На Пасху в деревне Никольском было тихо и светло. Весь день звонили колокола, звали людей в храм, а после службы — на кладбище, помянуть усопших. Вереницей шли женщины с белыми платками, с корзинами, в которых лежали куличи, крашеные яйца и букеты живых цветов — нарциссы, тюльпаны, ирисы. Кто-то садился у могилки, молился, кто-то просто стоял молча, поглаживая рукой старый, тёплый от солнца крест.
Светлана Егоровна, как всегда, пошла на кладбище рано, после службы. Принесла своей матери охапку едва раскрывшихся тюльпанов, перевязанных белоснежной ленточкой — «мамины любимые», как говорила каждый год. Посидела, прошептала молитву, постояла немного, прижавшись к оградке. Потом пошла домой — дома дочка с внучкой ждали.
А вечером, когда всё уже стихло, когда последний костёл смолк, а люди разошлись по домам, через кладбищенскую калитку просочился он — Игорь. Парень был тихий, худой, работал грузчиком в районном магазине. Учился кое-как, по молодости увлёкся азартом, потом бросил, стал держаться за любую работу. В деревню попал к бабке по материнской линии — та приютила, хоть и часто ворчала.
Игорь встречался с Аленой — девушка красивая, но простая, из соседнего села. Её мать с ним говорить не желала: мол, не пара, ни жилья, ни работы нормальной, одни мечты. А Игорю хотелось доказать, что он достоин. И вот увидел он на одной могилке — на ухоженной, с кованой оградкой — пышный букет розовых тюльпанов, перевязанный белой лентой. Цветы были свежие, дорогие. Кто-то из городских, видать, привёз. Он оглянулся — никого. Сумерки уже стелились по земле. Игорь молча взял букет, прижал к груди и быстро зашагал прочь.
Поздно вечером он пришёл к Алене. Она вышла к нему в куртке поверх халата, немного удивлённая.
— Это тебе, — протянул он букет, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Ты?.. Где ты такие нашёл? — спросила, улыбаясь.
— Да… неважно. Подарок просто, — отмахнулся он.
Алена взяла цветы, вдыхала аромат, гладила лепестки. Улыбалась. Впервые он увидел в её глазах тепло. Букет она поставила в вазу на столе, потом долго ещё разглядывала его — как будто сама себе не верила.
Ночью всё началось.
Сначала — дрожь. Её знобило, руки горели. Потом — резкая температура, будто изнутри кипяток. И сыпь — мелкая, алая, по шее, груди, рукам. А потом — странные сны. Ей мерещились лица — не страшные, но очень печальные. Женщины в черных платках стояли возле неё, глядели молча, будто укоряли. Потом кто-то из них произнёс: «Зачем взяли не своё?»
Алена проснулась в холодном поту. Вызвала «Скорую». Врачом оказалась пожилая женщина, с седыми косами, заколотыми под платок. Говорила тихо, но властно.
— Аллергия, — сказала, осматривая высыпания. — Цветы приносили в дом?
— Да… вчера вечером, молодой человек принёс букет… — Алена запнулась. — Он никогда таких не дарил… А тут… тюльпаны… поздно принёс.
Старая врач нахмурилась.
— А вы знаете, откуда эти цветы?
— Нет… — она покачала головой.
— Выбросьте. Сейчас же. И скажите ему — никогда больше ничего не брать с кладбища. Ни цветка, ни камешка, ни ветки. Ничего. Живое от мёртвого не берут. Особенно на Пасху. Это дни, когда душа ближе к земле. В такие дни любое неуважение — не просто ошибка.
Алена промолчала. Потом, как только врач уехала, собрала букет, пошла босиком в огород и зарыла его под яблоней. До утра не спала.
На следующий день ей стало легче. Температура ушла, сыпь побледнела. Сны перестали мучить, но чувство тревоги не отпускало.
А Игорь пришёл ближе к вечеру. Постучался, вошёл.
— Как ты? — спросил, неуверенно.
— Нормально, — ответила она тихо. — Игорь… откуда ты взял те цветы?
Он потупился. Молчал. Потом признался.
— С кладбища. С одной могилы. Красивые были, я думал, ну… просто…
Алена смотрела на него долго. В её взгляде не было злобы. Только усталость.
— Я их выбросила, — сказала. — Больше так не делай. Никогда.
Он кивнул, смущённо. А потом, вдруг, спросил:
— А ты веришь в это всё?
Алена пожала плечами:
— Я не знаю, верю ли. Но мне снились женщины. И одна из них сказала: «Не бери чужое». Мне этого хватило.
С тех пор прошло несколько лет. Игорь устроился работать на пилораму, потом на стройку. Подкопил денег, купил старую «Ниву». Стал возить людей в район, подрабатывать. Потом женился на Алене. Живут скромно, но честно. Цветы он ей теперь всегда сам выращивает — у них за домом большой палисадник. Тюльпаны, нарциссы, пионы. Каждый год к Пасхе он сажает новые луковицы.
И никогда, никогда больше не берёт ничего чужого. Особенно с кладбища. И если слышит, как кто-то говорит, мол, «что там, мёртвым всё равно», только молча качает головой.