Знаете это чувство, когда в квартире нечем дышать? Вроде и окна открыты, и вентилятор работает, а воздух всё равно спёртый, густой, как кисель. Именно так Ирина чувствовала себя в то июльское утро, когда мать походя, помешивая ложечкой кофе, объявила:
— В августе дача станет домом для сестры с мужем, а ты пока останешься в городе , решила мать .
Ирина поперхнулась бутербродом. В горле встал ком, на глаза навернулись слёзы – то ли от кашля, то ли от обиды. Чашка в руках предательски задрожала, расплескав кофе на любимую футболку с котиками.
"Чёрт", – пробормотала она, промокая пятно салфеткой. – "Мам, но как же... Мы же договаривались!"
"А что такого?" – мать даже не повернулась от плиты, где жарила свои фирменные оладьи. Запах корицы, обычно такой уютный, сейчас казался удушающим. – "Катя беременна, ей нужен свежий воздух. А ты молодая, здоровая – поработаешь и в городе."
Ирина смотрела на мать и не узнавала. Где та женщина, которая когда-то учила её быть справедливой? Которая говорила маленькой Ире: "Милая, нельзя забирать чужое, даже если очень хочется"?
"У меня проект", – Ирина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – "Важный заказчик, дедлайны. Я планировала работать на даче, там тихо, никто не мешает..."
"Господи, ну что за поколение пошло!" – мать всплеснула руками, едва не уронив лопатку. – "Всё им условия подавай. Мы в твоём возрасте..."
"Да-да, пахали как проклятые, жили в общежитии и были счастливы", – перебила Ирина. – "Я знаю эту историю наизусть. Только знаешь что, мам? Времена изменились."
"Вот именно!" – мать наконец-то повернулась к ней. – "Времена изменились. Ипотечные программы какие хорошие, а ты всё по съёмным квартирам..."
Ирина закрыла глаза. Досчитала до десяти. Потом ещё раз. Не помогло.
"Мам, а ты знаешь, сколько я вам отдаю каждый месяц? Треть зарплаты – на ваш ремонт. Плюс съём квартиры, плюс кредит за папину операцию. Какая, к чёрту, ипотека?"
"Не смей материться в моём доме!" – голос матери дрогнул. – "Мы тебя растили..."
"Вот только давай без этого", – Ирина встала из-за стола. Недоеденный бутерброд так и остался лежать на тарелке. – "Я благодарна за всё. Правда. Но я устала быть вечно виноватой младшей сестрой и семейным банкоматом."
Она вышла из кухни, оставив мать с открытым ртом. В прихожей натянула кроссовки (те самые, старые, потому что на новые вечно не хватало), схватила рюкзак с ноутбуком и выскочила на улицу.
Июльское солнце било в глаза. У подъезда засыхал куст сирени – такой же измученный, как она сама. Телефон в кармане завибрировал – наверняка мать. Но Ирина не ответила.
Вместо этого она открыла рабочую почту. Письмо от немецкого заказчика всё ещё ждало ответа. "Мы будем рады видеть вас в нашей команде... Берлин... Полный релокационный пакет..."
"А почему бы и нет?" – пробормотала Ирина, нажимая "Ответить".Вечером позвонила Катя. Ирина как раз доедала остывшую пиццу (готовить не было ни сил, ни желания) и пыталась сосредоточиться на коде.
"Ириш?" – голос сестры звучал непривычно виновато. На заднем плане слышался звон бокалов и смех её мужа Паши. – "Ты как?"
"Нормально", – Ирина скомкала салфетку и промахнулась мимо мусорки. – "Празднуете?"
"Да так... Паша премию получил. И это... насчёт дачи..."
Ирина поморщилась. Типичная Катя – сначала делает, потом извиняется. Всегда так было: возьмёт без спроса любимую куклу, сломает – и потом ходит с виноватыми глазами. "Ириш, ну ты же не обижаешься?"
"Знаешь, Кать", – Ирина открыла окно, впуская вечернюю прохладу. – "Я устала от этого всего. От вечного 'ты же понимаешь', от того, что мои планы всегда на последнем месте."
"Но я правда беременна! Мне нужен свежий воздух..."
"А мне нужно работать!" – Ирина не сдержалась, повысила голос. – "У меня важный проект, от которого зависит моё будущее. Но кого это волнует? Катя беременна – все должны прыгать вокруг неё!"
В трубке повисла тишина. Только где-то на заднем плане Паша что-то говорил про шашлыки.
"Ты... ты что, завидуешь?" – в голосе Кати появились знакомые истеричные нотки. – "Потому что я замужем и жду ребёнка, а ты..."
"Боже, Кать", – Ирина устало потёрла переносицу. – "Я не завидую. Я просто хочу жить своей жизнью. И знаешь что? Я уезжаю."
"Куда это?"
"В Берлин. Контракт на два года, может больше."
"Ты с ума сошла?!" – Катя почти кричала. – "А как же семья? Как же мой ребёнок? Ты же будешь тётей!"
"И что? Это не значит, что я должна положить свою жизнь к его пелёнкам."
В этот момент в дверь позвонили. Ирина глянула в глазок – курьер с продуктами, которые она заказала ещё утром.
"Кать, мне пора. Курьер пришёл."
"Нет, подожди! Мы не закончили..."
"Закончили", – Ирина вздохнула. – "Я завтра приеду забрать вещи с дачи. Можете жить там хоть всю жизнь. И да, передай маме – помощь с ремонтом закончилась. Раз уж я такая эгоистка – буду эгоисткой до конца."
Она нажала "отбой" и открыла дверь курьеру. Парень в оранжевой куртке протянул пакеты:
"Тяжёлый день?"
"Не то слово", – Ирина попыталась улыбнуться. – "Спасибо."
Разбирая продукты, она наткнулась на пачку любимого маминого чая. Машинально купила утром – привычка. В горле снова встал ком.
Телефон разрывался от сообщений. Мама, Катя, даже папа написал своё коронное "Доча, не дури". Ирина отключила звук и открыла ноутбук.
"Уважаемые коллеги из Берлина", – пальцы летали по клавиатуре. – "С радостью принимаю ваше предложение..."
За окном снова стемнело. Сухая сирень качалась на ветру, будто прощаясь. Где-то вдалеке громыхнуло – собиралась гроза.
"Надо купить зонт", – подумала Ирина. – "И новые кроссовки. И может быть, даже то красное платье из онлайн-магазина. В конце концов, теперь все деньги будут только мои."
Она представила себя через полгода: незнакомый город, новая работа, люди, которые не знают о ней ничего – ни про вечно недовольную маму, ни про беременную сестру, ни про привычку уступать.
С кухни потянуло горелым – чёрт, она же поставила разогревать супчик! Вторая порция пиццы отправилась в мусорку следом за первой.
"Научусь готовить", – решила Ирина. – "В Берлине. И может быть, даже встречу кого-нибудь. Кого-нибудь, кто не будет начинать каждую фразу с 'ты же понимаешь'..."
Утро следующего дня началось с головной боли и неожиданного звонка в дверь. На пороге стояла мама – с пакетом свежих булочек и таким знакомым виноватым взглядом.
"Можно войти?" – спросила она тихо, совсем не тем командным тоном, что вчера.
Ирина молча отступила в сторону. В квартире пахло растворимым кофе и недосыпом.
"Я завтрак принесла", – мама прошла на кухню, начала раскладывать булочки на тарелке. Всё как в детстве – корица с яблоками, Иринины любимые. – "Ты же наверняка опять не ела нормально..."
"Мам", – Ирина прислонилась к дверному косяку. – "Давай без этого. Я знаю, зачем ты пришла."
Мать замерла, держа в руках чайную ложку. В утреннем свете было особенно заметно, как она постарела – новые морщинки у глаз, седина в волосах.
"Катя сказала, ты в Германию собралась", – наконец произнесла она. – "Это правда?"
"Да."
"Но как же... А мы? А ремонт? У папы спина болит, ему помощь нужна..."
Ирина почувствовала, как внутри снова закипает злость. Всегда одно и то же – манипуляции, чувство вины, обязательства.
"Мам, давай начистоту", – она села за стол, взяла булочку. Есть не хотелось, но руки нужно было чем-то занять. – "Сколько можно? Я не ваша копилка, не жилетка для Катькиных истерик, не вечный помощник по хозяйству."
"Мы же семья..."
"Вот именно!" – булочка рассыпалась в руках. – "Семья – это когда все друг друга поддерживают. А у нас что? Катька беременна – значит, все должны крутиться вокруг неё. У папы спина – значит, я должна отдавать half зарплаты на массаж и лекарства. А моя жизнь? Мои планы?"
"Доченька..." – мать протянула руку, пытаясь погладить её по плечу. Ирина отстранилась.
"Знаешь, сколько я получила предложений о работе за последний год? Пять! Из разных стран. Но каждый раз отказывалась – потому что как же вы без меня?"
В кухне повисла тишина. Только чайник тихо булькал, подогревая воду.
"Мы думали, тебе нравится помогать семье", – тихо сказала мать. – "Ты никогда не жаловалась..."
"Потому что это бесполезно! Вы слышите только то, что хотите слышать."
Мать встала, подошла к окну. Тот самый куст сирени качался на ветру – единственный свидетель их разговора.
"Знаешь", – вдруг сказала она, не оборачиваясь. – "Когда ты родилась, мы с папой так боялись, что Катя будет ревновать. Она же первая, привыкла быть центром внимания. И мы... наверное, перестарались. Пытались уравновесить, компенсировать..."
"И в итоге вырастили безотказного домашнего банкомата", – горько усмехнулась Ирина.
"Прости нас", – мать повернулась, и Ирина с удивлением увидела слезы в её глазах. – "Мы правда думали, что делаем как лучше."
"Мам..." – Ирина почувствовала, как щиплет в носу. – "Я вас люблю. Правда. Но мне нужно научиться жить своей жизнью. Без вечного чувства вины, без обязательств, без..."
"Без нас?" – тихо спросила мать.
"Нет. Просто... по-другому. На расстоянии. Может быть, тогда мы наконец-то научимся быть настоящей семьёй, а не группой людей, связанных долгами и обязательствами."
Они проговорили ещё час. Впервые за много лет – честно, без упрёков и манипуляций. Мать рассказала, как боялась отпускать её в технический вуз – "там же одни мальчишки!". Как гордилась, когда Ира получила первую работу программистом. Как переживала, что младшая дочь всё время одна.
"Я не одна, мам", – улыбнулась Ирина. – "У меня есть я. И скоро будет новая жизнь. В Берлине."
Когда мать ушла, Ирина долго сидела на кухне, глядя на остывший чай и недоеденные булочки. Телефон пиликнул – сообщение от Кати:
"Прости меня. Я правда хочу, чтобы ты была счастлива. И... может, приедешь на дачу в выходные? Просто так, без обязательств. Посидим, поговорим..."
Ирина улыбнулась и начала набирать ответ. Иногда нужно уехать далеко, чтобы стать по-настоящему близкими.
Выходные на даче были совсем не такими, как думала Ирина .Катя встретила её не привычными причитаниями, а тарелкой черешни и неловкой улыбкой.
"Я тут подумала..." – начала сестра, устраиваясь в старом плетёном кресле на веранде. – "Помнишь, как мы в детстве мечтали?"
Ирина помнила. Они сидели на этой же веранде, болтали ногами и придумывали своё будущее. Катя хотела быть балериной, Ира – космонавтом. Как же давно это было.
"Ты всегда была смелее", – продолжала Катя, поглаживая живот. – "Я боялась всего на свете – собак, темноты, одиночества. А ты... ты просто шла и делала."
"И что изменилось?" – Ирина взяла горсть черешни. Ягоды были сладкими, как в детстве.
"Всё", – Катя вздохнула. – "Я вышла замуж, потому что боялась остаться одна. Забеременела, потому что 'так надо'. А ты... ты едешь в другую страну, потому что этого хочешь ты."
В саду пели птицы. Старая яблоня, та самая, с которой они когда-то падали, всё ещё стояла на месте. Только качели исчезли – сгнили от времени.
"Знаешь", – Ирина повернулась к сестре. – "Я ведь тоже боюсь. До ужаса. Новая страна, чужой язык..."
"Но ты всё равно едешь", – Катя улыбнулась. – "В этом вся ты."
Они проговорили до вечера. Вспоминали детство, первые ссоры, примирения. Катя рассказала, как втайне завидовала Ириной независимости. Ирина призналась, что иногда скучала по старшей сестре – той, настоящей, которая защищала её в школе от хулиганов.
"А помнишь, как ты разбила мамину любимую вазу?" – смеялась Катя. – "И я взяла вину на себя?"
"Да, а потом месяц вымогала у меня карманные деньги за молчание", – фыркнула Ирина. – "Ты всегда была той ещё бизнесвумен!"
Когда стемнело, они перебрались в дом. Паша приготовил шашлыки, и впервые за долгое время его присутствие не раздражало Ирину. Может быть, потому что он единственный в семье не пытался её "вразумить".
"Слушай", – сказал он, переворачивая мясо. – "А научи меня каким-нибудь простым программам? А то в офисе всё автоматизировать хочу, а руки не доходят..."
"Научу", – кивнула Ирина. – "По скайпу. Из Берлина."
"Договорились!"
Ночью, лёжа в своей старой комнате, Ирина листала рабочую почту. Немцы прислали детали релокации – список документов, варианты квартир, даже рекомендации по зимней одежде. "Берлинские зимы могут быть очень холодными..."
В дверь тихонько постучали. Катя, в старой пижаме с мишками, проскользнула в комнату.
"Не спится?" – шёпотом спросила она. – "Можно к тебе?"
Совсем как в детстве, когда она боялась грозы и прибегала к младшей сестре. Ирина подвинулась, освобождая место на кровати.
"Знаешь", – Катя устроилась рядом, положив руку на живот. – "Я хочу, чтобы мой сын был похож на тебя. Таким же смелым."
"Хочешь, чтобы он тоже сбежал в Берлин?"
"Хочу, чтобы он умел принимать решения. Не боялся быть собой. Как его тётя."
Они лежали в темноте, слушая сверчков за окном. Где-то вдалеке лаяла собака, шумели редкие машины.
"Я буду прилетать", – сказала Ирина. – "На Рождество, на дни рождения. И вы приезжайте. Когда малыш подрастёт..."
"Обещаешь?"
"Обещаю. Только без манипуляций, ладно? Без этого вечного 'ты должна'?"
"Договорились", – Катя зевнула. – "Знаешь, а ведь ты правда выросла. А я и не заметила..."
Утром Ирина собрала вещи – только самое необходимое, остальное можно купить на месте. У калитки её ждало такси.
"Позвони, как доберёшься", – Катя обняла её, насколько позволял живот. – "И удачи тебе. Правда."
В машине Ирина открыла ноутбук – работа не ждёт, даже если ты прощаешься с прошлой жизнью. На экране мигало новое письмо от немецких коллег: "С нетерпением ждём вас в команде!"
Она улыбнулась и начала печатать ответ. Впереди был Берлин, новая жизнь и – наконец-то! – свобода быть собой.
А сухая сирень у подъезда качалась на ветру, словно махая на прощание.