Кухня пахла Лизиными фломастерами, которыми она разрисовала половину стола. Я сидела, уставившись на договор дарения, что лежал передо мной, словно приговор. Чёрные буквы на белой бумаге кричали: дача, Подмосковье, участок 12 соток, дом 60 кв.м.. Мой дом. Мой кусочек свободы, выкупленный на деньги, что я копила годами, отказывая себе в новых платьях и отпусках. Сергей, мой муж, стоял у плиты, нервно теребя шариковую ручку, будто она могла спасти его от моего взгляда.
— Подпиши, Марин, — его голос дрожал, как лист на ветру. — Это для Миши. Он в долгах, банк квартиру заберёт. Надо помочь.
Миша. Его младший брат, с улыбкой, от которой таяли сердца, и привычкой исчезать, когда приходило время платить по счетам. Я вспомнила, как он «занял» у нас сто тысяч на «бизнес-проект» — какой-то мутный стартап, который лопнул, как мыльный пузырь. Потом ещё пятьдесят — якобы на «лечение». Лечение оказалось блестящим мотоциклом, который он разбил через месяц.
— Нет, Серёж, — я отодвинула бумаги, словно они были ядовитыми. — Я не подпишу.
Он выдохнул, будто я ударила его в солнечное сплетение. Его карие глаза, которые когда-то смотрели на меня с такой теплотой, теперь потемнели от раздражения.
— Ты серьёзно? — он шагнул ближе, ручка в его руке щёлкала. — Миша на грани, Марин! Если он всё потеряет, он к нам переедет. Ты этого хочешь? Лиза будет спать в комнате с его шмотками?
Его слова вонзились в меня. Угроза. Не просьба, не мольба — угроза. Я посмотрела на него: на мужчину, с которым шесть лет назад стояла под дождём возле загса, смеясь, как дети, на мужчину, который обещал мне вечность. И вдруг поняла — он не на моей стороне.
— Это моя дача, — мой голос задрожал, но я стиснула зубы. — Я её купила. До тебя. До нас. И я не отдам её Мише, который уже ободрал нас, как липку.
Сергей замер. Его лицо стало жёстким, как маска.
— Ты всегда такая, — он почти выплюнул слова. — Думаешь только о себе. А семья? А брат?
— Семья? — я вскочила, стул скрипнул по линолеуму. — Это когда я должна отдать всё, что у меня есть, ради твоего брата, который даже спасибо не скажет?
Кухня затихла. Только старые настенные часы тикали, отсчитывая секунды до бури. Я вспомнила, как впервые увидела Сергея — в кафе, с его неуклюжей улыбкой и дешёвым букетом ромашек. Тогда он казался мне человеком, который будет держать мою руку в любой беде. Но сейчас его рука сжимала не мою ладонь, а ручку, требующую моей подписи.
Внутри меня всё кипело. Дача была не просто домом. Это было место, где я, задыхаясь от дедлайнов и стресса, могла сесть на крыльцо, вдохнуть запах яблонь и почувствовать себя живой. Где Лиза, наша дочка, строила шалаши из веток и хохотала, как колокольчик. Отдать это? Ради Миши? Никогда.
— Я сказала — нет, — я сложила руки на груди, будто защищая сердце. — И это не обсуждается.
Сергей швырнул ручку на стол. Она покатилась и упала на пол с глухим стуком.
— Ты ещё пожалеешь, — тихо сказал он и вышел, хлопнув дверью.
Я осталась одна. Документы лежали передо мной. И я знала: это только начало.
***
Дача была моим спасением. Маленький домик с облупившейся голубой краской, окружённый старыми яблонями, которые каждую весну усыпали землю лепестками, будто снег. Я купила его семь лет назад, ещё до встречи с Сергеем, на деньги, что копила, работая ночами в рекламном агентстве. Это был мой первый настоящий дом — не съёмная однушка с ободранными обоями, а место, где я могла дышать. Я сама красила забор, сажала пионы, которые теперь цвели так ярко. Лиза обожала бегать по траве босиком, строить «замки» из камней и рисовать мелом на крыльце.
— Мам, смотри, я королева сада! — кричала она, надевая венок из одуванчиков.
Я смеялась, но внутри что-то сжималось от нежности. Этот дом был нашим. Моим и её. И я поклялась, что никто его у нас не отберёт.
Но Сергей видел дачу иначе. Для него это была просто «возможность».
— Мише бы она помогла, — говорил он за ужином, ковыряя вилкой картошку. — Он бы вылез из долгов, начал всё заново.
— Вылез? — я фыркнула, отставляя тарелку. — Миша не вылезет, пока не разобьёт себе голову. Сколько раз он нас уже кинул?
Сергей закатывал глаза, будто я была капризным ребёнком.
— Ты не понимаешь, — он откинулся на стуле. — Он мой брат. Я не могу его бросить.
— А меня можешь? — я смотрела ему в глаза, но он отводил взгляд.
Сергей всегда был таким. Добрым, мягким, с улыбкой, которая когда-то заставила моё сердце дрогнуть.
Его мать, Галина Петровна, звонила почти каждый день, её слова царапали, как ржавые гвозди:
— Марина, ты что, не можешь помочь? — её тон был пропитан ядом. — Семья должна выручать. А ты только о себе думаешь. Лиза растёт, а ты сидишь на своей даче, как собака на сене.
Я стискивала телефон так, что пальцы белели. Семья. Они использовали это слово, как оружие. Галина Петровна никогда не любила меня. Я была для неё «чужачкой», которая увела её старшего сына. Она обожала Мишу — своего младшего, «золотого мальчика». Миша был обаятелен: высокий, с тёмными кудрями и улыбкой, от которой женщины теряли голову. Но за этой улыбкой скрывалась пустота. Он был игроком — в казино, в жизни, везде. Долги росли, как сорняки, а он лишь смеялся: «Всё будет окей, братишка, я выкручусь».
Я вспомнила, как он впервые пришёл к нам после свадьбы. Мы с Сергеем только купили квартиру, я была на седьмом месяце. Миша явился с бутылкой дорогого виски, обнял меня, назвал «сестрёнкой». А через неделю попросил «одолжить» двадцать тысяч. «На неделю, Марин, клянусь!» Я дала. Он исчез. Деньги тоже.
Сергей не видел в этом проблемы. «Он молодой, нагуляется», — говорил он. Но Мише было тридцать, и он не «нагулялся» — он тонул. А Сергей, как спасатель, бросался за ним, не замечая, что тянет за собой нас всех.
Давление росло. Сергей стал чаще уезжать «по делам» с Мишей. Возвращался хмурый, но молчал. Галина Петровна слала сообщения, длинные обвинительные речи: «Ты разрываешь нашу семью, Марина. Не будь эгоисткой». Я чувствовала, как они загоняют меня в угол, как волки, окружившие оленя. И тогда я решила: хватит. Я не олень.
***
Я начала копать. Позвонила Андрею, юристу, с которым училась в универе. Он был прямолинеен:
— Если подпишешь, дача уйдёт на долги Миши, — его голос в трубке был сухим. — Банк заберёт всё. Ты останешься с голым задом.
Я кивнула, хотя он не видел. Сердце сжалось. Неужели Сергей не понимает? Или… понимает?
Ответ нашёлся случайно. Вечером, пока Сергей принимал душ, я открыла наш общий ноутбук, чтобы проверить почту. И наткнулась на его переписку с Мишей. Сообщения горели на экране, как клеймо:
«Если дача будет на тебе, продадим. Марина не узнает. Деньги поделим поровну».
«Круто, братишка! Главное, чтоб она не пронюхала».
Я замерла. Сердце колотилось, как пойманная птица. Мой муж. Мой Серёжа, который клялся любить меня вечно, планировал украсть у меня дачу. Продать её, как старую машину, и поделить деньги с Мишей, как шакалы делят добычу. Я перечитала сообщения, каждое слово делало мне больно. Это был не просто обман. Это было предательство.
Я распечатала переписку, спрятала документы в сейф, который купила на следующий день. А потом, собрав всё мужество, дождалась Сергея.
— Объясни, — я швырнула листы на стол. — Это что?
Он побледнел, как мел. Его руки задрожали, глаза забегали, как у загнанного зверя.
— Марин, это не то… — он сглотнул. — Это Миша придумал. Я не хотел тебя обманывать.
— Не хотел? — мой голос сорвался в крик. — Ты собирался продать мою дачу! Мой дом! За моей спиной! Ради чего? Ради Миши, который нас сто раз кинул?
— Я думал, так лучше, — он шагнул ко мне, но я отступила. — Для всех. Для Лизы.
— Для Лизы?! — слёзы жгли глаза, но я не дала им упасть. — Отнять у неё место, где она счастлива? Это лучше?
Он молчал, его лицо было маской боли и стыда. Но я не верила. Не могла.
В тот вечер заявилась Галина Петровна. Её каблуки цокали по паркету. Она ворвалась, как буря, её голос гремел:
— Ты разрываешь нашу семью из-за какого-то сарая! — она ткнула в меня пальцем, её ногти сверкали красным лаком. — Ты эгоистка, Марина! Миша — мой сын, а ты…
— А я — ваша невестка, — я перебила, мой голос дрожал, но я держалась. — И это не сарай. Это мой дом. И я не позволю вам его забрать.
Она задохнулась от возмущения. Сергей стоял между нами, как между двух огней. Я видела, как он тонет в этом выборе. Его мать кричала, я смотрела ему в глаза, и всё, что я могла думать: Кого ты выберешь, Серёжа? Меня или их?
— Хватит, мама, — вдруг сказал он. Его голос был тихим, но твёрдым. — Хватит.
Галина Петровна замерла. Я тоже. Он повернулся ко мне.
— Я поговорю с Мишей. Дача — твоя.
***
Я поставила ультиматум через неделю. Мы сидели на кухне, Лиза спала в своей комнате. Я смотрела на Сергея — на его усталые глаза, на морщины, которых раньше не замечала.
— Или ты прекращаешь это всё, — мой голос был холодным, как лёд, — или я подаю на развод. И поверь, я отсужу дачу. И Лизу.
Он вздрогнул, будто я ударила его.
— Марин, не надо… — он потянулся к моей руке, но я отстранилась. — Я не хотел. Клянусь.
— Твои клятвы больше ничего не значат, — я встала, скрестив руки. — Докажи. Действиями.
Он пытался говорить с Мишей. Я слышала их разговор по телефону — Сергей умолял, Миша смеялся:
— Твоя жена слишком жадная, братишка. Найдём другой способ.
Галина Петровна звонила каждый день, её голос был полон яда: «Ты разрушила нашу семью, Марина». Но я уже не слушала. Я знала, чего стою. Знала, чего стоит мой дом.
Через неделю Сергей вернулся домой поздно. Его плечи были опущены, волосы растрёпаны. Он сел за стол и посмотрел на меня.
— Я сказал Мише, что не буду участвовать, — тихо сказал он. — Дача — твоя. Я… я ошибся.
Я кивнула. Сердце не оттаяло. Он выбрал меня, но трещина между нами осталась.
Лето мы провели на даче. Лиза бегала по траве, её смех звенел, как колокольчик. Я сидела на крыльце, глядя на пионы — алые, как моё сердце. Ветер шептал в яблонях, и я улыбнулась. Этот дом был моей победой. Моим убежищем. Моим я.
Я не знала, сможем ли мы с Сергеем склеить наш брак. Но знала точно: больше никто не заставит меня жертвовать собой. Никогда. Никто.
Продолжите приключение! Прочитайте наши следующие рассказы.