Дождь стучал по подоконнику, когда я в очередной раз перечитывал сообщение от дяди Миши:
«Слушай, ну выручи, а? Совсем прижало. Чёстное слово, в апреле отдам».
На экране телефона горела дата — 1 марта. Ровно год назад было то же самое. И два года назад. И три. Всегда — «в апреле». А потом — тишина.
Я положил телефон на стол и потёр переносицу. В голове всплывали цифры: пять тысяч в прошлом году, десять — позапрошлым летом, ещё семь — когда у тёти Лены «сгорел» очередной бизнес. Никто не вернул ни рубля.
— Ты же понимаешь, они без тебя пропадут, — мама ставила передо мной чашку чая, которую я не просил. Её голос звучал так, будто она разжёвывала каждое слово. — Это твоя кровь. Ближе никого нет.
Я посмотрел в окно. По стеклу ползли мутные капли.
— А когда у меня была та авария, — сказал я тихо, — когда полгода на костылях, счета из больницы... Ни одного звонка. Ни одной СМС.
Мама на мгновение замерла, потом махнула рукой:
— Ну, они же люди занятые...
— Да? — я открыл мессенджер и ткнул пальцем в последнее сообщение от друга. — А Витька, который ночами дежурил у меня в палате? Который взял кредит, чтобы я мог купить эти чёртовы лекарства? Он, выходит, не «кровь»?
Тишина.
Я набрал ответ дяде:
«Нет. Не дам».
Три точки «набирает сообщение» мигали минуту. Потом пришло голосовое:
— Да как ты так може-е-ешь?! Мы ж родня!
Голос дрожал от возмущения. Я представил его лицо — налившееся кровью, с жилкой на лбу, которая пульсировала, когда он орал на жену.
— Ты мне должен, — шипел он в трубку. — Я ж тебя в детстве на плечах ката-а-ал!
Я глубоко вдохнул.
— Дядя Миша, помнишь, как ты мне в десять лет подарил велосипед?
— Ну? — он сбавил тон.
— Ты тогда сказал: «Дарёному коню в зубы не смотрят». Так вот... — я сделал паузу. — Возьмите этот велосипед себе. Продайте. Или катайтесь на работу».
Хлопок. Гудки.
Через час позвонила мама.
— Ты его в инсульт вгонишь! — её голос дрожал.
Я молча смотрел на фотографию в рамке: я, Витька и ещё трое друзей в больничной палате. Все в дурацких бумажных колпаках — они устроили мне «день рождения» посреди апреля, потому что я пропустил настоящий.
— Мам, — сказал я. — А помнишь, как ты мне в детстве говорила: «Настоящая семья — это те, кто в беде не бросит»?
Тишина. Потом короткие гудки.
Я подошёл к окну. Дождь кончился. Из-за туч выглянуло солнце.