оглавление канала, часть 1-я
Сделал приглашающий жест:
- Подходите по одному…
Первым подошел самый молодой. Осторожно, словно опасаясь, что ключи могут укусить, положил ладонь на первый из ключей. Постоял, будто прислушиваясь к чему-то. Разочарование явно было видно на его лице. Потом он положил ладонь на второй ключ, и опять без результата. Когда его рука легла на третий ключ, в его глазах вспыхнула радость. Он посмотрел на отца Андрея и, почему-то шепотом произнес:
- Я его слышу…
Благочинный скупо улыбнулся в седую бороду, но было видно, что все это время он тоже волновался, а теперь, когда парень нашел свой ключ, его лицо выражало удовлетворение вместе с облегчением. Он проговорил своим густым голосом:
- Возьми его и отойди в сторону… Ключ еще пока не принадлежит тебе в полной мере… Но скоро… - И, глянув на меня обнадеживающим взглядом, произнес: - Скоро все вернется на круги своя… И мы, наконец, сможем восстановить Великий Круг.
Я ничего не ответила, только слегка наклонила голову в знак согласия. Почему-то я не испытывала особой радости от того, что ключ нашел своего носителя. Во мне какой-то удушливой волной продолжала подниматься тревога, которой я не могла найти никакого объяснения. Мне ужасно захотелось сейчас же на воздух, чтобы вздохнуть полной грудью прохладу реки, напоенную терпким запахом трав и хвои, прогретой за день. Я даже решила, что то, что поднималось мутью во мне, объяснялось не тревогой, а обычной нехваткой свежего воздуха. Хотя в помещении было довольно свежо, и воздух тут не был затхлым.
Тем временем второй носитель обрел свой ключ и сейчас стоял с совершенно обалдевшей от счастья физиономией. Видимо, перед процедурой принятия ключа его одолевали некоторые сомнения. Насколько я понимала, эти люди были либо прямыми потомками носителей, либо их дальними родственниками. Впрочем, могло быть и совсем по-другому. Ведь я не была родственницей бабы Насти, и тем не менее, я стала носителем ключа. Подумалось, что мы на самом деле ничего не знаем о своем прошлом, о Родовых связях, да и вообще ни о чем. Мы даже историю изучаем, как чуждое и нас не касающееся. Просто, словно читаем обычную беллетристику, которую почти сразу же и забываем, как что-то незначительное. А ведь именно там, в глубине лет, скрыты все наши тайные страхи, наши знания и понимание мира. Мы напоминаем бабочек-однодневок, которые просто проживают свой недолгий век, ни о чем не задумываясь и не беспокоясь о том, что что-то должны отдать этому миру, как некую благодарность за собственное существование. Хорошо, если просто прожили, не причинив никому зла. А если поддались сладкому шепоту тьмы и сотворили нечто такое, что еще долго будет отзываться в будущих поколениях наших детей и внуков? Осознавать это было очень горько. И ведь, пока нас «жареный петух» не клюнет в какое-нибудь наиболее уязвимое место, даже и не задумаемся над этим! Вот что было досадно!
Мысли сами текли у меня в голове, словно тоненький поток воды, расслабляя и почти убаюкивая. Уже четвертый носитель стоял у стола, когда раздался скрежет открываемой двери, и в помещение… ворвалось несколько человек, мужчин. Это было настолько неожиданно, что все онемели на несколько мгновений, пытаясь понять, что же происходит. Все крепкие, натренированные, подтянутые, с бритыми головами, тяжелыми подбородками и холодными взглядами через прорези прищуренных глаз. Они были похожи, словно родные братья. Только один из них отличался от остальных субтильностью фигуры и лицом, очень похожим на узкую мордочку хорька с маленькими хитрыми и злыми глазками. Все были вооружены пистолетами с глушителями. Один из парней одной рукой крепко держал за плечо Власа, а другой держал нож у самого горла так, что на шее у несчастного был виден порез, из которого тоненькой струйкой на воротничок застиранной клетчатой рубахи сочилась кровь. Рядом с бравыми ребятами маленький письмоводитель выглядел карликом. Его большие глаза смотрели на отца Андрея виновато и покаянно. Он вдруг прохрипел тихо:
- Прости, отче… Не доглядел…
Державший его мужчина «легонько» тряхнул его за плечо и прошипел:
- Заткнись… Будешь говорить, когда велят.
Влас трудно сглотнул и замолчал, поникнув серой выцветшей тряпкой в руках здоровячка. «Хорек» вышел чуть вперед и насмешливо писклявым голосом проговорил:
- Так, так, так… Кажется, мы вовремя… - Потом, чуть обернувшись к своим парням, с некоторой долей досады проговорил: - А я ведь говорил… Я предупреждал…! Дурит нас Казимир, пройдоха старый!!! Все себе решил захапать!!!
Отец Андрей, воспользовавшись тем, что какое-то мгновение на него никто не смотрит, сделал один маленький шажок в сторону, пытаясь выйти из-за стола, который отделял его от пришедших. Но «хорек» (на то и хорек) среагировал молниеносно. Направив пистолет мне в голову, с ядовитой усмешкой проговорил:
- Нет, нет, нет… Отче… не вздумайте свои фокусы показывать. Прострелю девчонке башку, моргнуть не успеете. Не жалко? Я наслышан про ваши «вуду», но со мной этот номер не пройдет. – У отца Андрея ни один мускул не дернулся, а лицо было похоже на застывшую маску. «Хорек» изобразил на своей мордочке разочарование и проговорил голосом фиглярствующего клоуна: - Не боитесь? Ах, да… Носителей ключа нельзя убить! – Выражение его лица моментально изменилось, из добродушного клоуна он в миг превратился в мелкого злобного грызуна, которым и был всегда. Свистящим шепотом он протянул: - Убить – нельзя, но ведь можно покалечить. А потом, я думаю, несколько пуль в голову пробьет и это ваше «нельзя». – Он опять принял насмешливо-добродушный вид. – А, впрочем, понимая, с кем имею дело, я подстраховался… - И он продемонстрировал в другой своей руке какую-то черную коробочку, не больше спичечного коробка. – Подземный ход заминирован, и стоит вам даже попытаться сделать какую-нибудь глупость, как ваш монастырь взлетит на воздух вместе со всеми вашими «братьями»… - Закончил он, произнеся последнее слово с особой издевкой.
Я чуть не присвистнула. Да уж… Сразу становилось понятно, что ребята серьезные, и с юмором у них была большая проблема. Это тебе не Сташевский с интеллигентскими замашками и обходительностью! Было понятно, что у хозяев Казимира кончилось терпение, и они решили сами брать быка за рога, так сказать. Как ни странно, но, несмотря на критическую ситуацию, страшно мне, почему-то, не было. Я даже чувствовала некоторое облегчение от того, что моя тревога была вызвана предчувствием вот этого обычного бандитского налета, а не чем-то более серьезным. Отец Андрей тоже был спокоен. Глаза его, похожие на сталь клинка, смотрели пристально, с прищуром на пыжившегося изо всех сил коротышку. И в нем тоже не чувствовалось ни паники, ни страха. Он произнес ледяным тоном, и только легкая хрипотца в голосе выдавала его волнение:
- Как вы прошли стражей?
«Хорек» сдавленно хихикнул:
- Волнуетесь за своих стражей? Не волнуйтесь… Они, ни о чем не подозревая, по-прежнему охраняют два прохода. Только мы воспользовались другим путем. Вы теряете хватку, отче… Время и спокойная жизнь сделали вас беспечными. (Вот тут я с «хорьком» была, кстати, полностью согласна.) Думаю, слава вашего братства сильно преувеличена. Вы забыли о третьем проходе. – Видя, как у благочинного слегка поднялись вверх брови, этот шут опять заговорил беспечно-радостным писком: - Знаю, знаю… Проход завален… - Он прищурился так, что его и без того маленькие глазки стали похожи на две едва различимые щелочки, и заговорил вкрадчивым голосом: - …Только вот завал оказался не таким уж и большим. Мои люди потихоньку его расчистили, и мы прошли, совершенно никем не замеченные. Так что уповать вам на своих людей не стоит. Они ни о чем не догадываются. Мы ведь тоже кое-что умеем…
На лице благочинного отразилось явное облегчение. Люди не пострадали, а дальше… Он едва заметно усмехнулся и, словно в раздумье, сгреб ладонью свою бороду, первый человеческий жест за все время налета. До этого он напоминал говорящий памятник. Спросил, словно к нему обратились с просьбой:
- Ну… Так и чего вы хотите? Ключи? Так они вам не подчинятся, даже и не мечтайте. Сташевский думал, что овладел ими, и что в итоге?
У «хорька» на лице промелькнуло сомнение. Спокойствие отца Андрея… Нет, даже не спокойствие, а насмешливое равнодушие благочинного ему явно намекало, что что-то за этим всем кроется, какой-то подвох, которого они не ждут. Все эти эмоции отразились на лице «хорька». Но черная коробочка у него в руке, нож у горла Власа и пистолетное дуло у моего виска вернули ему уверенность. С легким прищуром он поглазел еще на благочинного, потом осмотрел суровые лица новых носителей ключей, каковыми они, кстати, еще до конца и не стали, и проговорил, выпятив острый подбородок вперед:
- Сташевский – надутый индюк. Слишком много воли взял. Он думал, что умнее всех со своей докторской степенью или какой там еще! – Он на мгновение задумался и проговорил, словно самому себе: - Хотя с происшествием в его доме следовало бы разобраться более детально. – Потом, словно опомнившись, что он не один, проговорил с излишней самоуверенностью: - А вот нам ваши ключи без надобности. Слишком хлопотно с ними. Вы сами нам откроете свое хранилище. Что произойдет в случае отказа, я вам говорить не буду, надеюсь, догадаетесь… Верю, что на это вашей хваленой проницательности будет достаточно. – И захихикал икающим смехом, напоминающим кваканье жабы, по нечаянности проглотившей колючку.
Отец Андрей посмотрел на него с легкой насмешкой и проговорил:
- Но мы не можем открыть вам хранилище. Вы, должно быть, знаете, что для этого необходимы все семь ключей. А у нас в наличии только шесть. Без седьмого ключа это попросту невозможно.
Торжество на лице «хорька», когда он выслушал благочинного, сказало мне все. Вот он, тот самый «туз в рукаве», который никто из нас предвидеть не мог. Или мог? Но если и так, то совершенно точно, это была не я. В груди свернулся холодный комок предчувствия чего-то, не скажу, «нехорошего», скорее, просто катастрофичного. «Хорек» обвел нас всех насмешливым взглядом «грызунских» глазок и пропищал торжественно:
- Это я как раз знаю. У вас нет седьмого ключа, зато он есть у нас! – Не оборачиваясь назад, громко провозгласил: - Ваш выход, маэстро!
А я затаила дыхание, пытаясь угадать, кто там за «маэстро» такой, у которого этот самый седьмой ключ имеется? Хотя уже в глубине души, откуда-то из-за ледяной стены беспокойства, у меня в мозгу уже выплыло имя. И когда, откуда-то из мрака подземного хода, из-за спин налетчиков показался Волков, я не упала в обморок, не кинулась на него, пытаясь расцарапать его наглую рожу. Только чуть сильнее стиснула челюсть, не желая признаться самой себе, что где-то у меня все же теплилась надежда, что он не окажется таким уж отпетым мерзавцем, как всегда хотел это показать.
