Найти в Дзене
Читательская гостиная

Колоски. Голод

Эта история основана на реальных событиях так же дополнена художественным вымыслом в деталях для более объёмной картины. Основные вехи и события достоверные… Главные героини: три женщины из трех поколений одной семьи на долю которых выпали страшные и трудные испытания начиная с голодных тридцатых годов прошлого столетия и протянулись до более спокойных послевоенных времён, наложив отпечаток на всю оставшуюся жизнь каждой из них... Эту историю я слышала из первых уст своей дальней родственницы, она была одной из главных героинь, самой младшей из троих и родилась в тюрьме накануне Великой Отечественной войны... Да, тема не из лёгких. Но это история одной семьи, которую я лично знала. Однако жили люди по разному. Кто-то не голодал. А кому-то крепко досталось... —Томочка, родненькая, подай водички! — прошептала мать пересохшими и потрескавшимися до кро ви губами. Она металась от сильного жара уже несколько дней, порой теряя сознание. Подушка была мокрая от пота и тихих слез, которые Ев
Оглавление

Предисловие

Глава 1

Предисловие

Эта история основана на реальных событиях так же дополнена художественным вымыслом в деталях для более объёмной картины. Основные вехи и события достоверные…

Главные героини: три женщины из трех поколений одной семьи на долю которых выпали страшные и трудные испытания начиная с голодных тридцатых годов прошлого столетия и протянулись до более спокойных послевоенных времён, наложив отпечаток на всю оставшуюся жизнь каждой из них...

Эту историю я слышала из первых уст своей дальней родственницы, она была одной из главных героинь, самой младшей из троих и родилась в тюрьме накануне Великой Отечественной войны...

Да, тема не из лёгких. Но это история одной семьи, которую я лично знала. Однако жили люди по разному. Кто-то не голодал. А кому-то крепко досталось...

Глава 1

—Томочка, родненькая, подай водички! — прошептала мать пересохшими и потрескавшимися до кро ви губами.

Она металась от сильного жара уже несколько дней, порой теряя сознание. Подушка была мокрая от пота и тихих слез, которые Евдокия роняла на подушку, когда приходила в себя и оглядывала своих чумазых, голодных детей мал мала меньше, сидящих рядом с больной матерью и глядящих на нее огромными на все лицо глазами.

Детей в семье было пятеро. Самой старшей из них была Тамара: рослая и очень худая от постоянного недоедания девочка-подросток четырнадцати лет. Младшему Ване всего два годика. Отца забрали и увезли в неизвестном направлении посчитав его кулаком, так как в их небогатом хозяйстве была старая коровенка, телёнок, двое поросят и с десяток кур. Скотину отобрали, оставив женщину с пятью детьми ни с чем.

Дуся кинулась защищать мужа, ей пригрозили, мол сиди тихо, если не хочешь, чтоб дети совсем сиротами остались.

Когда забирали и выводили со двора животину Дуся, обняв детей в хате плакала тихо причитая:

—Ооооой, родненькие мои… Да что ж мы теперь делать-то будеееем… Как же мне вас прокормить и чем?!… Эх, ироды, чтоб вам пусто былооо!...

Дети тоже шмыгали носами видя плачущую мать. Только Тамара держалась стойко. «Какой смысл голосить и лить слезы…»— думала она.

Отца забрали в конце лета. В ту же пору пришло время копать картошку и собирать все, что выросло на огороде. Но и это все отняли после сбора урожая, оставив жалкие несколько ведер картошки, ведро свеклы, ведро морковки и немного лука на большую семью на всю зиму.

Дуся уже не плакала. Она кинулась в колхоз работать, чтобы хоть чем-то прокормить детей. Благо ее дядька, Григорий Васильевич, работал на ферме заведующим. Он ее и взял, зная, что та осталась с кучей детей одна-одинешенька без пропитания.

—Только ты, Евдокия, даже не вздумай воровать! Ты на карандашике, имей ввиду! Нагрянут, обыщут и если что найдут, не спасешься! Тогда совсем кронты, поняла? Знаешь же закон о трех колосках и какие сроки дают за расхищение государственной собственности? —сказал шепотом Григорий Васильевич. —Трудодни буду начислять как положено! Я из-за тебя на сделки с совестью не пойду, имей ввиду!

Евдокия кивнула поспешно.

—Конечно! Конечно! Дядь Гриш! Буду работать как все, на большее не рассчитываю и не прошу… —сказала она. —Мне лишь бы хоть что-то! Дети дома, кормить нечем!

—Да знаю я! Не ной! — в сердцах отмахнулся Григорий Васильевич и отвернулся, чтоб Дуся не видела его волнение.

Тяжело работала Дуся: руками доили, на руках таскали тяжести. Нормы большие ставили, выполнить почти невозможно. И Дусе хороших коров дядька не давал, чтоб не обвинили в кумовстве и не выгнали с работы. Но кое-как семья зиму перезимовали, а тут весна и лето, пережили потихоньку, хоть и голодно было.

Когда мать на работу вышла, вся детвора на старшей Тамаре осталась. Она им и нянька и воспитатель. Строгая Тамара была, к детям относилась безжалостно, могла и отшлепать и отругать. Зато младшие братья и сестры Тамару слушались безоговорочно и во всем помогали чем могли.

А следующей зимой Дуся тяжело заболела воспалением легких. Перемерзла на сквозняках в рваной фуфаечке. Совсем трудно стало. Еды дома нет, запасов никаких. Дядька Гриша по ночам приезжал совсем понемножку пшеницы привозил от своей семьи отрывал. До весны кое-как дотянули. Весной-то все равно жить полегче, хоть огород и пустой, семян никаких не осталось. Детвора всю траву подчистую, как гусята выщипывала, не успевала отрасти. Почки с деревьев объедали. Лебеда взошла, из нее лепешки пекли на сухой сковородке. Тем и питались…

Евдокия совсем слабая стала, еле ходила, от ветра шаталась.

—Мама, я пойду работать. — сказала Тамара.

—Куда? Ты ж еще совсем дите. — сказала Дуся.

—Ничего не дите! Я б и раньше пошла, да с малышнёй некому было сидеть и ты не вставала. А так-то я уже взрослая. Вполне работать смогу на току. Там даже и помладше меня ребята работают, лопатами зерно кидают, а я чем хуже? — решительно заявила Тамара. —А ты пока совсем не выздоровеешь дома будешь с детьми. А дальше видно будет...

—Действительно выросла. — слабо улыбнулась Дуся. - Надо ж как по взрослому рассуждает...

На том и порешили…

Работала Тамара наравне со взрослыми, крепкой девкой была, шустрой, несмотря на то, что худущая, одни кости торчали.

А примерно к шестнадцати годам и вовсе расцветать стала, в красавицу превращаться: глаза большие, выразительные, брови тонкие, дугой изгибаются.

—Ох, девка! Смотри! Построже будь с мальчишкам! — стала переживать за дочь Евдокия.

—Ой! Мам! Какие там мальчишки? Тут хоть бы с голоду не опу хнуть и ноги не прот януть! — отмахивалась Тамара.

Евдокия грустно покачала головой на слова дочери…

—Эх! Ни детства у вас толком не было, ни молодости… — сказала она.

Тамара действительно строгой была, уж в кого такой уродилась непонятно, а может время так воспитало. Строгой и жалостливой. Целый день не видит своих родных, придет домой, а они на нее глазенками голодными смотрят, только словами кушать не просят, потому что знают, что нечего есть, проси не проси… Смотрит Тамара и сердце кро вью обливается, сил нет…

И тут сообразила она, почему на току все работают в резиновых сапогах, больших не по размеру. Нашли они с матерью отцовские старые сапоги резиновые, чуть ли не сорок пятого размера с высокими голенищами. Тамара на току лопатой зерно кидает, а оно хочешь не хочешь в сапоги засыпается. Идет домой тяжело, зерно ноги бьет, но ничего, она терпит изо всех сил, даже вида не показывает. До дома дойдёт и из каждого сапога зерна не меньше чем по двести-триста грамм высыпает. Мать каменными жерновами смелет зерна в грубую муку, теста серого заведет на водичке, лебеды побольше нарежет и лепешек напечет. Вкусные! Детвора лопает, аж за ушами трещит! Какой-никакой а хлеб. Всё ж сытнее, чем голая трава.

Ожили маленько дети, даже щеки чуть зарозовели.

И мать вроде отошла от тяжелой болезни, осталось ей окрепнуть и сил набраться…

Тамара совсем осмелела. Заведующий током был добрый дядька Иван. Его так все и называли, забывая про отчество. Хотя он был Иван Петрович. Он прекрасно знал про каждую семью в небольшой деревне. И знал этих всех худющих мальчишек и девчонок. Знал, что не от хорошей жизни, не успев повзрослеть, пришли на ток, на тяжёлую работу и работали наравне со взрослыми, а иной раз даже лучше. Поэтому закрывал глаза и на сапоги и на выгоревшие родительские рабочие куртки с большими карманами, которые порой раздувались от зерна.

«Если и это отобрать, ослабеют сами от голода и домашним совсем есть нечего будет.» - думал дядька Иван. - «А если не эта малышня, кто тогда на току работать будет?»

Продолжение здесь:

Так же на моём канале можно почитать: