Знаете, я никогда не думала, что буду одной из тех женщин, которые воюют со свекровями.
В сериалах это всегда выглядит так наигранно — ну какая нормальная женщина будет пытаться контролировать каждый шаг невестки? Или переставлять чашки в шкафу по своему усмотрению? Жизнь, как оказалось, изобретательнее любого сценариста.
Когда Марк сообщил, что купил для нас дом в пригороде, я чуть с ума не сошла от счастья. Три года в съемной однушке, где из кухни пахнет, кажется, всеми предыдущими жильцами сразу, а сантехника помнит ещё Брежнева — и вдруг собственный дом!
В моих мечтах сразу ожили уютные картины семейного счастья: утренний кофе на веранде, пока солнце только-только встает над садом; выходные с друзьями вокруг дымящегося гриля; и, конечно, комната с пастельными стенами, где будет жить наш малыш, когда решимся наконец стать родителями.
— Алён, ты только глянь! — Марк буквально светился от восторга, листая фотографии на телефоне. — Два этажа, три спальни, свой двор и даже гараж. Это же просто мечта, а не дом! И знаешь, недалеко от озера, где мы в прошлом году купались!
Переезд превратился в сплошной праздник.
Мы выбирали мебель, шторы, я заказала кучу растений, чтобы оживить светлую гостиную. Скупила все декоративные подушки в ближайшем торговом центре. Марк тихо страдал, таская коробки, но улыбался, глядя на мой энтузиазм.
Первый месяц был буквально медовым. Я просыпалась с мыслью: «Это наш дом! Наш!» — и засыпала с таким же счастливым чувством. Я даже полюбила готовить, хотя раньше это было для меня сущим наказанием.
Но на нашей новой кухне — с этими блестящими столешницами и плитой, на которой можно было готовить сразу пять блюд — это превратилось в какое-то священнодействие.
А потом раздался этот чертов звонок.
Мы как раз ужинали — я приготовила лазанью по рецепту, найденному на модном кулинарном блоге.
Марк как обычно нахваливал мою стряпню, когда его телефон разразился этой дурной мелодией из «Игры престолов». Я еще подумала — надо же, так подходит тому, что произойдет дальше.
— Да, мам, — Марк заметно напрягся. — Что-что? Нет, конечно... Да, я понимаю... Нет, мы обязательно что-нибудь придумаем.
Я сразу почувствовала неладное.
У Марка на лице появилось то самое выражение, которое бывает, когда ему нужно сообщить мне что-то, что мне точно не понравится. Он так же выглядел, когда говорил, что нам придется отменить поездку в Прагу из-за срочного проекта.
— Алёна, — он отложил вилку и потер переносицу — верный знак надвигающейся грозы. — Мама попала в сложную ситуацию.
Он не смотрел мне в глаза, что было еще одним тревожным сигналом.
— Ей пришлось продать квартиру, чтобы погасить долги.
— И? — я уже знала, что услышу дальше, но малодушно надеялась на чудо.
— Она поживет с нами. Временно.
Это чертово «временно» я теперь вспоминаю с нервным смешком. На тот момент мне казалось, что речь идет о неделе, максимум двух. Но «временно» в понимании Людмилы Сергеевны и в моем оказались категориями из разных вселенных.
На наш порог она вступила, вооружившись парой неподъемных чемоданов и загадочной коробкой, из которой доносилось предательское позвякивание.
Эта коробка, как я потом с ужасом обнаружила, содержала целую армию фарфоровых фигурок, которые молниеносно захватили главную полку в гостиной, безжалостно вытеснив наши снимки из поездок по миру.
— Алёнушка, солнышко моё! — она стиснула меня в объятиях с жаром, словно между нами лежала вечность разлуки, а не жалкие три недели после последнего семейного ужина.
— Я вам так признательна за приют! Обещаю, буду тише воды, ниже травы — вы даже не вспомните о моём присутствии!
В тот момент я еще верила в эти слова. Боже, какой же наивной я была!
«Временно» растянулось на три месяца. Людмила Сергеевна не просто заняла гостевую спальню — она оккупировала кухню, гостиную и, что самое ужасное, мое личное пространство. Каждое утро начиналось с ее замечаний.
— Алёночка, милая, полотенца так складывать нельзя, они не просыхают, — говорила она, перекладывая все на свой манер.
— Что это за духи? Такой странный запах... В моей молодости женщины предпочитали более нежные ароматы.
— Ты гладишь рубашки Марика совсем не так. Дай покажу.
Я старалась быть терпеливой. Правда старалась. У человека проблемы, она потеряла жилье — кто я такая, чтобы возмущаться? Но внутри меня рос ком раздражения. Особенно, когда я заметила, что Марк покорно принимает сторону матери во всех наших микроконфликтах.
Особенно запомнился один вечер, примерно через месяц после ее переезда. Я готовила ужин — запеченную курицу с травами и картошкой. Блюдо, которое всегда вызывало у Марка буквально слюноотделение. Свекровь вальяжно вошла на кухню и заглянула мне через плечо.
— Это ты что, на ужин? — в ее голосе прозвучало такое неприкрытое разочарование, будто я предложила поесть земли с клумбы.
— Да, запеченная курица.
— Хм, — она многозначительно хмыкнула и открыла холодильник. — А я как раз собиралась сварить Маркуше его любимый борщ. Ты не против, дорогая?
Конечно, я была против! Но что я могла сказать?
Вечером свекровь торжественно водрузила на стол кастрюлю с борщом.
— Маркуша, я сварила твой любимый борщ, — пропела она, демонстративно игнорируя мою курицу, которая уже стояла на столе.
Марк растерянно переводил взгляд с борща на курицу и обратно.
— Мам, Алёна уже приготовила.
— Что ж, можно и завтра поесть, — пожала плечами свекровь, однако ее тон ясно давал понять, что «завтра» эта курица будет уже не такой аппетитной. — Хотя... у меня рецепт еще от бабушки.
Я сидела, вцепившись в столовые приборы, и смотрела, как Марк, поколебавшись буквально секунду, выбирает борщ. Именно тогда я поняла — это была первая капитуляция. Первое открытое предательство. После этого вечера что-то сломалось.
Через неделю Людмила Сергеевна переставила мебель в гостиной. Я вернулась с работы и обнаружила, что мой любимый диван теперь смотрит не на камин, а в угол.
— Зачем? — только и смогла выдавить я.
— Так энергетика лучше течет, дорогая. Я консультировалась с очень хорошим специалистом по фэн-шуй. Для вашего дома это идеальное расположение.
Нашего дома, хотелось закричать мне. Но Марк только пожал плечами: «Какая разница, где стоит диван, Алён? Главное, чтобы всем было удобно».
Еще через две недели исчезли мои растения. Те самые, которые я так любовно выбирала для нашего дома.
— Я отдала их соседке, Галине Петровне, — как ни в чем не бывало объяснила свекровь. — У меня, оказывается, аллергия. Знаешь, как я всю ночь чихала?
Я впервые в жизни почувствовала, как у меня буквально темнеет в глазах от злости. На Людмилу Сергеевну, на ее бесцеремонность, но больше всего — на Марка, который продолжал делать вид, что все в порядке.
Ночью, распластавшись подле безмятежно похрапывающего супруга, я осознала горькую истину: мое жилище утратило статус моей территории. Оно трансформировалось в дальний форпост империи Людмилы Сергеевны.
И тогда я приняла решение. Если она может жить в нашем доме и устанавливать свои правила, почему я не могу пригласить своих родителей?
За завтраком я сделала объявление. Непринужденно, словно сообщала прогноз погоды.
— Мои родители приедут погостить, — сказала я, намазывая тост маслом.
Марк поперхнулся кофе.
— Сейчас?
— А что такого? — я невинно захлопала ресницами. — Они давно хотели увидеть наш дом.
— Но где они будут спать? У нас только одна гостевая, и...
— У нас есть кабинет. Поставим там раскладной диван.
— Но я думал использовать его как...
— Возражения есть? — я посмотрела ему прямо в глаза, чувствуя, как внутри разгорается пожар.
Марк промолчал. А Людмила Сергеевна поджала губы так сильно, что они превратились в тонкую ниточку.
Через два дня мои родители заняли вторую гостевую комнату — бывший кабинет.
Папа сразу включил телевизор на полную громкость, чтобы посмотреть футбол.
Мама привезла три сумки с заготовками — соленьями, вареньями и прочими деликатесами, которыми она всегда гордилась.
Я с каким-то злорадным удовольствием наблюдала, как она деловито расставляет свои банки на полках холодильника, отодвигая аккуратные судочки Людмилы Сергеевны.
И тут началась настоящая война.
Прежде в нашем доме висела гнетущая прохлада отчуждения, теперь же воздух буквально искрил от перегрева.
Моя родня и его мать развернули настоящую территориальную войну — каждый стремился застолбить побольше квадратных метров и превзойти оппонентов в громкости отстаивания своих привилегий.
Мама включала по утрам радио и подпевала старым хитам. Папа смотрел спортивные каналы до поздней ночи. Людмила Сергеевна в отместку начинала пылесосить в семь утра, «пока не жарко».
Ситуация достигла точки кипения примерно через неделю.
Мы собрались за ужином — впервые все вместе, обычно каждый ел, когда хотел, избегая общения. Но в тот вечер я настояла на «семейном ужине». Мне казалось, что если мы поговорим, все как-то наладится.
Как же я ошибалась.
— Значит так, Алёночка, — начала свекровь, отрезая маленький кусочек курицы (на этот раз приготовленной моей мамой). — Раз уж ваши родители живут с нами, пора обсудить расходы. Справедливо будет, если вы компенсируете часть коммунальных платежей.
Я чуть не подавилась. Но папа опередил меня.
— Людмила Сергеевна, — он отложил вилку и салфетку. — Это несправедливо. Вы живете здесь уже три месяца. Может, начнем с ваших компенсаций?
Лицо свекрови пошло красными пятнами.
— Я мать Марка! Это практически мой дом!
— А мы родители Алёны, — ледяным тоном отрезала мама. — И если на то пошло, наша дочь тоже вложилась в покупку этого дома.
Это была правда — часть моих сбережений тоже пошла на первоначальный взнос. Но мы никогда не делили с Марком, кто сколько внес.
— Мама, давай не сейчас, — попыталась я остановить назревающую ссору.
— Почему не сейчас? — Марк вдруг тоже повысил голос. — Давайте прямо разберемся! Я купил этот дом для нас с Алёной. Не для родителей — ни моих, ни ее!
Ужин закончился громким хлопаньем дверей.
Сначала ушла свекровь, за ней — мои родители, потом Марк хлопнул дверью спальни. Я осталась одна за столом с недоеденным ужином и ощущением полного провала.
Думала ли я, что ситуация может стать еще хуже? Конечно, нет. Но она стала.
На следующий день я вернулась с работы пораньше — разболелась голова, и я отпросилась. В доме было подозрительно тихо.
Поднявшись наверх сменить наряд, я замерла на пороге спальни: перед распахнутыми дверцами моего гардероба стояла мать мужа, разглядывая в вытянутых руках моё особенное платье — то самое, что было приобретено специально к первой годовщине нашего брака.
— Что вы делаете? — я почувствовала, как кровь приливает к лицу.
Людмила Сергеевна не смутилась ни на секунду.
— Просто наводила порядок. У тебя столько лишнего... — она критически осмотрела платье. — Это, например, давно вышло из моды. И цвет тебе не идет.
Что-то внутри меня щелкнуло и сломалось. Все накопившееся за эти месяцы раздражение, боль от предательства Марка, чувство, что меня вытесняют из собственного дома — все вырвалось наружу.
— Хватит! — я не просто кричала, я буквально орала. — Хватит лезть в мою жизнь! Хватит указывать, как мне жить! Это мой дом! Мой шкаф! Мои вещи!
На мой крик сбежались все — Марк, мои родители. Они застыли в дверях спальни, потрясенные моей истерикой.
— Марк, — я повернулась к мужу, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. — Выбирай: или твоя мать находит другое жильё, или я съезжаю к родителям. Я больше так не могу.
Эта сцена стала переломным моментом.
Вечером, когда все немного успокоились, мы устроили настоящий семейный совет. В ход пошли повышенные тона, обвинения, даже немного слез. Но главное — Марк наконец-то увидел ситуацию моими глазами.
— Мама, — сказал он тихо, но твердо. — Мы поможем тебе найти квартиру. Это не нормально — жить всем вместе. Ни для кого из нас.
Потом он повернулся к моим родителям.
— А ваши родители, Алёна, тоже не могут остаться навсегда.
Я согласно кивнула. Честно говоря, я и не планировала, чтобы они жили с нами постоянно. Это была скорее демонстрация, отчаянная попытка показать Марку, что происходит.
Свекровь поджала губы, готовясь к новому раунду баталий. Но затем произошло нечто неожиданное.
— Кстати, я нашла работу, — вдруг заявила она. — В цветочном магазине, неполный день. Могу снимать комнату у подруги Зинаиды, она давно предлагала.
Мы с Марком переглянулись, не веря своим ушам.
— А мы с мамой собирались в круиз, — неожиданно подхватил отец. — На месяц. Племянница туроператором работает, предложила горящие путевки.
Наступила пауза. Мы все молчали, внезапно осознавая нелепость и абсурдность ситуации. Мы довели друг друга до белого каления, превратили дом в поле боя — и для чего?
Первой не выдержала моя мама — она фыркнула, потом захихикала, а потом расхохоталась в голос.
Следом за ней засмеялась я, потом — папа. Даже Марк не выдержал и улыбнулся. И что самое удивительное — я заметила, как дрогнули уголки губ Людмилы Сергеевны.
— Знаете, — сказала я, вытирая слезы смеха, — мы могли бы установить график, кто и когда пользуется кухней. И общие правила дома. Если уж нам приходится жить вместе какое-то время.
— И решить, кто какие расходы оплачивает, — практично добавила мама.
— И никто не трогает чужие вещи без разрешения, — я посмотрела на свекровь. К моему удивлению, она кивнула.
Конечно, мы не стали идеальной семьей за один вечер. Конфликты случались и потом. Но мы начали учиться жить вместе, устанавливая четкие границы и уважая личное пространство друг друга.
А через полгода свекровь действительно нашла работу — причем не в цветочном магазине, а в школе искусств, где она когда-то преподавала. И сняла небольшую квартиру недалеко от нас. Мои родители вернулись в свой город, хотя и стали приезжать к нам чаще — уже по приглашению.
И мы с Марком, наконец, остались одни в нашем доме. Который, как выяснилось, внезапно стал слишком большим и пустым.
— Не хватает шума, — признался Марк однажды вечером, когда мы ужинали вдвоем. — И маминого борща, честно говоря.
— И папиного храпа через стенку, — усмехнулась я. — Но знаешь, что я думаю? Мы можем сами создать шум.
— Что ты имеешь в виду? — он недоуменно поднял брови.
— Помнишь ту комнату, которую мы хотели обустроить для будущего ребенка?
Глаза Марка расширились от понимания, а потом засияли так, как в тот день, когда он показывал мне фотографии нашего будущего дома.
А через девять месяцев в нашем доме появился новый житель. И знаете что? Людмила Сергеевна оказалась замечательной бабушкой, которая приходит в гости строго по расписанию и никогда не перекладывает мои полотенца.