Пятница. Самый долгожданный день недели.
Для кого-то — потому что короткий рабочий.
А для меня — потому что один единственный, когда никого нет.
С утра всё сделала: сходила в магазин, приготовила на выходные борщ, срезала сухие листья у орхидеи, вытерла пыль и даже сварила компот из яблок. Павел, сын, на работе. Тишина. Радио еле слышно бубнит про какие-то пенсии, я сижу на кухне, сижу впервые за день.
Поставила себе чай. Открыла газету.
А потом — дзинь.
Домофон.
Я вздрогнула. Сердце привычно замерло. Это не звонок в дверь — это тревога. Как будто кто-то стучится не в квартиру, а в мой покой.
— Кто? — спрашиваю в трубку.
— Валюша! Это мы, Оксана с Костиком! Мы тут с мамой рядом были — решили заглянуть!
«Конечно... рядом. Опять.» — подумала я и нажала кнопку. Потому что воспитание у меня с 60-х: не пускать — неудобно, высказывать — грубо, а сказать "не приходи" — так вообще грех.
Через две минуты они уже в прихожей:
Костик — внук Оксаны, шмыгает носом и бросает портфель на пуфик.
Оксана — моя невестка, жена Павла, веселая, шумная, вечно на ходу.
С ними — Людмила Петровна, её мама. Мы раньше почти дружили. Теперь — "семья".
— Ой, Валечка, у тебя, как всегда, чисто! — щебечет Людмила, раздеваясь.
— Мы буквально на полчасика, — говорит Оксана. — У Костика была консультация у логопеда. Решили заодно заглянуть. Он проголодался, а мы так торопились, что не поели...
Я слушаю — и всё внутри сжимается.
Потому что "заглянуть" у них — это значит «поесть».
«На полчасика» — значит минимум на два часа.
А у меня борщ — на завтра, хлеб — на одного, чай — на троих, а не на пятерых. Пенсия — 17 тысяч, из них коммуналка, лекарства, мелочь на продукты, а потом — хоть трава не расти.
Оксана уже хозяйничает на кухне:
— Поставлю чайник? И Костику что-нибудь бы перекусить... У тебя, как всегда, пирожки, да?
Я встала. Медленно. И почувствовала: всё. Хватит.
Я подошла к ней, и голос мой прозвучал неожиданно спокойно — но громко:
— Оксана, я не столовая, чтобы кормить всех подряд.
Она обернулась, как будто не поняла.
— Что?.. Вы о чём?
— О том, что я не готова больше кормить внезапных гостей. Ни морально, ни физически, ни финансово.
Кухня замерла. Людмила Петровна замерла в коридоре, Костик даже выронил свой рюкзак.
— Валентина Григорьевна, мы... мы не хотели... — пробормотала Оксана. — Просто решили заглянуть.
— Вы всегда "просто заглядываете", — сказала я. — И каждый раз я вытаскиваю из холодильника еду, делаю чай, ставлю посуду, потом всё мою, остаюсь без куска хлеба, потому что вы ушли, а до пенсии — неделя.
Молчание. Густое, как манная каша без масла.
— Но... Мы же семья, — сказала Людмила. — У нас всё общее.
— А продукты у кого-то одного, — отрезала я. — У меня.
Оксана отвела глаза. Людмила Петровна вздохнула.
Костик — маленький, но умный — подошёл ко мне и тихо спросил:
— Бабушка Валя, ты обиделась?
— Нет, солнышко, — я присела и обняла его. — Я просто устала. Очень.
В этот момент в замке повернулся ключ. Пришёл Павел.
Зашёл — и застыл.
— Что случилось?
— Да ничего, — сказала Людмила. — Мы, пожалуй, пойдём.
Оксана молча одела Костика и ушла, даже не поцеловав на прощание.
Людмила Петровна задержалась в дверях:
— Знаешь, Валя... Ты бы просто сказала. Не надо было так.
Я не ответила. Потому что говорила. Глазами, жестами, усталостью. Только никто не слышал.
Вечером Павел подошёл ко мне на кухне:
— Мам. Ты правда всё это одна тащишь?
Я посмотрела на него. Вроде взрослый, умный. Но слепой.
— А ты думал, кто покупает картошку, морковку, хлеб, масло, когда приходят "мимоходом"? У меня что — поле с капустой за окном?
Он молчал.
— Паш, — сказала я, — я получаю 17 тысяч.
4 — за квартиру.
3 — лекарства.
Остаётся 10. На еду и прочее.
И вот эти 10- ку я делю — на месяц. На завтраки, обеды, ужины. И каждый неожиданный гость — это, по сути, минус день. Минус два. А вы приходите и не замечаете. И я не жалуюсь, я хочу чтобы ты понял.
Павел сел. Сильно поседевший за последний год, уставший, но всё ещё мой сын.
— Мам, прости. Я правда... не задумывался.
— Я не против гостей. Я против того, чтобы я оставалась потом с пустым холодильником и пустой тарелкой. И ещё после это чувствовала себя виноватой, что не «накормила».
Он молча кивнул.
Потом обнял.
И добавил:
— Мы с Оксаной будем приносить продукты, хорошо? Сами. Каждый раз. Ты — не столовая.
Ты — мама. И ты должна отдыхать.
Через неделю зашёл Костик. Один.
В руках пакет — яблоки и вафли.
— Это тебе. От меня. Ты не столовая, но я всё равно люблю твои бутерброды.
Я засмеялась.
И поняла: вот за это — всё и терпела. И за это же — не хочу терпеть больше.
А в пятницу снова зазвонил домофон.
Я не вздрогнула. Я просто подошла.
— Кто там?
— Мы с Оксаной. У нас продукты. Пирог и курица. Можно?
Я нажала кнопку.
Открыла.
И знала: в этот раз будет по-другому.
А вы умеете говорить "нет", когда вам тяжело?
Было ли у вас ощущение, что доброта — это уже обязанность?
Как вы выстраиваете границы с близкими? Делитесь опытом.
Расскажите в комментариях — здесь вас точно поймут.
Если вам близки тёплые, настоящие истории — оставайтесь с нами.
А если хочется вдохновения и напоминания о том, что добро действительно существует — даже если его не видно с первого взгляда — загляните в статью «Не видишь — не значит, что не спасают: 46 тысяч жизней, про которые ты не знал». Иногда самые тихие поступки — самые сильные.
Подпишитесь на «Читающую Лису» — здесь всегда есть что почитать и с кем поговорить по душам.
Как подписаться? Кликните на изображение ниже, и вы окажетесь на главной странице канала, где справа есть кнопка "Подписаться". Один клик на нее – и вы подписчик!