оглавление канала, часть 1-я
Я задумчиво слушала, стараясь пропустить всю информацию, полученную от отца Андрея, через свой «генератор анализа». Схемка выстраивалась занятная. Похоже, я и вправду прибавила братству хлопот, а судя по результатам, не только братству. Но тут, как правильно заметил благочинный, «что получилось – то получилось», другими словами, из песни слов не выкинешь. Но у меня еще оставались вопросы, и я решила, что сейчас самое время получить на них ответы, пока отец Андрей в благостном расположении духа после «охоты». Собрав все расползающиеся в моей голове, словно дождевые червяки после ливня, мысли, я начала:
- Так что же ТАМ произошло? Почему все эти люди умерли?
Благочинный вздохнул:
- Ты хочешь спросить, как действует механизм дверей, когда кто-то чужой пытается его вскрыть? – Я согласно кивнула, мол, так и есть, хочу, еще как хочу. Монах опять сгреб свою бороду в пятерню и задумчиво проговорил: - Видишь ли… Я не физик и уж тем более не обладаю всеми теми знаниями, которыми обладали наши предки. Но если отбросить научную подоплеку, то начинать надо с простого. Самым главным у наших предков считалось не чистота расы, не принадлежность к определенному Роду. Самым главным была чистота помыслов. Иными словами, только человек с открытой душой и чистым сердцем мог считаться человеком. А вот ключи настраивались, так сказать, по родовой принадлежности. То есть ключ и его носитель были настроены на один звук. Ты же знаешь, что наша кровь умеет «петь»? Это сейчас уже и ученые обнаружили, и целые труды по этому поводу сочинили. А наши предки это всегда знали, так как все, созданное Творцом, есть волны, а значит, и звук. У каждого человека есть свое звучание, своя, так сказать, нота, и она совпадала со звучанием ключа. Так же были настроены и замки в двери. Семь замков, семь ключей, семь нот. Все вместе они составляли единую мелодию. А вот если ключ брал кто-то другой… Если в человеке присутствовала та самая чистота помыслов, но было другое звучание, то замок просто не открывался, а с человеком ничего не происходило. А вот если к ключу прикасались люди с низкой вибрацией, другими словами, те, кто не обладал чистыми помыслами и открытой душой, происходило наложение низких частот на высокие, рождался диссонанс. Его результатом становился звук высокой частоты, который все «низкочастотные» выдержать не могли. Простым языком говоря, чем больше в душе у человека было всякой гадости, как то: корысти, себялюбия, злобы, зависти и прочих плохих мыслей, тем разрушительнее для него становились эти волны. Вот как-то так. Поэтому Харин с командой пострадал сильнее всего.
Я насторожилась.
- А кто-то пострадал «не сильнее»?
Отец Андрей скорбно поджал губы:
- Увы… Пять монахов из нашей обители умерли по неизвестным причинам в то же время. У кого сердце внезапно остановилось, у кого сосуд в голове лопнул. Толща земли и камня не является преградой для волн такой частоты. Смерть их не была столь ужасна, как та, которая постигла магистра с командой, но, тем не менее… Скорее всего, эти монахи были лазутчиками темных. И я, как лицо духовное, скорблю об их кончине. А как член братства, сожалею об их неразумности. Зло всегда поедает себя само. Даже если бы мы все им объяснили, я имею в виду механизм работы ключей, не думаю, что они бы поверили и прекратили свои попытки проникновения в хранилище. – И, словно продолжая вести спор с самим собой, он с печалью в голосе проговорил: - Конечно… Мы их спровоцировали. Но если бы мы этого не сделали, то рано или поздно они все равно бы пришли, они никогда не отступились бы, думая, что у них есть шанс проникнуть в наши знания. Так что я не считаю, что их жизни лежат на нашей совести.
У меня перед глазами вдруг всплыла картина, которую я увидела перед тем, как потерять сознание. Скрюченные, словно судорогой, тела на каменном полу, истекающие кровью, струившейся из лопнувших глаз, ушей, носа и рта. Меня передернуло от ужаса. Все верно… Их никто не звал, они пришли сами, уверенные в своей силе и несокрушимости, готовые получить желаемое могущество любой ценой. Только вот они не думали, что эту «любую цену» придется платить им. И в итоге получили по заслугам. Но такой страшной смерти я не желала никому, даже и самым заклятым своим врагам. Отец Андрей смотрел на меня, не скрывая своего сожаления и участия. Думаю, он прекрасно понимал, что творится сейчас у меня в душе. Тихо проговорил:
- Не вини себя… Думаю, если бы мы все тебе рассказали о своих планах, и тогда бы ничего не изменилось в итоге. Твоя энергия оказалась слишком сильной. На мгновение мне даже почудилось, что у двери стояла не ты, а та самая первая Журавушка, с которой и началось наше братство.
Глядя прямо перед собой в пустоту, я так же тихо ответила:
- Так и было… Она была ТАМ… Они все ТАМ были…
На лице благочинного отразилось некоторое беспокойство, когда он участливо спросил:
- О чем ты…?
Очнувшись от своих воспоминаний, я поспешно проговорила:
- О том, что они все всегда с нами, пока мы помним…
А про себя подумала, что ни к чему беспокоить сейчас отца Андрея моими виденьями. У него и так хватает всяких хлопот и беспокойств. Впрочем, мой ответ чем-то не устроил моего собеседника. Нет, не в смысле самой сути ответа, с ней он, похоже, был согласен. Но он, скорее всего, понял, что я чего-то недоговариваю, но расспрашивать не стал. Чтобы как-то увести разговор немного в другое русло, я задала свой следующий вопрос:
- Отче, а откуда здесь взялась моя сестра? Мне же это не привиделось?
Монах тяжело вздохнул. Тут я, как раз-таки, его очень хорошо понимала. Иметь дело с моей сестрицей – нужно, кроме ангельского терпения, иметь еще и стальные нервы. Но, судя по тому, что благочинный фигушки воробьям пока не показывал, нервы у него были в порядке. Он улыбнулся и покачал головой:
- Да… Августа Николаевна умеет своего добиваться… Меня с утра пораньше нашел запыхавшийся привратник. – И пояснил для верности: - Нет, не брат Анисим, другой, его сменщик. Сказал, что какая-то сумасшедшая долбится с шести утра в ворота и требует встречи со мной. Вот так она и появилась здесь. – Он посерьезнел: - Только прошу тебя, ни слова ей о произошедшем в подземелье. Ни к чему отягощать ее и без того расстроенные нервы. – И он вдруг как-то по-мальчишески, озорно мне подмигнул.
Собственно, почти все, что я хотела спросить, я уже спросила. Оставалось только выяснить один момент.
- Ключи остались неперекодированными… Когда проведем обряд?
Благочинный вмиг посуровел.
- Да… Сейчас это сделать будет немного сложнее. Для начала потребуется очищение огнем, это я сам. А уж после нужно будет их от твоей крови отвязать, иначе получится путаница. Если ты чувствуешь себя вполне окрепшей, то можем это сделать прямо сейчас. – И он вопросительно посмотрел на меня.
Чувствую ли я себя окрепшей? Безусловно, чувствую! Вернее, не то чтобы совсем уж чувствую, но закончить мне хотелось все поскорее, чтобы потом уже вернуться к нормальной жизни безо всяких, мягко говоря, приключений. Правда, был у меня еще один вопрос. Даже не то чтобы вопрос, так, вопросец. Но почему-то он меня волновал. На моем лице отразилось некоторая неуверенность или, проще говоря, некоторые метания: спросить, не спросить? Отец Андрей, скрывая улыбку, проговорил:
- Вижу… Еще что-то хотела спросить у меня. Так, не стесняйся, спрашивай…
Я, почему-то, несколько смутилась под его взглядом. В общем-то, привычки краснеть по каждому поводу у меня не было, но тут я почувствовала, как кровь прихлынула к щекам, и я порадовалась, что при столь скудном освещении в келье это вряд ли кто-нибудь заметит. Перестав мяться, я спросила прямо:
- Отче… Вот вы говорили, что засылали своего человека к темным… - Отец Андрей, чуть склонив голову на бок, смотрел на меня внимательно, но в его глазах пряталась лукавая искорка. Я про себя выругалась. Блин!!! Кого я хочу обмануть?! Его или себя?! И, перестав подыскивать всякие витиеватые выражения и дипломатичные фразы, спросила, прямо глядя ему в глаза: - Этот человек Волков?
Благочинный усмехнулся:
- Когда догадалась?
А у меня словно камень с души упал, и я почувствовала какое-то облегчение, в чем я даже сама себе не хотела признаваться. Ответила честно, безо всякого лукавства:
- Я не догадалась… Сердце мое это знало, а я его, глупая, не слушала… - И, не вытерпев ласкового взгляда благочинного, потупилась.
Мне казалось, что монах все понял и без моих объяснений. И даже больше. То есть он уже понял то, что мне еще только предстояло понять. И это почему-то меня пугало и злило одновременно. Видя мое смущение, которое больше походило на досаду в собственной бестолковости, отец Андрей пояснил:
- Именно он помогал «добывать» ключи Сташевскому. И он отдал свой ключ Харину…
Я вскинула удивленный взгляд.
- Как, «свой ключ»? Он что…?
Я не договорила, и монах с удовольствием закончил за меня фразу:
- Так и есть… Он один из семи носителей. Его род владеет этим ключом уже очень давно. Кстати, я очень хорошо знал его деда. Не старик – скала был. И мудрости не занимать. Жалко, что его срок истек. Не просто был человек, человечище. Вот он внуку-то ключ и передал…
И тут, безо всякого предупредительного стука, дверь распахнулась, и на пороге, вся взъерошенная и раскрасневшаяся от недавней битвы, появилась Сенька. За ее плечом маячил Влас. Вид он имел весьма потрепанный и жалкий. Стало понятно, с кем у сестрицы была эта самая недавняя «битва». Голосом, полным негодования, она воскликнула:
- Очнулась?! – При этом возгласе мне сразу захотелось спрятаться под стол. А сестрица, стремительно влетев в келью, которая и так не очень большая, теперь и вовсе, с ее появлением превратилась размером со спичечный коробок, уставилась на меня, грозно сверкая очами.
Влас из-за ее спины с отчаяньем попытался оправдаться:
- Отче… Я ей говорил, что нельзя сюда… А она… - Он осуждающе глянул на Сеньку: - Никого же не слушает… Никаких разумных доводов… - И он беспомощно развел руками в стороны. Мол, хоть казните, а я все, что мог, то и сделал.
Я попыталась сестру немного урезонить:
- Охолонь… Все нормально. Я жива и здорова…
Сенька вытаращила на меня свои зеленые глазища и от возмущения аж задохнулась. Зашипела сердитой кошкой:
- Охолонь???? Да ты знаешь, что я пережила за эту ночь…?! Ты… Ты, Дуська…. – От избытка эмоций она растеряла весь свой словарный запас и досадливо выпалила: - Свинья, вот ты кто, после этого!!! И еще ключи сперла от моей машины!!!
Отец Андрей вместе с Власом смотрели с каким-то благоговейным страхом на разбушевавшуюся сестрицу. Поняв, что простыми увещеваниями тут не обойтись, я тихо и очень внушительно проговорила:
- Говорю же, охолонь! Тут монастырь, а не наш дом. Если не угомонишься, я на тебя кувшин с водой вылью! Домой вернемся, и ты скажешь мне все, что пожелаешь, а сейчас успокойся и сядь!
Не знаю уж, что на нее повлияло больше, моя жесткая интонация или угроза вылить на нее воду из кувшина, но Сенька, обиженно сопя, уселась на край лавки и, прожигая меня взглядом, сжала ладони в замок, словно опасалась, что может пустить их в ход.
