Если бы меня спросили, какую книгу я считаю недооценённой обязательной для прочтения, то моим ответом довольно неожиданно был бы не мой любимый "Сильмариллион" или что-то похожее, а историческая книга (хотя обычно я их не особо жалую) - "Берлинский дневник". Её автор, Уильям Ширер (хотя вообще его фамилия произносится как Шайрер, но, кажется, на данный момент традицию пока или уже не исправить) был американским журналистом в Европе, и начиная с 1934 года жил и работал в Германии. Там тридцатилетний журналист начал вести дневник, просто с целью самовыражения, как он сам записал на первой странице (в опубликованную книгу не вошло):
Это не "дневник" или "журнал", написанный, глядя одним глазом на возможную публикацию в будущем до или после моей смерти. Не стоит называть эти заметки Журналом. Пусть будут записями. Простыми, ни на что не претендующими, "нелитературными". Пусть они выражают меня, пытающегося быть самим собой.
Ширер проработал в Берлине вплоть до сорокового года. Он пытался находиться в центре событий, и порой, обходя приказы военных и приставленного к нему цензора (через руки которого должны были проходить все без исключения его тексты) умудрялся передавать важные вести. В 1940-м цензура сделала его деятельность совершенно невозможной, а финальной точкой стала весть о том, что гестапо завело на него уголовное дело за государственную измену - хотя Ширер не передавал каких-то секретных военных данных, не участвовал в каких-то подпольных ячейках сопротивления, а просто выполнял свою журналистскую работу, освещая происходящие на его глазах события.
В 1941 году, за полгода до вступления США в войну, Ширер отредактировал свои записи и издал их в виде книги под названием "Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента". Поскольку оригинальные записи сохранились, то объём этой редактуры довольно неплохо известен (подробно его разбирал Михаэль Штробль в "Writings of History: Authenticity and Self-Censorship in William L. Shirer's 'Berlin Diary'): Ширер расставил статьи по правильным датам (в реальности он часто писал о тех или иных событиях на следующий день), добавил кое-где контекст (объяснив, что происходило вокруг в той или иной момент) и личные ощущения во время того или иного эпизода, и слегка подцензурировав своё раннее отношение к нацизму в целом и Гитлеру в частности; без глобальных изменений, просто фразы вроде "Меня не волнует нацизм, но речь Гитлер выдал потрясающую" были заменены на более негативные - по большей части сделано это было не из желания как-то себя обелить, а, скорее, потому что Ширер был уверен, что США рано или поздно придётся вступить в бой с поехавшим диктатором и не хотел, чтобы его книга послужила поводом для оттягивания этого. И, несмотря на то, что некоторые выводы и обобщения добавлены уже постфактум (но тоже только в 1941, а не спустя десятилетия), в целом "Берлинский дневник" остался достаточно точным свидетельством очевидца о том, что происходило "по ту сторону забора", события со стороны которой мы обычно представляем довольно слабо.
Вот, что Ширер писал, например, непосредственно о начале Второй мировой. В 1938, после того, как Чехословакию вынудили отдать Германии Судетскую область (и "откусили" от неё её несколько больших кусков), Ширер с коллегами забеспокоился, что Польша будет следующей - в октябре этого года Риббентроп потребовал вернуть Германии Данциг (современный Гданьск), город, который с большими свободами, но отошёл под крыло Польши после Первой мировой:
Поляки — очаровательные и очень романтичные люди, и с ними я много и хорошо ел, пил и слушал музыку. Но они чудовищно нереалистичны. Например, в своей доверчивости Гитлеру.
(11 ноября 1938)
К апрелю 1939 требования Германии звучали всё громче, но всерьёз в начало войны никто не верил, и даже сам Ширер, хоть и побаивался её начала, но считал, что Данциг достанется Гитлеру также, как кусок Чехословакии - будет отдан союзниками (Великобританией и Францией в первую очередь), лишь бы не было войны:
Среди информированной публики здесь еще большие сомнения, действительно ли Гитлер принял решение начать мировую войну ради Данцига. Я предполагаю, что он получит его мюнхенским способом.
(28 апреля 1939)
Хотя в 1933 году законы Германии гарантировали свободу слова, нацисты после прихода к власти начали очень быстро подминать всё под себя и вводить очень жестокую цензуру - уже в 1934 году было запрещено критиковать власть, а к 1939 году любое инакомыслие было уже довольно опасным (а с началом войны немцам официально запретили слушать иностранные радиопередачи). Боялись, кстати, немцы не зря - во время войны свободный доступ к музыке, фильмам, литературе и прессе стал одним из самых эффективных способов по "перевоспитанию" немецких военнопленных. Ну а в августе 1939 года немцев по самую глотку пичкали пропагандой о том, что Германия имеет полное право на Данциг, что отдан Польше он был незаконно, и что у Германии просто нет выбора, кроме как начать войну ради его освобождения.
Сегодня беседовал с капитаном Д. Офицер, участвовавший в мировой войне, настоящий патриот, во время Мюнхенского кризиса он выступал против войны, но переменил свою позицию, как я заметил, после 28 апреля, когда Гитлер денонсировал договоры с Польшей и Великобританией. Он гневно говорил: «Почему англичане вмешиваются в проблему Данцига и угрожают войной за возвращение нам германского города? Почему поляки (sic!) провоцируют нас? Мы же имеем право на такой германский город, как Данциг?»
Я спросил: «А вы имеете право на такой чешский город, как Прага?» Молчание. Ответа нет. Невидящий взгляд, который вы ловите на лицах многих немцев.
«Почему поляки не принимают великодушного предложения фюрера?» — начинает он снова.
«Потому что они боятся новых Судет, капитан».
«Вы имеете в виду, что они не доверяют фюреру?»
«После 15 марта — не особенно», — отвечаю я, но прежде, чем произнести эдакое богохульство, внимательно оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто меня не подслушивает. Снова отсутствующий немецкий взгляд.
(9 августа 1939)
В записи за этот же день Ширер приводит несколько примеров из того информационного пузыря, в который немцев погружала ложь пропаганды из местных газет, включая совсем нелепые вещи вроде того, что Польша собирается напасть на Германию:
В то время как все вокруг считают, что Германия вот-вот нарушит мир, что именно Германия угрожает напасть на Польшу из-за Данцига, здесь, в Германии, в мире, который создают местные газеты, трактуется все наоборот. (Нет, это меня не удивляет, просто, когда отсутствуешь какое-то время, то забываешь.) Вот что заявляют нацистские газеты: это Польша нарушает мир в Европе; это Польша угрожает вооруженным вторжением в Германию и так далее. В прошлом сентябре Германия выпустила пары на Чехословакию.
«ПОЛЬША? БУДЬТЕ НАСТОРОЖЕ!» — предупреждает заголовок в берлинской газете и добавляет: «ОТВЕТИМ ПОЛЬШЕ, ОХВАЧЕННОЙ БЕШЕНЫМ ЖЕЛАНИЕМ НАРУШИТЬ МИР И ПРАВА В ЕВРОПЕ!»
Или заголовок в «Der Fuhrer», ежедневной газете Карлсруэ, которую я купил в поезде: «ВАРШАВА УГРОЖАЕТ БОМБАРДИРОВКОЙ ДАНЦИГА — НЕВИДАННЫЙ ВСПЛЕСК ПОЛЬСКОГО СВЕРХСУМАСШЕСТВИЯ!»
(9 августа 1939)
Население Данцига в стороне не оставалось - город обладал большой свободой, и немцев, желающих воссоединиться с Германией там проживало достаточно много, "но не ценой войны", как замечает Ширер, остановившийся там 11-13 августа (как журналист, он пытался быть в центре событий, но понял, что в тот момент в Данциге делать ему было нечего). Он отмечает немецкие военные машины на улицах, которых, само собой, официально там не было. Только много позже историкам станет известно, что ещё в июне в Данциг тайно был заброшен батальон СС, основавший местную ячейку "сопротивления".
23 августа между Германией и СССР был подписан пакт Молотова-Риббентропа. Ширер по этому поводу отметил, как немецкие газеты, которые только позавчера "истерично писали об опасности большевизма" теперь также истерично пишут о "длительной, традиционной дружбе" между странами. В Берлине на зданиях устанавливают зенитные пушки, но в народе до сих пор никто не верит, что война начнётся.
В записи от 26 августа Ширер отметил ещё раз отметил несколько газетных заголовков о том, что Польша уже перебрасывает войска к границе и готовится к нападению на Германию. «ВСЯ ПОЛЬША В ВОЕННОЙ ЛИХОРАДКЕ! 1 500 000 МУЖЧИН ПРИЗВАНО В АРМИЮ! НЕПРЕРЫВНАЯ ПЕРЕБРОСКА ВОЙСК К ГРАНИЦЕ!» - цитирует он один из заголовков, отмечая, что в газетах ни слова не говорят о мобилизации в Германии - первая волна мобилизации в конце 1938 затронула сотни тысяч человек, а к моменту выхода газетной статьи уже две недели вовсю шла вторая волна - но, в отличие от Польши, которая в этот момент проводила частичную мобилизацию (полную начали проводить только спустя три дня, 29 августа), Германия так и не озвучивала мобилизацию официально, чтобы выставить Польшу агрессором.
Что в это время думали сами немцы, довольно ясно:
Все против войны. Люди говорят об этом открыто. Как может страна вступать в большую войну, если большинство населения решительно выступает против нее?
(30 августа 1939)
В пять утра 1 сентября 1939 года Гитлер выступает в Рейхстаге, произнося просто бесконечно циничную речь о том, что Данциг "был аннексирован Польшей", Германия не хотела добиваться своего силой и предлагала мирное решение проблем, но "у западных демократий нет времени и нет интереса решать эти проблемы", и ответом стало "усиление террора" против немцев Данцига, в то время как "нацменьшинства, которые проживают в Германии, не преследуются" и вообще, прошлой ночью поляки обстреливали германскую границу, поэтому у бедной-несчастной Германии не было иного выбора кроме как ввести войска в Польшу. Позже нацисты окончательно выставят Англию виновницей всех бед, которая вечно сопротивлялась их "мирным предложениям", несмотря на то, что в реальности Англия в то время достигла пика "политики умиротворения", что в декабре подчеркнул и Ширер:
Во введении Риббентроп повторяет старую ложь, которую Гитлер усердно возводит в этой стране в ранг святой истины, а именно: после Версаля Великобритания сопротивлялась всем попыткам Германии освободиться от пут мирного договора мирными средствами. Разве Британия противилась введению всеобщей воинской повинности в Германии в 1935 году? А оккупации Рейнской области в 1936-м? Аншлюсу в 1938-м? Передаче Германии Судетской области, которая никогда ей не принадлежала, в 1938-м?
(13 декабря 1939)
При этом, поскольку население это не особо поддерживало, объявления войны так и не последовало, а циничная формулировка властей Ширера привела просто в шок.
Это «контрнаступление»! Сегодня утром на рассвете Гитлер напал на Польшу. Это вопиющий, ничем не оправданный, не спровоцированный акт агрессии. Но Гитлер и верховное командование называют его «контрнаступлением».
(1 сентября 1939)
Естественно, что на бумаге (как минимум, газетной) немецкие войска были исключительно гуманными к мирному населению и воевали только против военных (что в реальности было настолько правдивым, насколько гуманное отношение нацистов к нацменьшиствам, о котором заявлял Гитлер в своей речи). Все просочившиеся вести о мирных жертвах подавались как провокации со стороны поляков. Чуть позже Ширер напишет по этому поводу:
Классический заголовок в сегодняшней газете: «ПОЛЯКИ БОМБЯТ ВАРШАВУ!» Пресса полна самых фантастических выдумок. Последняя о том, как два агента британской секретной службы организовали резню немцев в Бромберге. Когда я высмеял по этому поводу своего военного цензора, парня честного, он покраснел.
(10 сентября 1939)
Для тех, кто плохо ориентируется, поясню: «кровавое воскресенье в Бромберге» - трагическое событие 3-4 сентября, когда поляки города Бромберг, пытаясь вычислить немецких диверсантов, которые обстреляли с крыш домов отходящие польские войска. Полиции в городе уже не было, и поиски диверсантов было превратились в полный хаос с постоянными перестрелками и самосудом, повлекшими гибель очень многих мирных немцев. По всей видимости, первое время немецкая пропаганда пыталась пропихнуть версию о том, что погром спровоцировали британские спецслужбы, но поскольку эта версия была ну совсем уж нелепой (о чём и пишет Ширер), то потом это событие представлялось как просто появление национальной ненависти, замалчивая нападение на польских военных и существование диверсантов. Сейчас эти события уже покрыты туманом истории, но, скорее всего, в тот день и правда могла проявить активность диверсионная группа службы безопасности СС, набравшая в свои ряды кого-то из местных жителей.
3 сентября Великобритания объявляет войну Германии, а немецкие "газеты сообщают, что германские войска наступают по всему фронту, а польская авиация уничтожена. Вчера вечером я слышал, как немцы рассуждали, что «польская заварушка» продлится не больше нескольких недель, от силы — месяцев."
7 сентября в Германии была введена смертная казнь "любому, кто угрожает военной мощи германского народа", а начиная с 8 числа начинаются расстрелы (в следующие месяцы Ширер едко подмечает некоторые известные случаи: вот фашисты расстреляли антивоенных демонстрантов из Праги - а чехи немцев из Судетской области не трогали, вот немцы расстреляли польского мэра - а союзники во время оккупации Рейнской области такого себе не позволяли).
21 сентября немецкие газеты заявили о победе, хотя Варшава держалась до 29 сентября, а последние польские части капитулировали только 6 октября. Ширер отмечает, что в некрологах погибших немцев часто перестали писать привычное "погиб за фюрера" и начали писать "погиб за отечество" - хотя никакой защитой отечества в нападении Германии на Польшу, конечно, и не пахло.
После падения Польши Гитлер предложил Франции и Англии мир (как отметил Ширер, "те же самые предложения, что и предыдущие пять лет" звучали в сторону Чехословакии и Польши). 11 ноября объявлен "днём перемирия", и обстановка на западном фронте затихает, но ненадолго, к вящему удивлению немцев.
«Почему французы воюют с нами?» — спросила она.
«А почему вы воюете с поляками?» — спросил я.
«Хм, — произнесла она с непроницаемым лицом и закончила: — Но французы — они же люди».
«Но поляки, может быть, они тоже люди?» — поинтересовался я.
«Хм», — промычала она, опять-таки без всякого выражения на лице.
(14 сентября 1939)
Тут, справедливости ради, можно привести пример поздней редактуры Ширера. В его оригинальных бумагах эта запись оканчивается так: "Поляки, может быть, они тоже люди? - поинтересовался я. Она согласилась". Не совсем понятно, являются ли такие мелкие правки воспоминаниями Ширера о событиях или небольшим "нагнетанием" обстановки для американских читателей, среди которых в то время было довольно сильно распространено мнение о том, что эта далёкая война к ним не имеет никакого отношения, и, кто бы ни победил, с ним можно будет договориться. Общественное мнение в США изменится только после атаки на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года.
Война на западном фронте всё-таки продолжится, и градус нелепости в немецкой пропаганде возрастёт ещё сильнее - ведь теперь ей придётся делать вид, что Германия не хочет воевать против гораздо более культурно близкой Франции. Ширер по этому поводу напишет:
Странная война. Сегодняшние сводки с фронта сообщают исключительно о том, как немецкие пулеметы борются с французскими громкоговорителями. Вроде бы французы передают вдоль рейнского фронта какие-то записи, которые, по словам немцев, носят характер личного оскорбления фюрера.
(27 января 1940)
Но это уже совсем другая история. Уильям Ширер продолжал освещать события войны вплоть до декабря 1940-го года, после чего вернулся в США и продолжал свою журналистскую деятельность там, вернулся в Европу на освещение Нюрнбергского процесса и написал несколько книг, самая известная из которых - "Взлёт и падение третьего рейха" стала одной из самых известных и важных работ среди литературы про историю двадцатого века.
