вторник и четверг я с удовольствием посижу с Машенькой. По расписанию.
— По какому еще расписанию? — В голосе невестки звенело возмущение.
— Загляни ко мне, увидишь. Всё, я опаздываю.
Нина отключила телефон. Просто взяла и отключила. И пошла на встречу с Зоей Сергеевной, с которой договорилась выпить кофе еще вчера вечером.
Вернулась она домой около пяти. Не успела открыть дверь, как увидела Катю, сидящую на лестнице с мрачным видом.
— Я за вами полдня бегаю! — выпалила невестка. — Телефон отключен, дома нет!
— А ты записаться не пробовала? — спокойно спросила Нина, открывая дверь. — Проходи, раз уж пришла.
Катя влетела в квартиру, на ходу сбрасывая туфли.
— Что за цирк с объявлениями? — она кивнула на лист бумаги, который теперь висел с внешней стороны двери. — Это что, шутка такая?
— Нет, Катенька. Это не шутка. Это расписание.
Нина прошла на кухню, поставила чайник. Невестка следовала за ней по пятам.
— Вы что, не понимаете, как мы зависим от вашей помощи? — В голосе Кати звучало неприкрытое возмущение. — У нас работа, ответственность!
— А у меня жизнь, — просто ответила Нина. — Одна. И она моя.
— Серьезно? — Катя уперла руки в бока. — Вы теперь будете... что? По выставкам ходить? В кафе сидеть? А как же Маша?
— А что Маша? Она любимая внучка, я буду с ней видеться по вторникам и четвергам. И по праздникам — всегда. Но не по первому звонку, не вместо садика, не как запасной вариант.
Катя фыркнула, развернулась и направилась к двери.
— Передам Игорю, что вы решили стать... независимой. Посмотрим, как у вас это получится.
Дверь за ней захлопнулась. Нина выдохнула. Налила себе чаю. Включила музыку — не телевизор, а настоящую музыку из старого проигрывателя. Пластинку, которую не слушала, наверное, лет десять.
Нина подпевала, впервые за долгое время чувствуя, что дождь может быть не только за окном, но и внутри. Дождь, смывающий все наносное и оставляющий только главное.
Она подошла к зеркалу. Женщина с зелеными серьгами смотрела на нее оттуда с легкой улыбкой.
— Ведьма, говоришь? — прошептала Нина своему отражению. — Ну что ж, придется соответствовать. По расписанию.
Ведьму — в дом престарелых
— А правда, что в доме престарелых кормят манной кашей и укладывают спать в восемь? — вопрос Машеньки прозвучал так неожиданно, что Нина уронила спицу.
За окном хлестал дождь, превращая мир за стеклом в размытую акварель. Внучка сидела на полу, рассматривая картинки в старой книжке. Сегодня был вторник — день по расписанию. День, когда Нина официально становилась бабушкой.
— С чего ты взяла про дом престарелых? — спросила она, поднимая спицу.
Машенька перевернула страницу, не поднимая глаз:
— А там страшно? Или просто скучно?
— Машенька! — Нина отложила вязание. — Откуда такие вопросы?
Девочка подняла голову. В ее взгляде не было ни хитрости, ни лукавства — только детская прямота:
— Папа сказал маме, что если ты будешь дальше вредничать, тебя отправят в дом престарелых. Я не спала тогда, слышала.
Холодная волна прокатилась от затылка к пяткам. Нина сжала пальцы.
— Вредничать, значит, — произнесла она едва слышно.
— Ага. — Машенька захлопнула книгу. — Мама сказала, ты не даешь собой пользоваться. А еще сказала, что или ты с внуками сидишь, или... — она развела руками, — так положено. Взрослые всегда так делают?
Нина встала, подошла к окну. Капли барабанили по стеклу, стекали вниз прозрачными дорожками. Как невыплаканные слезы.
Игорь. Ее Игорек. Тот, кого она выхаживала ночами. Тот, кому она варила куриный бульон от простуды. Тот, кому отдавала последнее, чтобы у него были кроссовки не хуже, чем у других мальчишек.
— Скажи, — она повернулась к внучке, — а если бы я сказала, что больше не буду с тобой играть, ты бы расстроилась?
— Конечно! — Машенька вскочила. — Я люблю с тобой играть!
— А если бы я сказала, что буду с тобой играть только потому, что меня накажут?
Машенька сморщила лоб:
— Это было бы... неправильно.
— Вот и я так думаю. — Нина подошла к комоду, открыла верхний ящик. Достала коробочку с янтарной брошью — единственное, что осталось от ее бабушки.
— Это тебе. — Она приколола украшение к кофточке внучки. — Теперь она твоя.
— Прямо сейчас? — глаза Маши расширились. — А не когда вырасту?
— Именно сейчас. По моему желанию. Не по расписанию.
Машенька закружилась перед зеркалом:
— Как у принцессы!
— Как у молодой ведьмы, — улыбнулась Нина. — У доброй ведьмы. У ведьмы по любви.
Когда в дверь позвонили, Нина уже знала, что скажет. Решение созрело внутри, твердое как орех.
Игорь даже не поздоровался:
— Маш, собирайся. Мне надо с бабушкой поговорить.
Машенька надула губы:
— А можно я тоже послушаю?
— Нет. Взрослый разговор.
Когда внучка убежала одеваться, Игорь повернулся к матери. В его взгляде читалось раздражение:
— Мам, хватит дурить. Что за выходки с графиком?
Нина посмотрела на сына — спокойно, без обиды:
— Это не выходки. Это моя жизнь.
— Брось! Ты на пенсии, дома сидишь. А мы пашем с утра до ночи! — Он понизил голос. — Ты должна войти в положение.
— Должна? — Это слово Нина произнесла тихо, но оно прозвучало как струна. — Кому? И почему?
Игорь на мгновение растерялся:
— Мы же семья.
— Именно поэтому, — кивнула Нина. — Именно поэтому я не вещь, которой пользуются по необходимости. И не надо меня пугать домом престарелых.
Сын дернулся:
— Что?
— Я знаю, Игорь. Про дом престарелых. И про то, что я не даю собой пользоваться.
Она взяла чашку, отпила глоток.
— Знаешь, что интересно? Я не боюсь. В доме престарелых хотя бы честно. Там никто не притворяется, что ты нужен. Там есть режим. — Она усмехнулась. — Так что вперед, вешайте табличку: «Ведьму в дом престарелых». Но учти, я все равно не принимаю по понедельникам.
— Мам... — Игорь побледнел. — Маша наболтала ерунды, а ты поверила?
— Дети не болтают ерунды, сынок. Они просто повторяют услышанное.
В прихожей зашуршала куртка. Машенька уже оделась и ждала.
— Я приду к вам во вторник. По графику. — Нина легко коснулась щеки сына. — А в другие дни я буду жить. Просто жить, Игорь. Разве это много?
Машенька вбежала в комнату:
— Бабуль, а можно я в садике скажу, что моя бабушка — ведьма, которую хотят сдать в дом престарелых, но она не сдается?
Игорь вздрогнул, а Нина рассмеялась — легко, звонко:
— Можно, Машенька. Только добавь, что она ведьма по любви. Не по злобе. Это важно.
Когда дверь за ними закрылась, Нина вернулась на кухню, взяла блокнот и твердой рукой написала: «Среда. Турагентство. Путевка на море. Одна».
Это слово — «одна» — не ощущалось приговором.
Оно звучало как начало.
Начало свободы.
Тихая
— Примерьте эту! Такой цвет только раз в жизни попадается! — бойкая продавщица протянула Нине блузку цвета молодой листвы.
Нина хотела отмахнуться. Раньше всегда покупала приглушенные тона — практичные, незаметные. Такие, чтобы не выделяться. Не отвлекать внимание от других.
Но что-то изменилось с тех пор, как на ее двери появилось расписание.
Рынок гудел вокруг — яркий, живой, пахнущий пряностями и свежим хлебом. Раньше Нина пробегала здесь, сжимая в руке список покупок. Сегодня она просто гуляла.
— Я слишком... взрослая для такого цвета, — покачала головой Нина.
— Глупости! — продавщица с рыжими волосами наклонилась ближе. — Все думают, что яркое — это для молодых. А я так скажу: молодые и без цвета заметны. А нам с вами иногда нужно напомнить миру, что мы есть.
Нина коснулась ткани. Прохладная, скользящая под пальцами. Когда она покупала вещь не потому, что старая износилась, а просто... для себя?
Через несколько минут она смотрела на своё отражение в маленьком зеркале возле прилавка. Женщина глядела оттуда — с блеском в глазах.
— Ну? — продавщица улыбнулась. — Я же говорила. Глаза прямо засияли.
— Беру, — кивнула Нина, доставая кошелек.
— Для особого случая? — подмигнула женщина, упаковывая покупку.
— Теперь каждый мой день — особый, — ответила Нина и сама удивилась своим словам.
У прилавка с бижутерией она задержалась, разглядывая серьги.
— Вам бы зеленые, под блузку, — посоветовала девушка-продавец.
— Нет, ей красные нужны, — вмешалась женщина, стоявшая рядом. — Контраст создадут. Смелее будет.
Нина повернулась к ней:
— Вы думаете?
— Я знаю, — женщина протянула руку. — Вера. Бывший преподаватель литературы, нынешняя свободная художница жизни.
— Нина, — она пожала сухую теплую ладонь. — Начинающая ведьма по расписанию.
Вера рассмеялась:
— О, это интригует. Не расскажете за чашкой кофе?
Нина хотела отказаться — привычка экономить время для других въелась глубоко. Но вместо этого кивнула:
— А знаете... расскажу.
В маленькой кофейне они сидели у окна. И Нина, удивляясь сама себе, рассказывала историю своего освобождения — про график на двери. Про внучку, про фразу «или с внуками сидишь, или в дом престарелых».
— Знакомая песня, — кивнула Вера. — Я через это прошла три года назад.
Она помешала кофе:
— Я тогда серьезно захворала. Думали... — она сделала неопределенный жест рукой. — Когда я лежала, дочь звонила каждый день с вопросом, когда я вернусь, чтобы сидеть с детьми. И знаете, что я поняла? Что всю жизнь была не мамой, не бабушкой. Функцией обслуживания.
Нина слушала, как завороженная. Слова незнакомой женщины отзывались внутри, словно кто-то озвучил ее собственные мысли.
— И что вы сделали?
— Выздоровела, — Вера хитро прищурилась. — И сразу установила границы. Внуки — по субботам. Звонки — не позже девяти вечера. Просьбы — с предварительной договоренностью.
— А ваша дочь... приняла это?
— Сначала был скандал. Потом — обиды. Потом — удивление. А теперь — уважение. — Вера допила кофе. — Когда ты сама себя не уважаешь, другие тоже не будут.
Они обменялись телефонами. Нина шла домой с новой блузкой в пакете и новым чувством в груди. Оно было похоже на тепло. На свободу. На возвращение к себе.
В электронной почте лежал ответ. Путевка в пансионат на море — та, что она забронировала вчера через интернет. Одноместный номер, вид на море, завтраки включены. Первый самостоятельный отпуск за... сколько? Двадцать лет? Тридцать?
Телефон зазвонил, когда она расправляла новую блузку перед зеркалом.
— Мам, ты дома? — В голосе Игоря звучала паника.
— Да. А что случилось?
— Машка. Температура. Катя на презентации, я за городом. Можешь забрать ее из садика?
Нина посмотрела на свое отражение. Женщина в зеркале больше не выглядела усталой. Ее глаза блестели. В них было что-то новое — то, что Машенька называла «как у принцессы из мультика».
— Конечно, Игорь. Заберу.
Она услышала его облегченный вздох:
— Спасибо. Я знал, что ты выручишь.
— Игорь, — Нина сделала паузу, — я заберу Машу. Но мне нужно, чтобы ты вернулся к шести. У меня билеты в театр.
Молчание на том конце.
— В театр? С каких пор ты...
— С сегодняшнего дня, — перебила Нина. — Я купила новую блузку. Зеленую. И завтра иду с подругой на выставку.
— С какой подругой? — растерянность в голосе сына почти заставила ее рассмеяться.
— С новой. Её зовут Вера. Она бывший преподаватель литературы.
— Хорошо. — В его голосе появилась новая нотка — уважение? — Я вернусь к шести.
Нина положила трубку и еще раз посмотрела на свое отражение. Женщина в зеркале улыбалась — той улыбкой, которая появляется, когда знаешь свою силу.
— Что ж, ведьма, — прошептала Нина, — похоже, твоя магия работает.
Она аккуратно повесила блузку, надела привычный свитер, взяла сумку. По дороге в садик она думала о том, что любовь — это не потеря себя. Это дар, который можно сделать только тогда, когда у тебя самой есть что-то своё.
И вдруг она поняла: всё это время она боялась не дома престарелых. Она боялась свободы. Боялась той женщины в зеркале, с прямой спиной и решительным взглядом.
Но больше не боялась. Теперь она с ней дружила.
Встреча двух миров
Стук в дверь был не таким, как обычно. Не требовательным, не торопливым. Нина замерла с книгой в руках, прислушиваясь. Еще один стук — почти робкий. Не похоже на Катю.
Она открыла дверь и увидела невестку с выражением лица, которого никогда раньше не видела. Словно маска уверенности соскользнула.
— Можно? — спросила Катя тихо, и Нина молча отступила в сторону.
Три недели новой жизни остались позади. Морской загар еще не сошел, а в памяти еще плескались волны — ласковые, возвращающие силы. Первый отпуск наедине с собой, без обязательств перед кем-то. Фотографии, где она смеялась. Ракушки в сумке. Новые знакомства.
— Чаю? — спросила Нина, направляясь на кухню.
— Давай, — кивнула Катя, присаживаясь на самый край стула, словно готовая в любой момент вскочить.
Нина достала чашки — не обычные, а те, с тонким ободком. Неожиданно для себя.
— Я сама, — Катя вдруг поднялась. — Ты только с дороги. Сиди.
Нина удивленно подняла брови, но промолчала. Наблюдала за невесткой — непривычно тихой, будто репетировавшей что-то в голове.
— Маша все спрашивала, когда ты вернешься, — наконец произнесла Катя, ставя перед Ниной дымящуюся чашку. — Скучала.
— Я привезла ей ракушки, — улыбнулась Нина. — И шкатулку можжевеловую. Маленькую, для секретов.
— Обрадуется, — кивнула Катя. — Слушай, пока тебя не было...
Она запнулась, крутя в руках ложечку:
— Пока тебя не было, мы как-то разом поняли, сколько ты делаешь. Просто так. По умолчанию.
Нина отпила чай, не отвечая. За окном плескалась листва — еще зеленая, но с золотистыми прожилками. Осень подступала неслышно.
— Я наговорила гадостей, — Катя смотрела в чашку. — Про дом этот... для пожилых. Имеешь право злиться.
— Я не злюсь, — качнула головой Нина. — Знаешь, что я почувствовала, когда это услышала? Облегчение.
— Облегчение? — Катя недоуменно моргнула.
— Да. Потому что это была правда. Без прикрас. Вся эта история с "мы одна семья" наконец закончилась. И стало видно: я была для вас функцией.
Катя дернулась:
— Нет, что ты...
— Тише, — мягко остановила ее Нина. — Я не обвиняю. Правда. Я сама позволила. Сама приучила вас, что я всегда на подхвате. Что мои планы — ничто рядом с вашими.
Она помешала чай:
— Когда вешала табличку с графиком, холодело внутри. Думала — отвернетесь совсем. А потом поняла: даже если так, это тоже мой выбор. Моя жизнь.
Катя молчала. Потом вдруг выпрямилась:
— Я пришла извиниться. И сказать, что... уважаю твой выбор. Твое расписание. Твое право.
Она нервно потерла запястье:
— И еще. Хочу сказать... спасибо.
— За урок. — Катя впервые за весь разговор улыбнулась. — Потому что мне скоро сорок. А я все думаю, что должна разрываться на части. Что мое время ничего не стоит. Что мои желания — блажь.
Она покачала головой:
— После твоего графика я задумалась. И тоже повесила табличку. В офисе. «Не беспокоить с 15 до 16, обед». И впервые за десять лет стала нормально есть. Без телефона. Без отчетов. Просто — дышать.
Нина рассмеялась — неожиданно для себя. Искренне, от души. Катя неуверенно подхватила.
— Это передается, да? — подмигнула Нина.
— Похоже на то, — кивнула Катя. — И знаешь... мне нравится.
Они допивали чай, говоря о море, о новой кофейне неподалеку, о том, что Машенька записалась в художественный кружок. Обычный разговор. Не свекрови и невестки. Просто — женщин.
Уже в дверях Катя обернулась:
— Кстати, в субботу мы с Игорем хотим в театр. Посидишь с Машей?
Нина увидела в глазах невестки привычную уверенность, что отказа не будет.
— В субботу я иду на выставку, — покачала головой Нина. — Но в воскресенье — с радостью. С двенадцати до шести. По моему графику.
Катя открыла рот. Закрыла. И вдруг кивнула:
— Хорошо. Найду, кого попросить на субботу. А в воскресенье — по рукам.
Когда дверь закрылась, Нина вернулась на кухню. Закат за окном догорал густым золотом. Она открыла свой блокнот с планами, провела пальцем по страницам.
Оказалось, жизнь по графику куда насыщеннее жизни по требованию. Потому что в этом графике наконец появился самый важный пункт: время для себя.
Время быть не только бабушкой, не только свекровью.
Просто — собой. По любви, а не по обязанности.
И это оказалось заразительным.
***
Если вы узнали себя в этой истории, подпишитесь. Это наш тайный знак сопротивления удобству!
***