Дочь не звонила. Только сторис: ногти, море, кофе. А когда я чуть не упала в кухне — пришла не дочь, а соседка с двадцать пятого. В тапках, с собакой и булкой. Просто пришла. Потому что услышала. А дочь — нет.
Сторис вместо звонка
Телефон пискнул. Галина вздрогнула. Снова сторис от Олеси: ногти с блестками, закат, бокал с розовым.
Потянулась к очкам, в спине что-то щелкнуло. Надпись на фото расплылась, но читалась: «Моё море, моя жизнь ✨».
Третий год без звонков. Только картинки, смайлики и пятисекундные голосовые. «Мам, целую, выбегаю!» А на заднем фоне — чужой смех.
В окно билась весенняя гроза. Чайник шумел, выплевывая пар. Галина потянулась выключить и вдруг увидела, как стены качнулись. Воздух сгустился.
Ухватилась за край стола. Белые пятна перед глазами. Давление. Вот некстати.
Пальцы нашарили телефон. Зачем? Олеся не ответит. Но — 12 исходящих. Все от неё, от матери. Каждое воскресенье. Ни одного ответа.
Нажала вызов. Гудки резали слух.
«Привет! Я перезвоню!» Три года слушает это «перезвоню».
— Олеся, мне...
Комната завертелась волчком. Пальцы разжались, телефон стукнулся об пол. В голове застучало: не вставать, не двигаться. Сквозь пелену мелькнуло вчерашнее сообщение: «Жизнь дана одна, мам! Надо брать своё 💋».
Доползла до дивана. Сердце колотилось как бешеное. Дверь на два замка. И никто не знает.
Интересно, если не встанет, когда заметят? Через неделю? Или Олеся выложит новые сторис раньше, чем кто-то хватится?
В этой комнате тридцать лет назад она укачивала дочь. Крохотный свёрток с огромными глазами. «Всегда буду рядом», — шептала тогда. И была. Дочь болела — не спала ночами. Нужны деньги — брала дополнительные подработки в лаборатории. Первая любовь, первое горе — всё вместе.
А в ответ — бокал на фоне моря и «люблю» между прочим.
Стук в дверь ворвался как выстрел. Резкий, настойчивый.
— Эй, там! Открывайте!
Женский голос, незнакомый. Почтальон? Соседка?
— Я слышу, что вы живы! Открывайте, иначе спасателей вызову!
С трудом доковыляла. Щелкнула замком.
На пороге — рыжеволосая женщина в домашних тапках с помпонами. Под мышкой — крошечная собака с выпученными глазами.
— Я уж думала, придётся таран вызывать! — выпалила она. — У меня, между прочим, связи в органах.
— Вы... кто? — только и смогла выдавить Галина.
— Кира. С двадцать пятого. — Она решительно шагнула в прихожую. — Что у вас тут? Сердце? Давление? Вы так грохнулись, что у меня шторы задрожали.
Кира. С двадцать пятого
— У вас что, радар вместо ушей? — Галина потёрла висок, разглядывая незваную гостью.
Кира фыркнула, отпуская собачку на пол. Крошечное существо тут же рвануло к кухне, нюхая каждый сантиметр.
— Радар? Пф-ф! Тридцать лет акустиком в театре. Различаю падение чашки от падения человека с первой секунды.
Не спрашивая разрешения, Кира распахнула дверцу холодильника. Галина даже возразить не успела — рыжая соседка уже доставала молоко.
— Тонометр есть? Нет? Непростительно. Садитесь. Что принимаете от давления?
— Послушайте, я не...
— А вы и не просили. — Кира извлекла из кармана блистер. — Под язык. Немедленно.
Галина почему-то подчинилась. А гостья уже колдовала над чайником, словно была здесь хозяйкой.
— Вы всегда так врываетесь к соседям? — спросила Галина, когда таблетка растаяла.
— Только к тем, кто грохается в одиночку. — Кира поставила перед ней дымящуюся чашку. — И вообще, это вам повезло. Не я – вы бы тут с давлением обнимались.
В её тоне не слышалось жалости – только деловитая прямота. Собачка подскочила к хозяйке, встала на задние лапы.
— Знакомьтесь, Ося. Тоже всё слышит. Но больше интересуется запахами.
Галина вдруг заметила – гостье чуть за пятьдесят. Огненно-рыжие волосы – явно краска, но идеально подходит. Лучики морщинок у глаз – от смеха.
— Вы прямо надо мной?
— Надо вами техэтаж. Я чуть в стороне. Но мои окна выходят на северо-восток, а звук отражается от соседней башни. Акустический феномен.
Верить ли этой теории, Галина не знала, но от таблетки действительно отпускало.
— Я дочери пыталась дозвониться, — вырвалось у неё. — А она...
— Занята? — Кира щёлкнула языком. — Моя тоже. В Сочинской филармонии дирижирует. Некогда на мать время тратить. Зато в соцсетях – любуйтесь на мои достижения.
Заметив, как изменилось лицо Галины, она спохватилась:
— Я не осуждаю. Констатирую. Они другие выросли. Для них позвонить – целое событие. Проще фотку скинуть.
Галина отпила из чашки. Чай пах незнакомыми травами.
— Что это?
— Чабрец, мята, ещё какие-то травки, сама не помню. Сбор "Успокой нервную мамашу". Шутка. В деревне собираю.
Странно было сидеть с неизвестной женщиной и её псом. И уютно. Впервые за долго кто-то просто находился рядом. Не обязан, не из сочувствия.
— Знаете, — Кира подперла щёку, — я раз навернулась в ванной. На этих дурацких мокрых ковриках. Пролежала часа четыре. Спас сантехник – зашёл счётчики проверять. Комедия.
— Дочь не приезжает?
— По видеосвязи только. И то, "мам, перезвоню, у нас репетиция". Так и существуем. По разным орбитам. — Кира хмыкнула. — Но вот что интересно – вчера мем в сети попался. Слышали про мемы?
— Картинка с надписью?
— Точно! Было там: "Позвонила не дочь. А соседка с двадцать пятого". — Она развела руками. — Забавно, правда? Если не ты внутри этой картинки.
До Галины дошла вся ирония ситуации. И она неожиданно засмеялась – искренне, впервые за долгое время.
— Так я теперь мем? — спросила она.
— Дорогуша, — Кира подмигнула, — мы все давно мемы. Не все ещё поняли.
Ося обследовал всю кухню и теперь выразительно посматривал на хозяйку.
— Домой просится, — пояснила Кира. — Но я загляну проверить. А таблетки оставляю. — Она протянула блистер. — И запишите номер. На случай чего.
Когда дверь закрылась, Галину охватило странное чувство пустоты. Она посмотрела на записанный номер и подумала: почему проще достучаться до чужого человека, чем до родной дочери?
Телефон пискнул. Новая сторис от Олеси – закат и подпись: "Единение с природой 🌊".
Галина перевела взгляд с экрана на оставленные Кирой таблетки. Внутри вместо привычной горечи шевельнулось что-то похожее на азарт. Что если ей тоже выложить сторис? "Единение с соседкой. С двадцать пятого этажа. С которой проще поговорить, чем с тобой."
Когда гифка заменяет заботу
Утро началось с гифки. Олеся прислала танцующего кота с надписью «Привет, мама!» Галина смотрела на экран и не знала, что ответить. "Вчера чуть не отключилась на кухне" казалось слишком драматичным. "Меня спасла незнакомая женщина" — жалким.
Набрала: «У меня не очень хорошо с давлением. Вчера стало плохо».
Ответ пришёл через полчаса — гифка с сердечком и текстом «Береги себя!» А следом — сторис: маникюр в пастельных тонах, подпись «Мамочки тоже достойны заботы 💅».
— Тебе бы психолога, а не маникюр, — пробормотала Галина и тут же устыдилась. Дочь живёт своей жизнью. Имеет право.
Телефон зазвонил неожиданно. На экране высветилось «Кира».
— Вы живы там? — без предисловий спросила соседка.
— Вполне, — удивилась Галина.
— Отлично. Я к вам спускаюсь. С булочками.
Через пять минут в дверь позвонили. Кира стояла с бумажным пакетом и без собаки.
— А где Ося?
— Наказан. Сгрыз мою любимую заколку. Теперь сидит и думает о своём поведении. — Она прошла на кухню. — Давление мерили?
— Нет у меня тонометра.
— Я по цвету лица вижу. Уже лучше. Таблетки пьёте?
Галина кивнула.
— Вообще-то я не просила приходить, — сказала она, но без раздражения.
— Вообще-то меня редко о чём-то просят. — Кира выложила на стол булочки. — Я просто делаю, что считаю нужным. Невыносимая женщина, правда?
Она подмигнула, и Галина неожиданно для себя улыбнулась. В этой странной женщине было что-то притягательное. Какая-то решимость жить по-своему, не ожидая одобрения.
— Дочери сказали о вчерашнем? — спросила Кира, заваривая чай.
— Написала, что плохо себя чувствую.
— И?
— Прислала гифку с сердечком.
Кира хмыкнула.
— Моя бы прислала статью о пользе свежего воздуха и медитации. Дочь у меня — адепт здорового образа жизни.
— А сама?
— Что сама?
— Приезжает помочь? — уточнила Галина.
Кира отвела взгляд.
— У неё концерты, гастроли. Всё время на колесах. А я справляюсь. — Она решительно сменила тему. — Вы-то сами кем работали?
— В лаборатории. Тридцать два года стажа. Пробирки, микроскоп, анализы.
— И нравилось?
Галина задумалась. Никто никогда не спрашивал, нравилась ли ей работа.
— Нравился порядок. Точность. А ещё я рисовала для журнала. Иллюстрации к научным статьям.
— Серьёзно? — Кира оживилась. — У меня дома где-то должны быть эскизы театральных декораций. Я тоже рисовала. Не для работы, для души.
Они проговорили два часа. О работе, о книгах, о фильмах. О прошлом — легко, без надрыва. Кира оказалась удивительной собеседницей — внимательной, с острым умом и неожиданными суждениями.
— Знаете, — сказала она, доедая вторую булочку, — в этих социальных сетях есть что-то неправильное. Дочь показывает мне картинки своей жизни, а я ставлю лайки. Вроде участвую, а на самом деле — нет.
— Иллюзия близости, — кивнула Галина.
— Точно! А вы заметили, что они никогда не показывают плохое? Только глянец. Красивая тарелка, красивый закат, красивая улыбка. А мы смотрим и думаем — какая прекрасная у них жизнь. Но ведь это неправда.
— Может, они просто не хотят нас расстраивать?
Кира покачала головой.
— Не думаю. Им просто так удобнее. Отправил красивую картинку — и свободен. Не нужно говорить о настоящем.
В дверь неожиданно позвонили. Галина открыла. На пороге стояла молодая девушка, почти ровесница Олеси.
— Извините, вы не получали мою посылку? Курьер сказал, что оставил соседям, а номер квартиры не записал.
— Нет, ничего не приносили, — ответила Галина.
Девушка заглянула в квартиру и увидела Киру.
— Ой, здравствуйте! Вы же с двадцать пятого? Я ваша соседка, Таня. Квартира напротив.
— Очень приятно, — кивнула Кира. — Заходите на чай. У нас тут девичник.
Таня замялась.
— Я не хотела мешать...
— Вы не мешаете, — улыбнулась Галина. — Заходите.
Девушка неуверенно переступила порог.
— Я правда ненадолго. Мне ещё работу сдавать.
— Кем работаете? — поинтересовалась Галина.
— Дизайнер. Фрилансер. А ещё учусь на вечернем.
Они втроём сидели на кухне. Три женщины разных поколений. Таня рассказывала о своих проектах, а Кира с Галиной слушали, изредка переглядываясь. В какой-то момент разговор зашёл о родителях.
— Мои в Твери, — сказала Таня. — Мама всё зовёт приехать, а у меня то дедлайны, то сессия. Созваниваемся раз в неделю, но она говорит, что этого мало.
Кира и Галина обменялись понимающими взглядами.
— Знаешь, — задумчиво произнесла Кира, — а ведь моя дочь в Сочи сейчас наверняка говорит что-то похожее своим друзьям. «Мама всё зовёт приехать, а у меня концерты, репетиции». А потом выкладывает фото с велотренажёра на балконе. Я спрашиваю: «Как ты?» А она отвечает: «Красиво, мама. Очень красиво».
Галина тихо добавила:
— А ты как?
— А я стала мемом, — пожала плечами Кира. — Только без лайков.
Таня замерла с чашкой у губ. В её глазах промелькнуло что-то — не осуждение, не жалость. Тревога. Будто в зеркале на мгновение мелькнуло её будущее.
— Мне пора, — вдруг сказала она, вставая. — Спасибо за чай. Я... я позвоню маме сегодня.
Когда дверь за ней закрылась, Кира хмыкнула:
— Думаешь, позвонит?
— Не знаю, — Галина пожала плечами. — Но что-то в ней дрогнуло. Я видела.
Они помолчали. А потом Кира сказала то, что перевернуло что-то внутри Галины:
— Знаешь, я ведь не всегда была мамой, которая ждёт звонка. Когда-то я сама не звонила своей матери.
Пока ещё можно позвонить
Галину разбудил звонок. Она схватила телефон, сердце подпрыгнуло — неужели Олеся?
— Это я! — раздался голос Киры. — Жива? Таблетки пьёшь? Я уже выхожу к тебе.
— Со мной всё...
Гудки. Галина улыбнулась. Странно, но она ждала этого вторжения. Ждала Киру — бесцеремонную, шумную, настоящую.
Телефон мигнул. Сторис от Олеси: пустынный берег, подпись «наконец-то одна». Галина впервые выключила звук. Не стала писать в ответ.
Кира ввалилась с пакетом и коробкой.
— Французское кино. — Она помахала диском. — Про одинокую женщину, которую случайно включили в чужую семью.
— Комедия?
— Трагифарс. Как наша жизнь.
Они устроились на кухне. Кира достала булочки с корицей и какую-то необычную приправу.
— Правда, что ты слышишь всё в доме? — спросила Галина.
— Не всё. Только то, что выбивается из ритма. Привычные звуки сливаются в фон. А когда что-то не так — мелодия меняется. Шаги другие, двери хлопают иначе. — Кира подняла чашку.
— Дочь ответила?
— Берег и одиночество.
— А моя выложила фото с партитурой. Подписала: «Музыка — мой кислород».
Они переглянулись. Вдруг Кира заговорила тише:
— Я сама не звонила матери. Месяцами. Она в деревне жила, телефон только на почте. Каждое воскресенье ждала моего звонка по расписанию. А я забывала. То спектакль, то свидание, то спала после ночной смены. Она стояла на холодной почте, а я... существовала.
— Что произошло?
— Позвонила однажды, а ответила соседка: «Опоздала, дочка. Мать две недели как проводили». Вот так. — Кира смотрела в окно. — Даже на прощание не успела.
Галина молчала. Любые слова казались пустыми.
— Самое жуткое, — продолжила Кира, — не могу вспомнить наш последний разговор. О чём говорили? Что обещала? Пустота.
За окном стучал дождь. Капли разбивались о стекло.
— Я теперь почти не сплю, — призналась Галина. — Всё думаю: если завтра не проснусь — Олеся будет жалеть, что не позвонила? Или просто выложит фото с подписью: «Моя мама. RIP».
— Она любит тебя.
— По-своему. Но любить на расстоянии так удобно. Отправил анимашку — и чист.
— Они другие. — Кира разлила чай. — Для них чувства — это эмодзи и хештеги. Жизнь в фильтрах.
— Кстати, — Галина поставила чашку, — как думаешь, Таня позвонила своей маме?
— Соседка? — Кира хмыкнула. — Может, и набрала номер. Из чувства вины. Ненадолго хватит.
— Почему?
— В её возрасте кажется, что время бесконечно. Что все важные разговоры ещё впереди.
— Мы разве были другими? — Галина подалась вперёд. — Нам не казалось, что родители вечны?
Кира задумалась.
— Были такими же. Только без этой подмены. Ты либо рядом, либо нет. Либо говоришь, либо молчишь. А сейчас лайкнул фотку — вроде и участвуешь.
Они смотрели на потоки воды, размывающие очертания двора. Две женщины, связанные пять дней назад случайным стуком.
— Таня напомнила мне Олесю, — сказала Галина. — Вечная спешка. Вечное «некогда».
— А мне — себя, — отозвалась Кира. — Молодую и уверенную, что завтра никуда не денется.
Тишина обволокла их. Пахло корицей и несказанными словами.
— Этот мем «позвонила не дочь», — Кира провела пальцем по краю чашки, — он ведь не смешной. Он как будильник. Для тех, кто ещё может набрать номер. Кто ещё успеет.
Галина взяла телефон. Посмотрела на экран с непрочитанной сторис. Палец завис над кнопкой вызова.
— Пока ещё можно, — прошептала она.
Кира улыбнулась. В глазах — не жалость, понимание.
— Знаешь, — сказала она, — когда-нибудь позвонит твоя дочь. Или ты позвонишь. И всё остальное перестанет иметь значение.
— А если никто не позвонит?
Кира пожала плечами.
— Тогда будем смотреть французское кино. И учиться жить дальше. Без ожидания.
Телефон в руке Галины внезапно ожил. Экран вспыхнул, высветив имя, от которого перехватило дыхание:
«Олеся вызывает...»
***
Этот рассказ заставил вас вспомнить о несделанном звонке? Или, наоборот, о полученной вместо звонка гифке? Расскажите в комментариях.
Подписывайтесь. Я пишу о том, что происходит за закрытыми дверями обычных квартир, но о чем редко говорят вслух.
Буду благодарна за билет на тот самый французский фильм про одинокую женщину.
***