Я гладила её школьную блузку, как будто этот утюг мог пригладить всё, что между нами скомкалось. А она в это время писала кому-то с улыбкой на губах. Потом резко встала, бросила:
— Кстати, я с ней встречаюсь. Завтра.
— С кем?
— С настоящей мамой.
Утюг в моей руке замер. Пар поднимался, заволакивая видимость, или это слёзы размывали очертания комнаты? Пятнадцать лет. Пятнадцать лет я была для неё всем – и мамой, и подругой, и опорой. А теперь она смотрела на меня так, будто я была пустым местом.
— Настя, мы уже говорили об этом. Ты не думаешь, что слишком торопишься?
Она фыркнула и убрала прядь волос с лица – совсем как я, когда злюсь. Мои привычки, мои жесты. Не её кровь, но всё остальное – моё.
— Не думаю. Это ты тормозишь всё. Уже месяц прошёл, как она нашла меня.
Я аккуратно поставила утюг, стараясь унять дрожь в руках.
— Знаешь, я просто волнуюсь за тебя. Все эти годы её не было рядом, и вдруг...
— Вдруг? — Настя резко повернулась, её глаза сверкнули. — У неё были причины, ясно? Она не могла быть со мной, даже если хотела!
Причины. У всех есть причины. У Насти были причины ненавидеть меня сейчас. У Ирины были причины бросить новорожденную дочь. У меня были причины стать матерью для чужого ребёнка.
— Ладно, — я сложила выглаженную блузку, — но я хотела бы познакомиться с ней до вашей встречи.
— Зачем? Чтобы устроить ей допрос? Или отговорить от встречи со мной?
— Чтобы убедиться, что с тобой всё будет в порядке.
— Мне пятнадцать, а не пять! — она схватила телефон и направилась к двери. — Я встречусь с ней одна. И точка.
Дверь захлопнулась, и я осталась в тишине. Не слышно было даже гудения холодильника – его мы заменили в прошлом месяце. В доме, который мы с Ваней выбирали так тщательно, готовясь забрать маленькую Настю. Ваня... если бы он был жив, может, всё сложилось бы иначе.
***
Я познакомилась с Настей, когда ей было восемь месяцев. Маленький комочек с глазами цвета грозового неба – такими же, как у Ирины. Помню, как впервые взяла её на руки в детском доме. Она не плакала – просто смотрела так, будто оценивала, стоит ли мне доверять.
— Анна Сергеевна, вы уверены? — спросила заведующая. — У девочки непростая ситуация. Мать отказалась не сразу, думала почти полгода, потом всё-таки написала отказ. Но есть вероятность, что однажды захочет вернуться.
— Мы уверены, — ответил за меня Ваня, сжимая мою руку. — Мы хотим дать ей дом.
Тогда я не придала значения словам заведующей. Я была слишком счастлива, что после всех неудачных попыток стать мамой наконец-то держу на руках ребёнка, который будет нашим.
НАМ БЫЛО ТАК ХОРОШО ВМЕСТЕ.
Первые шаги, первое слово — "мама", обращенное ко мне. Детский сад, школа, кружки. Балет Настя бросила после первого года, зато обнаружила настоящий талант к рисованию. Её акварели до сих пор висят в моём кабинете в ветеринарной клинике. "Мама лечит зверят" – так называлась первая.
Потом не стало Вани в тридцать семь — никто не ожидал. Насте тогда было десять. Мы справлялись вместе. Держались друг за друга.
А потом — письмо в социальной сети. "Здравствуйте, я биологическая мать Анастасии. Хотела бы с ней познакомиться".
***
— Аня, ты просто должна дать ей время, — Маша помешивала сахар в чашке. Мы сидели в кафе недалеко от моей клиники, в перерыве между приёмами. — Подростки вообще существа непредсказуемые, а тут такая ситуация.
— Она называет её мамой, Маш. Женщину, которая отказалась от неё!
Маша сочувственно вздохнула.
— Для неё это как найти недостающую часть себя. Ты же знаешь, как подростки зациклены на поиске идентичности.
Я нервно крутила чашку.
— Я понимаю это умом, но... Ирина появилась из ниоткуда спустя почти пятнадцать лет и просто забирает её. И Настя словно забыла всё, что было между нами.
— Она не забыла, — Маша накрыла мою руку своей. — Она просто сейчас в эйфории. Это пройдёт.
— А если нет? Ты не видела, как она смотрит на меня теперь. Будто я обманывала её все эти годы. Будто я враг, который держал её от "настоящей" матери.
***
Телефон завибрировал. Сообщение от Насти: "Останусь ночевать у Карины". У Карины? Или у Ирины? Я набрала номер дочери. Гудки. Длинные, бесконечные гудки. И автоответчик.
— Не берёт, — я отложила телефон. — Знаешь, в чём ирония? Я всегда говорила Насте правду. С самого детства. Что она приёмная, что её биологическая мать была очень молода и не смогла её растить. Я думала, мы строим отношения на честности.
— А Ирина? Что ты о ней знаешь, кроме информации из документов?
— Немного. Ей было девятнадцать, когда родилась Настя. Неблагополучная семья, образования нет. Пыталась растить Настю сама первые полгода, потом отказалась. Сейчас ей тридцать четыре. Работает визажистом, если верить её профилю. Не замужем, других детей нет.
— И что она говорит? Почему решила найти Настю именно сейчас?
Я горько усмехнулась.
— Говорит, что всегда мечтала вернуться к дочери, но сначала "встать на ноги". Якобы только сейчас почувствовала себя достаточно состоявшейся, чтобы предложить Насте нормальные отношения.
Маша нахмурилась.
— И ты ей не веришь?
— Я не знаю, Маш. Я хочу верить, что её намерения чисты. Но пятнадцать лет – это слишком долгий срок, чтобы "встать на ноги".
***
Когда я вернулась домой, на кухонном столе лежала записка. Не сообщение, а именно записка – на вырванном из блокнота листе, Настиным почерком: "Переночую у биологической мамы. Не звони каждые пять минут. Я в порядке".
Биологической мамы. Не просто "у мамы" – это было бы больнее, но хотя бы честнее. Нет, она специально написала "у биологической", будто пыталась провести границу между нами. Или, может, наоборот – хотела меня успокоить?
Я достала телефон. 21:15. Слишком поздно для звонка? Нет, я имею право знать, где моя дочь. Я нашла номер Ирины и нажала вызов.
— Алло? — её голос звучал ровно, без эмоций.
— Добрый вечер, это Анна. Мама Насти, — я сделала ударение на слове "мама".
— А, здравствуйте, — в её голосе появилась настороженность. — Что-то случилось?
— Настя написала, что останется у вас. Я просто хотела убедиться, что всё в порядке.
Пауза. Я слышала какой-то шум на заднем плане – похоже на телевизор.
— Да, она у меня. Мы смотрим фильм, потом будем чай пить. Всё хорошо.
— Можно с ней поговорить?
Снова пауза.
— Настя! — её голос звучал приглушённо, словно она отвернулась от трубки. — Твоя... Анна хочет поговорить с тобой.
"Твоя Анна". Даже не "твоя мама".
— Я не хочу! — голос Насти звучал отдалённо, но отчётливо. — Скажи, что я потом перезвоню.
Я прикрыла глаза. Вдох, выдох.
— Передайте, пожалуйста, что я жду её завтра к обеду. У неё занятия по подготовке к экзаменам.
— Конечно, передам, — в голосе Ирины послышалось что-то похожее на сочувствие. — Не волнуйтесь, я верну её в целости и сохранности.
"Верну её". Словно Настя — вещь, которую можно брать и возвращать.
После звонка я долго стояла посреди кухни, не зная, чем заняться. Дом казался слишком пустым, слишком тихим. Я налила себе чай, включила телевизор, но не могла сосредоточиться на происходящем на экране.
Мысли возвращались к Ирине. Что она рассказывает Насте? Какой представляет меня? Я вспомнила нашу единственную встречу, неделю назад.
Она оказалась совсем не такой, какой я её представляла все эти годы. Стильная, уверенная в себе женщина. Тёмные волосы собраны в аккуратный пучок, безупречный макияж, модный костюм. Только глаза выдавали сходство с той прежней Ириной – и с Настей.
— Я не собираюсь забирать её у вас, — сказала она тогда, неловко улыбаясь. — Просто хочу, чтобы она знала меня. Чтобы у неё был выбор.
Выбор. Как будто материнство — это что-то, что можно выбирать. Как будто можно просто прийти и сказать: "Привет, я твоя настоящая мать, давай начнём всё сначала". Как будто пятнадцать лет заботы, любви, бессонных ночей, ссор и примирений можно просто отбросить.
Телефон завибрировал. Настя?
Нет, просто уведомление о распродаже в онлайн-магазине. Я отложила телефон и пошла в Настину комнату. Остановилась на пороге, не решаясь войти. Это было её личное пространство, которое я уважала. Но сейчас мне нужно было... что? Почувствовать её присутствие?
Комната была типично подростковой – творческий беспорядок, стены, увешанные постерами художников, которых я не знала, полки с книгами и альбомами для рисования. На столе – открытый скетчбук. Я подошла ближе.
Портрет. Женский портрет, выполненный с удивительным мастерством. Ирина. Настя всегда хорошо рисовала лица, но этот портрет был особенным – в нём чувствовалась любовь, тщательность, с которой были прорисованы каждая черта, каждая морщинка у глаз. Внизу подпись: "Мама".
Я осторожно закрыла скетчбук и вышла из комнаты.
Настя вернулась на следующий день, ближе к вечеру. Без предупреждения, просто открыла дверь своим ключом и проскользнула в квартиру. Я сидела в гостиной с ноутбуком, заполняя карты пациентов.
— Привет, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. — Как прошла встреча?
Настя пожала плечами, не глядя на меня.
— Нормально.
— Ты пропустила занятия с репетитором.
— Я напишу ей, перенесём.
Она направилась к своей комнате, но я остановила её:
— Настя, подожди. Нам нужно поговорить.
Она обернулась, её лицо выражало усталость и раздражение.
— О чём? Что ты скажешь такого, чего уже не говорила? Что Ирина бросила меня? Что она плохая мать? Что ей нельзя доверять?
— Я никогда такого не говорила.
— Но думала!
Я глубоко вздохнула.
— Давай присядем.
К моему удивлению, она послушалась. Мы сели рядом на диване, но между нами словно пролегла пропасть.
— Я не считаю Ирину плохим человеком, — начала я осторожно. — И я понимаю твоё желание узнать её. Но мне больно видеть, как ты отталкиваешь меня.
Настя смотрела в сторону, теребя браслет на запястье.
— Я не отталкиваю. Просто... всё сложно.
— Расскажи мне. Пожалуйста.
Она наконец посмотрела на меня – глаза покрасневшие, будто от слёз.
— Ты знаешь, почему она отказалась от меня? По-настоящему знаешь?
Я покачала головой.
— В личном деле не было подробностей. Только то, что она была молода и не могла обеспечить тебя.
Настя горько усмехнулась.
— Она жила с отцом-тираном. Когда он узнал о беременности, выгнал её из дома. Она ютилась по подругам, потом нашла комнату в коммуналке. Работала на двух работах, чтобы платить за эту конуру. Когда я родилась, денег едва хватало. А потом её бывший парень, мой биологический отец, нашёл её и стал требовать отказаться от меня...
Ничего этого не было в деле.
— В итоге она решила, что единственный способ защитить меня – отдать в надёжные руки. Она боялась, что он может причинить мне вред, понимаешь?
Настя говорила горячо, убеждённо. Но что-то в этой истории казалось... неправдоподобным. Слишком драматичным. Словно сюжет из кино.
— Настя, это... ужасно, если всё было именно так. Но откуда ты знаешь, что это правда?
Её лицо мгновенно закрылось.
— Потому что она не стала бы врать о таком.
— А документы? Заявления в полицию об угрозах? Свидетели?
— Ты думаешь, у неё было время бегать по полицейским участкам, когда она боялась за свою жизнь?! — Настя вскочила. — Я так и знала, что ты не поверишь! Проще думать, что она просто безответственная, да?
— Я не это имела в виду, — я тоже встала. — Я просто хочу, чтобы ты критически относилась к тому, что слышишь. Даже от неё.
— А к тому, что слышу от тебя, тоже нужно относиться критически? — её голос дрожал. — Может, ты тоже не всё мне рассказывала?
Я замерла.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, — она отвернулась. — Забудь.
И снова этот тон – словно она знала что-то, чего не знала я.
— Настя, если Ирина наговорила тебе чего-то обо мне...
— Она ничего о тебе не говорила! — Настя повернулась, в её глазах блестели слёзы. — Вообще ничего! Даже когда я спрашивала!
Это застало меня врасплох.
— Ты спрашивала обо мне?
— Да! Я хотела знать, что она думает... — Настя запнулась. — Неважно. Но она сказала, что это были мои с тобой отношения, и она не хочет вмешиваться или говорить что-то, что повлияет на моё мнение.
Я не знала, что ответить. Если Ирина действительно так сказала... это было неожиданно зрело и тактично с её стороны.
— Хорошо, — сказала я наконец. — Я рада, что она так относится к ситуации.
Настя смотрела на меня с каким-то новым выражением – будто оценивала меня заново.
— Она пригласила меня пожить у неё летом. Когда закончатся занятия.
Вот оно. То, чего я боялась с самого начала.
— Что ты ответила?
— Что подумаю, — Настя отвела взгляд. — Она снимает квартиру недалеко от художественной школы, куда я хотела поступить. Сказала, что могла бы возить меня на занятия...
Конечно. Ирина нащупала слабое место – увлечение Насти рисованием. То, на что у меня, вечно занятой в клинике, часто не хватало времени.
— Это серьёзное решение, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Ты действительно готова переехать к человеку, которого едва знаешь?
— Я не говорила про переезд! Только на лето, пока будут курсы. И она не "человек, которого я едва знаю" – она моя мать!
"Она моя мать". Каждое слово – как удар.
— Я только прошу тебя не торопиться, — мой голос звучал глухо. — Дать себе время узнать её лучше, прежде чем принимать такие решения.
Настя скрестила руки на груди.
— Я уже решила. Я проведу это лето с ней.
Я закрыла глаза. Выдохнула.
— Хорошо. Если ты уверена, я не буду возражать.
Её это явно удивило.
— Правда?
— Правда. Ты почти взрослая, и я доверяю твоему выбору. Единственное условие – мы заранее обговорим все детали с Ириной. Адрес, правила, время возвращения домой. И ты будешь на связи. Каждый день.
Настя неуверенно кивнула.
— Ладно. Спасибо.
Она направилась к своей комнате, но в дверях остановилась.
— Знаешь... она сказала, что ты, наверное, замечательная мать. Раз вырастила меня такой.
И скрылась за дверью, оставив меня в оцепенении.
***
Следующие несколько недель прошли в напряжённом перемирии. Настя общалась с Ириной каждый день, но больше не оставалась у неё ночевать. Я не запрещала их встречи, только просила, чтобы Настя предупреждала меня заранее и не пропускала занятия. Удивительно, но она соглашалась.
В один из вечеров, когда Настя вернулась от Ирины, я заметила, что она какая-то притихшая.
— Всё в порядке? — спросила я, когда мы ужинали.
Она пожала плечами.
— Да, просто... задумалась.
— О чём?
Настя отодвинула тарелку.
— Ирина сегодня познакомила меня со своим парнем. Максимом.
— Вот как, — я старалась, чтобы мой голос звучал нейтрально. — И как он тебе?
— Нормальный. Странный немного.
— В каком смысле странный?
Настя нахмурилась.
— Не знаю... Он много шутил, но шутки какие-то... не смешные. И на Ирину смотрел странно.
Я насторожилась.
— Странно – это как?
— Будто... контролировал её? — Настя покачала головой. — Не знаю, как объяснить. Просто ощущение такое.
Я отложила вилку.
— Настя, если тебе что-то не нравится или кажется странным – доверяй своей интуиции. Ты не обязана общаться с этим Максимом, даже если он важен для Ирины.
— Да знаю я, — она раздражённо поморщилась. — Не надо читать мне лекции.
— Это не лекция. Просто напоминание, что у тебя всегда есть выбор.
Настя внезапно посмотрела на меня внимательно.
— А у тебя? У тебя был выбор, когда ты решила взять меня?
Вопрос застал меня врасплох.
— Конечно. Мы с папой очень этого хотели.
— Но ты могла родить своего ребёнка. Зачем тебе понадобился чужой?
Чужой. Как будто ножом по сердцу.
— Ты никогда не была для меня чужой, Настя.
— Но я не была твоим первым выбором, верно? Сначала ты пыталась родить сама.
Так вот в чём дело. Я никогда не скрывала от Насти наши неудачные попытки стать родителями естественным путём. Но, видимо, она воспринимала это иначе, чем я думала.
— Да, мы пытались. Но когда ты появилась в нашей жизни, всё изменилось. Ты стала нашим выбором. Самым лучшим выбором в моей жизни.
Настя смотрела на меня недоверчиво.
— Правда?
— Правда, — я набралась смелости и накрыла её руку своей. К моему удивлению, она не отстранилась. — Знаешь, раньше я думала, что буду любить биологического ребёнка сильнее. Но теперь я понимаю, что это не так. Любовь не делится на родную и приёмную. Она либо есть, либо нет.
Настя долго молчала, глядя на наши руки.
— А что если... — её голос дрогнул, — что если Ирина любит меня не так сильно, как ты?
Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Вот он, настоящий страх – не мой, а Настин.
— Не думаю, что это возможно измерить, Настюш. Любовь разная. Ирина – твоя биологическая мать, и у неё своя связь с тобой.
— Но она не знает меня. Не знает, что я люблю рисовать в тишине. Что я ненавижу, когда в чае много сахара. Что я боюсь высоты, но обожаю аттракционы, — Настя подняла на меня глаза, полные слёз. — Она не знает меня.
Я осторожно обняла дочь, и она не отстранилась.
— Она узнает, если ты позволишь. Но это не отменяет того, что я знаю тебя лучше всех на свете.
— Обещаешь, что не будешь ревновать? Если я буду общаться с ней?
Я сглотнула комок в горле.
— Обещаю стараться. Но я не робот, Настюш. Мне бывает больно и страшно. Особенно когда ты говоришь, что я тебе не мать.
Она отстранилась, вытирая глаза.
— Я не это имела в виду...
— Именно это. "Ты мне не мать, и никогда ей не была" – твои слова, неделю назад.
Настя опустила голову.
— Я просто злилась. Я не хотела...
— Знаю. Но слова имеют значение, Настя. Они могут ранить сильнее поступков.
Мы сидели молча, переваривая сказанное. Потом Настя вдруг спросила:
— А если бы Ирина не отказалась от меня тогда? Если бы она решила растить меня сама?
Вот он, вопрос, который я задавала себе все эти годы. Что, если бы Ирина не отказалась от неё? Меня бы не было в Настиной жизни. Мы бы никогда не узнали друг друга.
— Тогда, — я осторожно подбирала слова, — твоя жизнь была бы совсем другой. Не лучше и не хуже, просто... другой. А моя была бы пустой.
Настя долго смотрела на меня, потом неожиданно спросила:
— Ты можешь поехать со мной? Летом, в ту художественную школу? Она же на другом конце города, до неё добираться полтора часа.
Я растерялась.
— Но разве Ирина не предлагала тебе пожить у неё, чтобы возить тебя на занятия?
— Да, но... Я хочу, чтобы ты тоже была рядом, — она опустила глаза. — Мы могли бы снять квартиру вместе, недалеко от школы. И от Ириной квартиры тоже.
Я почувствовала, как внутри разливается тепло.
— Конечно, если ты этого хочешь. Я могу взять отпуск на это время.
— Правда? — её лицо просветлело. — А как же клиника?
— Подменю найду. Ты важнее.
***
Лето выдалось непростым, но удивительным. Мы с Настей сняли небольшую квартиру в районе художественной школы, где проходили занятия. Ирина жила в пятнадцати минутах ходьбы. Первое время было неловко – мы будто делили Настю по дням недели. Но постепенно всё наладилось.
Однажды вечером, когда Настя была у Ирины, мне позвонили с незнакомого номера.
— Анна? Это Ирина. Можешь приехать? С Настей всё в порядке, просто... нам нужно поговорить.
Я приехала через двадцать минут, не зная, чего ожидать. Ирина встретила меня у подъезда, нервно прохаживая.
— Настя наверху, смотрит кино. Я хотела поговорить без неё.
Мы пошли в маленькое кафе через дорогу.
— Максим ушёл, — сказала она, когда мы сели за столик. — Мы расстались.
— Сочувствую, — я не знала, что ещё сказать.
— Не стоит, — она криво улыбнулась. — Настя была права. Он... контролировал меня. Сначала я не замечала, а потом стало поздно.
Она нервно покрутила чашку.
— Знаешь, он был против моего общения с Настей. Говорил, зачем ворошить прошлое. А когда я всё-таки нашла её, стал настаивать, чтобы она переехала к нам. Контроль, понимаешь? Чтобы всё было под его управлением.
Я молча слушала. В словах Ирины чувствовалась горькая правда.
— Я не хочу, чтобы Настя переезжала ко мне, — вдруг сказала она. — Не сейчас. Ей нужна стабильность, а я... я только учусь быть матерью.
— Почему ты говоришь это мне, а не ей?
— Потому что я не хочу, чтобы она думала, что я её снова бросаю, — Ирина подняла на меня глаза. — Помоги мне объяснить ей. Ты знаешь её лучше всех.
В этот момент что-то изменилось между нами. Мы не стали подругами, но перестали быть соперницами.
— Мы всё объясним вместе, — сказала я. — Она поймёт.
***
Настя вернулась домой — в наш настоящий дом — в конце августа, за неделю до начала учебного года. Её комната была такой же, как она оставила, но сама Настя изменилась. Повзрослела.
Её отношения с Ириной не закончились, но приобрели другую форму. Они встречались раз в неделю, созванивались, переписывались. Без надрыва, без попыток заменить одну мать другой.
***
Вечером перед её семнадцатым днём рождения Настя зашла ко мне в комнату.
— Можно я завтра приглашу Ирину? На семейный ужин?
Я улыбнулась.
— Конечно. Она часть твоей семьи.
Настя присела рядом со мной на кровать.
— Знаешь, я долго думала... Что у меня две мамы, и это... нормально, — она посмотрела на меня. — Ты ведь согласна?
Я обняла её, чувствуя, как к горлу подступают слёзы.
— Согласна, моя хорошая. Полностью согласна.
Она прижалась ко мне, как в детстве.
— Прости меня, — прошептала она. — За все те ужасные вещи, что я говорила.
— Уже простила, — я поцеловала её в макушку. — Давным-давно.
В этот момент я поняла, что страхи, преследовавшие меня все эти месяцы, были напрасны. Настя не выбирала между нами. Она просто училась, как вместить в своём сердце любовь к двум таким разным женщинам. И у неё получилось.
Ваши слова вдохновляют, а ваша поддержка помогает писать дальше. Благодарю каждого!Нажмите на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ👇🏻