Найти в Дзене
Радость и слезы

Я стала сиделкой у бывшего мужа — потому что его новая жена сбежала

Он лежал на диване, такой же лысый и упрямый, как два года назад. Я смотрела на него и вспоминала, как он уходил от меня, хлопнув дверью. А теперь он был снова мой — только не по любви, а по долгу. Его новая молоденькая сбежала, когда выяснилось, что лечение займёт несколько месяцев.

В дверь позвонили, и я машинально пошла открывать. Наверное, дети. Только они могли навестить нас в такое время.

— Мама, как он? — Маша вошла, на ходу снимая куртку. Её волосы были растрёпаны, а глаза — усталые после ночной смены. Работа хирургом никогда не была лёгкой, а тут ещё это.

— Без изменений. Спит сейчас, — я приняла у дочери медицинскую сумку. — Поешь что-нибудь?

— Чуть позже. Сначала хочу проведать его, — она прошла в гостиную, где на раскладном диване отдыхал Фёдор. Мой бывший муж. Её отец. Человек, оставивший нашу семью два года назад.

Маша присела рядом с ним, поправила одеяло и что-то прошептала. Она всегда была папиной дочкой. Даже сейчас, после всего, что он сделал.

***

А вот наш сын Егор отказался навещать отца. «Пусть его Настя ухаживает», — сказал он, когда узнал о диагнозе. Настя — та самая новая супруга. Двадцать восемь лет. Почти ровесница наших детей. Гораздо моложе Фёдора, которому было шестьдесят пять. И на двадцать семь лет моложе меня — мне исполнилось пятьдесят пять.

Мы прожили с Фёдором тридцать два года. Встретились случайно в парке культуры и отдыха — он запутался, пытаясь починить самодельного воздушного змея для племянника, а я помогла ему распутать веревки.

Через полгода поженились. Ещё через год родилась Маша, а через три года — Егор.

Фёдор работал реставратором старинной мебели, я преподавала фортепиано в школе искусств. Денег хватало на основные нужды, отпуск раз в год и небольшие радости. По крайней мере, я считала нашу жизнь вполне благополучной все эти годы.

Квартиру мы получили от предприятия, где работал Фёдор — он много лет трудился на мебельной фабрике, прежде чем начал заниматься частной реставрацией.

Ждали, стояли в очереди на квартиру. Потом, когда началась приватизация, оформили её в собственность. Со временем сделали добротный ремонт, обставили всё по своему вкусу, во многом благодаря тому, что муж был мастером по дереву.

Дети выросли, разъехались. Маша окончила медицинский, Егор стал программистом. Казалось, что теперь-то мы с Фёдором заживём для себя.

И тут он познакомился с Настей.

***

— Мам, а почему ты всё-таки согласилась за ним ухаживать? — Маша сидела за кухонным столом и неторопливо ела суп с фрикадельками, который я приготовила ещё утром.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Может, по привычке? Больше тридцати лет всё-таки вместе прожили.

— Но он же...

— Бросил меня ради молодой клиентки? — я усмехнулась. — Да, бросил. И что теперь? Оставить его одного, когда все отвернулись?

Маша покачала головой.

— Ты невероятно великодушна, мама.

— Это не великодушие. Это... — я задумалась, подбирая верные слова. — Знаешь, когда твой папа ушёл, мне казалось, что весь мир перевернулся. Словно всё, что было понятным и надёжным, вдруг исчезло. Я потеряла часть себя.

Маша смотрела на меня внимательно, не перебивая.

— А потом я поняла, что жизнь течёт дальше. Устроилась на новую работу — стала давать частные уроки музыки детям и взрослым. Записалась на курсы кондитерского искусства. Даже создала страничку с моими десертами в соцсетях, представляешь? — я невольно улыбнулась. — И осознала, что интерес к жизни вернулся.

— Тогда почему?..

— Когда он позвонил месяц назад и сказал, что болен, что Настя ушла... Я могла бы отказать. На самом деле, я должна была отказать. Но тогда я была бы не я.

Маша вздохнула и потянулась за чаем.

— Егор считает, что ты делаешь глупость.

— Егор молодой ещё. Не понимает, что отношения между людьми сложнее, чем его компьютерные программы.

***

Фёдор проснулся ближе к вечеру. Открыл глаза, посмотрел на меня растерянно, будто не узнавая.

— Настя? — наконец произнёс он.

— Нет, твоя бывшая жена Людмила, — я подошла и села рядом. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — он попытался сесть, но поморщился от боли. — Маша приходила? Мне не приснилось?

— Не приснилось. Она заходила, но тебе нужно было поспать. Она обещала завтра снова прийти.

Фёдор кивнул и откинулся на подушку.

— А Егор?

Я покачала головой.

— Он не готов. Дай ему время.

— Времени-то у меня не так много.

— Глупости. Доктор сказал, что при правильном лечении...

— Доктор много чего говорит, — перебил он меня. — А я чувствую.

Мы помолчали. За окном уже стемнело, и только свет уличных фонарей пробивался сквозь тюль.

— Зачем ты это делаешь, Люда? — вдруг спросил он. — Зачем возишься со мной?

Я долго не отвечала, думая. Действительно, зачем?

— Наверное, потому что никто больше не стал бы, — наконец сказала я. — Настя ушла. Дети заняты своими жизнями. А я... у меня времени достаточно.

— Ты могла бы потратить его на себя. На свои торты эти, — он слабо улыбнулся.

— Откуда ты знаешь про торты?

— Маша показывала твою страницу. Ты молодец, красиво делаешь.

Я невольно улыбнулась в ответ. Странно было получать от него комплименты после всего, что случилось.

— Спасибо. Но сейчас не до тортов.

— Знаешь, — он вдруг стал серьёзным, — я ведь не просто так позвонил тебе, когда она ушла. Мог бы сиделку нанять. Деньги есть.

Я подняла брови.

— И зачем же?

— Хотел извиниться. Поговорить. Объяснить.

— Поздновато для объяснений, — я встала. — Тебе поесть надо. Сейчас принесу.

***

Когда два года назад Фёдор сказал, что уходит к другой, я не поверила. Тридцать два года вместе — и вдруг такое. Думала, он шутит или бредит.

— Я встретил женщину, — сказал он тогда, стоя посреди нашей гостиной с чемоданом в руке. — Её зовут Настя. Она... она вернула мне молодость, Люда.

— А как же я? — только и спросила я.

— Ты замечательная женщина, Люда. Всегда была ею. Но посмотри, сколько лет мы просто существовали рядом? — сказал он тогда, стоя в нашей гостиной с чемоданом. — Каждый вечер одинаковый, каждый разговор предсказуемый. А тогда я вдруг снова почувствовал, что... что могу удивляться, волноваться. Понимаешь?

В тот момент я чувствовала такую горечь и обиду, что не могла произнести ни слова. Просто молча наблюдала, как он берёт чемодан и выходит из квартиры. Закрывает дверь. Уходит к новой жизни.

Развелись мы быстро, без споров. Квартиру решили не делить — она осталась мне, как и всё в ней. У Фёдора была мастерская, которую он переоборудовал под жильё. Туда и привёл свою Настю.

***

А через год она забеременела. И Фёдор светился от счастья, когда рассказывал об этом Маше. Я узнала случайно, когда дочь проговорилась по телефону.

Но потом что-то пошло не так. Настя потеряла ребёнка. Впала в депрессию. А два месяца назад Фёдор попал в больницу с сильными болями. Обследования показали неутешительный диагноз. Потребовалось длительное лечение.

И Настя не выдержала. Собрала вещи и ушла.

Я помогала Фёдору есть — его руки дрожали от слабости, и он не мог удержать ложку. Он был явно смущён своей беспомощностью.

— Не нужно так на меня смотреть, — произнёс он, когда я промокнула его подбородок салфеткой.

— Как именно?

— Словно я вызываю у тебя только сочувствие.

— Это не сочувствие, — я аккуратно сложила салфетку. — Это внимание к человеку. Совсем другое.

Он отвернулся к стене.

— Я не заслуживаю твоей заботы.

— Да, не заслуживаешь, — спокойно согласилась я. — Но ты её получаешь. Не потому что заслужил, а потому что я так решила.

Фёдор долго молчал, а потом тихо произнёс:

— Спасибо.

Это было первое «спасибо» за месяц, что я за ним ухаживала.

Маша пришла на следующий день вместе с доктором — своим коллегой из больницы. Они долго осматривали Фёдора, что-то обсуждали шёпотом, а потом вышли ко мне на кухню.

— Нужна госпитализация, — сказал доктор. — Состояние ухудшается. Дома не справитесь.

Я кивнула, чувствуя странную пустоту внутри.

— Когда?

— Чем раньше, тем лучше. Я договорюсь на завтра.

Когда доктор ушёл, Маша обняла меня.

— Ты в порядке, мам?

— Да, конечно, — я непроизвольно поправила волосы. — Просто думаю, что брать с собой в больницу.

— Я помогу собрать вещи, — Маша внимательно посмотрела на меня. — Слушай, а может, позвонишь Егору? Пусть приедет, попрощается...

— Не говори так, — я резко перебила её. — Никаких прощаний. Твой отец ещё поправится.

Маша вздохнула, но спорить не стала.

***

Вечером я позвонила Егору. Он долго не брал трубку, а когда ответил, голос был холодным.

— Что случилось?

— Твоего отца завтра кладут в больницу, — сказала я. — Приезжай, повидайся с ним.

— Зачем? Чтобы сказать, какой он молодец, что бросил тебя ради какой-то девицы? — в голосе сына звучала застарелая обида.

— Егор, — я старалась говорить спокойно, — я не прошу тебя прощать его. Просто приезжай и скажи, что любишь его. Потому что ты любишь, я же знаю.

— Я не могу, мама, — после паузы сказал он. — Не проси.

— Хорошо. Не буду, — я помолчала. — Но если передумаешь, мы будем в областной больнице, четвёртое отделение.

Когда я зашла к Фёдору, он не спал. Смотрел в потолок немигающим взглядом.

— Завтра в больницу, — сказал он, не поворачивая головы. — Слышал ваш разговор с доктором.

— Так будет лучше, — я села рядом. — Там специалисты, оборудование...

— Там люди уходят, — он запнулся, вспомнив о моей просьбе не употреблять это слово. — Я не хочу в больницу, Люда.

— Фёдор...

— Нет, послушай, — он с усилием повернулся ко мне. — Я хочу остаться здесь. В нашей квартире. Где мы жили столько лет.

— Но доктор сказал...

— Не верю я этим рекомендациям, — он сделал слабый жест рукой. — Что доктора могут изменить? Продлить мою жизнь на месяц? На два? А потом всё равно... — он не закончил фразу.

Я смотрела на его осунувшееся лицо, на грустные глаза, на морщины, которых стало будто больше за этот месяц. И вдруг поняла, что он прав.

— Хорошо, — сказала я. — Я поговорю с Машей. Может, удастся организовать лечение на дому.

Он кивнул и неожиданно взял меня за руку. Его пальцы были холодными и сухими.

— Спасибо, что не бросила меня, — тихо сказал он. — Хотя я не заслужил.

Я не ответила. Просто сидела рядом, держа его за руку, пока он не заснул.

Доктор был недоволен, но после долгих уговоров согласился на домашнее лечение. Маша взяла на себя все медицинские вопросы, я — бытовые. Так и жили.

Фёдор с каждым днём становился всё слабее, но не жаловался. Иногда, в хорошие дни, мы даже разговаривали — вспоминали прошлое, обсуждали детей. И мы говорили о детях, о нашей прошлой жизни, обходя острые углы — его уход, Настю, развод.

Егор приехал неожиданно, через две недели после несостоявшейся госпитализации. Позвонил в дверь вечером, когда я готовила ужин.

— Привет, мам, — он неловко переминался с ноги на ногу в прихожей. — Как он?

— Сегодня неплохой день, — я обняла сына. — Смотрит телевизор в гостиной. Иди, он обрадуется.

Егор кивнул и медленно пошёл в комнату. Я не пошла за ним — это был их момент.

Через полчаса сын вышел с покрасневшими глазами.

— Вы поговорили? — тихо спросила я.

— Да, — он прочистил горло. — Многое обсудили. Извини, что не приехал раньше.

Я обняла его крепче.

— Ничего. Ты здесь, это главное.

После этого Егор стал приезжать регулярно. Сначала раз в неделю, потом чаще. Иногда оставался на ночь, помогал мне с уходом за отцом.

Однажды вечером, когда дети разъехались по домам, а Фёдор уже принял лекарства и должен был спать, я услышала, как он зовёт меня.

— Люда! Иди сюда, пожалуйста.

Я зашла в комнату. Он полусидел на диване, опираясь на подушки.

— Что случилось? Тебе плохо?

— Нет, — он покачал головой. — Сядь рядом. Хочу поговорить.

Я села, внутренне напрягшись. Такой серьёзный тон не предвещал ничего хорошего.

— Я должен объяснить, почему ушёл тогда, — начал он. — Ты имеешь право знать.

— Фёдор, не нужно, — я попыталась встать. — Это в прошлом.

— Нет, послушай, — он удержал меня за руку. — Я боялся стареть. Каждое утро смотрел в зеркало и видел, как уходит жизнь. Морщины, лысина... А потом появилась она. Молодая, красивая. И посмотрела на меня как на мужчину, а не как на старика.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Я поступил неразумно, — продолжал он. — Представил, что можно повернуть время вспять. Начать с чистого листа. Почувствовать себя моложе рядом с ней.

— Получилось? — тихо спросила я.

— Нет, — он печально улыбнулся. — Я просто оказался человеком пожилых лет с молодой женой, которая не понимала мои отсылки к прошлому. Не разделяла мою любовь к определённым книгам и мелодиям. Не знала фильмов моей юности. Нас разделяли целые десятилетия культурного опыта.

Я кивнула, чувствуя, как к горлу подступает комок.

— А потом я заболел. И она испугалась. Не старости уже, а болезни. Пакетов с лекарствами. Стонов по ночам. Это было не то, на что она подписывалась, выходя замуж за мужчину гораздо старше себя.

— И она ушла, — закончила я за него.

— Да. И знаешь, что странно? Я почувствовал облегчение, когда она собрала вещи. Будто гора с плеч. Больше не нужно притворяться молодым, сильным, здоровым.

Мы помолчали. На улице стемнело, и тишину нарушал только приглушённый шум проезжающих машин.

— Прости меня, Люда, — вдруг сказал он. — За всё. За то, что не ценил тебя, нашу жизнь, наш дом. За то, что обидел. За то, что разрушил всё.

Я смотрела на него — больного, с потухшими глазами. И чувствовала, как растворяется горечь, которая жила во мне эти два года.

— Я прощаю тебя, Фёдор, — тихо сказала я. — Но жить вместе мы больше не будем. Даже если ты поправишься.

Он кивнул.

— Я понимаю. Ты заслуживаешь лучшего.

На следующее утро Фёдору стало хуже. Маша вызвала скорую, и его всё-таки увезли в больницу. Он пробыл там две недели и вернулся ещё более слабым, но с удивительно ясными глазами.

— Знаешь, что самое обидное? — сказал он мне на третий день после возвращения. — Что нужно было сильно заболеть, чтобы понять такие простые вещи. О жизни, о времени, о любви.

— Лучше поздно, чем никогда, — я поправила ему подушку.

— Ты стала мудрее, Люда.

— Нет, просто старше. И спокойнее.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

Болезнь отступила так же неожиданно, как и пришла. Не сразу, конечно. Были месяцы изнурительного лечения, анализов, процедур. Но постепенно Фёдор пошёл на поправку.

Через полгода он уже мог самостоятельно ходить, а через восемь месяцев вернулся к работе — правда, брал заказы поменьше и попроще.

Настя так и не объявилась. Зато дети стали чаще приезжать — к нему и ко мне. Мы по-прежнему жили раздельно: он в своей мастерской, я в нашей квартире. Но иногда встречались. Разговаривали обо всём на свете — кроме возможности снова быть вместе.

***

Однажды, когда мы сидели в небольшом кафе недалеко от моего дома, Фёдор задал неожиданный вопрос:

— Почему ты тогда решила помогать мне? Настоящая причина.

Я задумалась, глядя на свою чашку с ароматным травяным чаем.

— Наверное, хотела понять, что ты справишься. И что я тоже справляюсь — сама по себе.

— И как, убедилась?

Я посмотрела на него — постаревшего, но всё ещё крепкого и упрямого. И улыбнулась.

— Да. Убедилась.

Искренне благодарна за поддержку. Это помогает делать больше хороших историй! Нажмите на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ👇🏻