Телефон дернулся на тумбочке, будто живой. Костя потянулся к нему, вытирая грязные от мазута пальцы о штаны. Номер был знакомый — Серега, сменщик.
— Алло! Плохо слышно! — проорал Костя, отходя от буровой.
— Костян, это я... Ты это... Сядь куда-нибудь, — голос Сереги звучал странно, как будто у него язык распух.
— Да говори уже! Чего случилось-то?
Молчание в трубке показалось бесконечным. Костя почувствовал, как холод пробежал между лопатками. Не от ветра — изнутри.
— Твою Веру вчера видел, в "Континенте". С каким-то... В костюме. Они это... ну... ты понимаешь.
Между этими словами и следующим вдохом Кости пространство сузилось до размера игольного ушка.
— Держись, брат. Такое бывает, — бормотал дальше Серега. — Я потому и звоню... ты ж через неделю возвращаешься. Чтоб не врасплох...
Костя смотрел на серое небо, на чернеющую буровую вышку, на заляпанные грязью сапоги. Каждая деталь вдруг стала неоправданно четкой, словно застыла перед глазами навечно.
— Рассказывай, — выдавил он. Язык стал сухим, как наждачка.
— Да что тут рассказывать... Зашел кофе выпить, смотрю — она. А рядом мужик в костюме. Такой... лощеный. Часы у него — как моя месячная зарплата. Она ему в глаза смотрит, как... ну...
— Как раньше на меня, — закончил Костя.
Молчание. Только ветер свистел в железных конструкциях буровой.
— Она тебя не видела?
— Нет. Я сразу вышел. Не хотел мешать.
— Зря.
Губы онемели. Пальцы сжались на телефоне так, что пластик затрещал.
— Три месяца... — прошептал Костя. — Всего три месяца я здесь. А она уже... С другим.
— Прости, брат. Но лучше знать.
Костя кивнул, хотя Серега не мог этого видеть. Три месяца на вахте. Восемьдесят девять дней вдали от дома. Двадцать один день остался. И ради чего теперь?
— Позвони ей, — неожиданно для себя произнес Костя.
— Чего?
— Позвони ей. Скажи, что хочешь увидеться. Встретьтесь в том же кафе. Мне нужно... нужно понять.
— Ты чего придумал-то? — в голосе Сереги мелькнул испуг. — Я не буду в это лезть!
— Серый, — Костя сглотнул комок в горле. — Три года вместе пахали. Выручи. Просто поговори с ней. Спроси, как дела. Узнай, что происходит. Пожалуйста.
Серега долго молчал.
— Ладно, — наконец выдохнул он. — Но это последнее, что я для тебя делаю... в этом плане.
Верка ненавидела это кафе. Всегда говорила, что там кофе на мыло похож, а пирожные как из пластилина. Но сегодня она сидела там, без макияжа, в своей старой куртке, и крутила в руках чашку.
— Привет, — Серега плюхнулся на стул напротив.
Она вздрогнула, но не от испуга. Будто ожидала кого-то другого.
— Привет, Сереж. Давно не виделись.
— Ага, — он неловко поерзал на стуле. — Как ты тут? Меня вот с вахты отпустили пораньше...
— А Костя? — быстро спросила она.
— Там пока. Еще три недели.
Верка кивнула, опустила взгляд в чашку. Пальцы нервно стучали по столу — эту ее привычку Серега хорошо помнил.
— Как вообще дела? — он попытался улыбнуться. — Выглядишь... хорошо.
— Сереж, — она вдруг подняла глаза, — ты ведь не просто так пригласил? Я тебя знаю. Что происходит?
Он почувствовал, как щеки начинают гореть. Никогда не умел врать.
— Я видел тебя тут, пару дней назад. С мужчиной.
Её пальцы замерли над чашкой. Костяшки побелели.
— И что? — голос стал ледяным.
— Вер, он там пашет для вас обоих. В говне и холоде, между прочим. А ты тут...
— А я тут что? — она наклонилась вперед. — Что именно я тут, Сереж? Ну давай, скажи.
— Не мне тебя судить, — он отвел взгляд. — Просто... нечестно это.
Верка вдруг рассмеялась — хрипло, надрывно.
— Нечестно? — повторила она, прижимая ладонь к губам. — Три месяца дома — один. Потом опять три — один. И так уже сколько? Год? Два? Это, значит, честно? А в январе ему предложили нормальную работу здесь. Нормальную! С нормальным графиком! А он что? "Там больше платят". И уехал. Снова уехал!
Серега молчал. Про январскую работу он не знал.
— И знаешь, что самое паршивое? — продолжала она тише. — Я не могу его ни в чем упрекнуть. Он правда пашет. Правда деньги домой шлет. Правда для нас старается. Только меня-то уже почти нет в этом "для нас". Я не жена — я призрак какой-то. На фотографии в его телефоне.
— Он любит тебя, — тихо сказал Серега.
— Знаю, — она снова улыбнулась, криво, одним уголком рта. — Я тоже его... — Она осеклась, тряхнула головой. — Любила.
В груди что-то сжалось, будто тисками.
— А этот... в костюме? — выдавил Серега.
— Андрей, — она произнесла имя как-то особенно, мягко. — Он руководитель отдела в банке, где я работаю. Мы сначала просто общались на работе. Потом он пригласил на концерт. Потом в ресторан. Он... рядом, понимаешь? Просто рядом. Каждый день.
— И Костя значит...
— Я не хотела, чтобы так вышло, — она потерла висок. — Думала дождаться, поговорить. Но все как-то... закрутилось.
— А этот... Андрей. Он в курсе про Костю?
— Да, — она глянула в окно. — И знаешь, что он сказал? "Я подожду, пока ты все решишь". Представляешь? Не давил, не требовал. Просто сказал, что подождет.
Серега подумал, что Костя бы этого точно не сказал. Костя бы взорвался, затопал, заорал. Костя бы...
— Ты что, улыбаешься? — вдруг спросила Верка, прищурившись.
— Нет, — Серега потер щеку. — Просто подумал... Вы с Костей — как два танка. Оба упрямые. Оба гордые.
— Были, — поправила она. — Нас с Костей уже нет, Сереж. Я ему напишу сегодня. Все объясню.
— Нет, — он дернулся. — Не пиши. Пожалуйста. Дождись, когда он вернется. Скажи ему в лицо. Он заслужил.
Она долго смотрела на него, покусывая губу.
— Ладно, — наконец сказала. — Дождусь.
Ступеньки в подъезде были все те же — скрипящие, с выщербленной краской. Костя поднимался медленно, как старик. Сумка оттягивала плечо. Двадцать дней он считал минуты до этого момента. И вот теперь — каждый шаг как через силу.
Он достал телефон, открыл сообщения от Сереги. Перечитал в сотый раз: "Говорил с ней. Все сложно. Она хотела написать тебе, но я попросил дождаться. Друг, готовься... не к самому лучшему."
Дверь была все та же — обитая дерматином, с облупившейся краской по углам. Костя стоял перед ней, не решаясь позвонить. За этой дверью — конец. Конец всему, что строил последние годы. Конец мечтам о большом доме, о своем деле, о детях...
Он нажал на звонок. Звук прокатился по квартире, как раньше. Шаги — легкие, знакомые. И вот она открывает дверь.
— Привет, — сказала Вера. — Вернулся.
Она была все такая же — чуть вздернутый нос, россыпь веснушек, непослушная прядь волос, выбивающаяся из хвоста. Только глаза — чужие.
— Привет, — ответил он, проходя в прихожую. — Я... соскучился.
Никогда раньше эти слова не давались ему с таким трудом.
— Нужно поговорить, — сказала она прямо. Всегда была прямой — за это и полюбил когда-то.
— Я знаю, — он поставил сумку на пол. — Ты... у тебя кто-то появился.
Вера замерла. В глазах мелькнуло что-то — удивление? страх?
— Откуда ты...
— Серега видел вас. В кафе. Позвонил мне.
— Вот как, — она прислонилась к стене. — А потом он встречался со мной... по твоей просьбе?
— Да.
Они стояли в тесной прихожей, глядя друг на друга как чужие люди. Сколько раз он представлял эту сцену за последние дни? Представлял, как кричит на нее, как требует объяснений, как выплескивает всю боль и ярость.
Но сейчас он чувствовал только усталость.
— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Но я не могу так больше. Эти вахты... Они высасывают все. Я думал, мы копим на будущее. А оказалось — я просто теряю настоящее.
— Ты должен был выбрать, — сказала она. — Тогда, в январе. Выбрать нас, а не деньги.
— А ты должна была сказать, что это важно. Что это решающий момент.
— Разве это не очевидно? — Вера покачала головой. — Разве нужно объяснять такие вещи?
Они снова замолчали. Где-то наверху соседи включили музыку. Басы глухо отдавались в перекрытиях.
— Что дальше? — спросил Костя. — Этот... в костюме. Он лучше меня?
— Он просто другой, — она скрестила руки на груди. — И у нас все только начинается. Ничего серьезного пока...
— Ты будешь с ним?
— Наверное, — она прикусила губу. — Я не знаю. Но я не могу больше так с тобой. Это как... как жить с призраком.
Именно это слово использовал Серега, пересказывая их разговор. Призрак.
— Я могу измениться, — слова вырвались прежде, чем он успел подумать. — Могу найти работу здесь. Буду каждый вечер дома.
Верка глянула на него исподлобья - странным каким-то взглядом. Не как раньше - с любовью или даже не с жалостью, а как-то... будто мать на непутёвого сына смотрит, который в очередной раз обещает исправиться.
— Знаешь что, — она помолчала, прикусив губу, — я вот реально верю, что ты можешь другим стать. Только... Но не для меня. Для себя. И для кого-то, кто будет после.
Костя почувствовал, как что-то влажное ползет по щеке. Поднял руку — слезы. Первые за сколько? Семь лет? Десять?
— Я не стану мешать, — он вытер лицо рукавом. — Соберу вещи и уйду. Сегодня.
— Куда? — в ее голосе мелькнуло беспокойство. Как будто ей все еще было не все равно.
— К Сереге. Он предлагал пожить у него, пока не устроюсь.
Она кивнула.
— Знаешь, — сказал Костя, берясь за ручку сумки, — я все думал по дороге домой — что скажу тебе? Как буду орать, требовать, чтобы ты бросила этого своего... Андрея. Репетировал даже. А сейчас стою и понимаю — нет у меня права ничего требовать. Я сам все просрал.
Вера вдруг шагнула вперед и обняла его — коротко, почти формально. Знакомый запах шампуня и духов ударил в ноздри.
— Ты очень хороший, Кость. Просто жизнь так сложилась.
Он кивнул, отстраняясь. В груди разливалась странная пустота — ни боли, ни гнева. Будто что-то умерло, но и что-то новое начало пробиваться.
— Я позвоню завтра, — сказал он, берясь за дверную ручку. — Договоримся насчет вещей.
Выйдя из квартиры, он не обернулся. Спускался по тем же скрипящим ступеням, слушая, как поют половицы под ногами. Телефон в кармане завибрировал — Серега.
— Ну как? — спросил сменщик без предисловий.
— Нормально, — неожиданно для себя ответил Костя. — Еду к тебе. Встретишь?
— Конечно, брат. Ты как?
Костя остановился у подъездной двери, посмотрел на серое октябрьское небо.
— Знаешь, — сказал он, — как будто с вахты вернулся. Настоящей, долгой вахты. И наконец-то дома
Читайте также: