— Вы все хотите меня обобрать! — кричала Анна Петровна. — Ждете, словно стервятники, кружите. Где моя квартира? Куда ты ее дела, продала, да?!
— Мама, прекрати, — мягко, словно с ребенком, заворковала Татьяна. — Ты у меня в гостях временно.
— Я домой хочу, погостила и хватит, — заявила Анна Петровна в ответ.
Вот уже два дня Татьяна старалась привыкнуть к тому, что мама в свои восемьдесят живет с ней. До сих пор мать упиралась, но после недавнего происшествия Татьяна больше не могла оставить мать в ее квартире одну.
И вот, та снова никого не узнавала.
— Где я? — пожилая женщина застучала по столу. — Позовите маму и папу, хочу домой, пусть меня заберут.
— Мам, успокойся, — попросила она, протянув руку к Анне Петровне. — Тебе нужно поесть, пойдем, я поставлю чайник.
— Не трогайте меня! — закричала женщина. — Отец говорил, не разговаривать с чужими!
Татьяна нахмурилась.
Не в первый раз за последние месяцы мать не узнавала ее, иногда на несколько минут, а порой на целый день.
— Я Таня, твоя дочь, — мягко произнесла она, подходя ближе и опускаясь перед матерью на корточки.
Анна Петровна сфокусировала взгляд на ее лице, и в глазах мелькнуло узнавание.
— Танечка... — пробормотала она. — А я думала... Ну, это неважно.
Она вздохнула.
— Ты знаешь, я, кажется, плиту не выключила... Надо проверить.
— Мама, ты уже два дня у меня гостишь, — Татьяна осторожно взяла ее за руку.
Татьяна прикусила губу. Вчера она нашла мать на полу в ее квартире, Анна Петровна не помнила, как упала. На плите обнаружилась кастрюля с полностью выкипевшей водой. В холодильнике — просроченные йогурты и скисший суп, который она варила в свой прошлый приезд.
Счета за коммунальные услуги, наконец-то, мать не сумела их спрятать достаточно быстро, валялись на столе среди рекламных газет. Они не оплачивались несколько месяцев.
— Долго мне у тебя еще гостить? — Анна Петровна мгновенно напряглась. — Нет-нет-нет! Я хочу домой! Ты не имеешь права!
Татьяна молча села рядом, обняла мать за плечи, чувствуя, как они дрожат. Она знала, что делает все правильно, но почему же тогда так больно?
— Я не хочу быть обузой, — всхлипнула Анна Петровна, внезапно меняя тон. — Сама справлюсь, Танечка. Я самостоятельная.
— Ты не обуза, мама, — Татьяна вздохнула. — Просто... Так нужно. Всем так будет лучше.
***
Шесть месяцев пролетели как один долгий, бесконечный день.
Татьяна вставала, с трудом разгибая спину. Пора менять подгузник, она старалась не думать о том, что сама уже немолода, но слышала, как собственные суставы скрипят от усталости. Чувствовала, что сердце пошаливает, особенно когда Татьяна поднимает мать с постели.
Днем она готовила, кормила, меняла простыни, стирала, давала лекарства. Ночью просыпалась от каждого шороха, боясь, что мать встанет в темноте и упадет. Каждый день был похож на предыдущий. Раз в неделю к ней заходил сын Артем — единственная отрада. С ним можно было хоть немного поговорить о чем-то, кроме лекарств и врачей.
— Ты это, отравить меня хочешь? Кашу неправильно приготовила, — ворчала Анна Петровна, отодвигая тарелку. — Она слишком... Не такая.
— Какая не такая, мама? — устало спрашивала Татьяна, уже зная, что внятного ответа не получит.
— Просто не такая, с привкусом! — раздраженно выкрикивала мать. — Вечно ты меня не слушаешь!
А сегодня настроение у матери было еще хуже обычного. С утра она дважды сбрасывала на пол чашку с чаем, требуя, чтобы ее вернули домой, а потом час плакала, глядя в окно.
— Мама, прими лекарства, пожалуйста.
Татьяна осторожно присела на край кровати с подносом, стараясь не потревожить колено, которое последние дни особенно сильно ныло.
— Вот таблетки от давления и витамины.
Анна Петровна смерила ее колючим взглядом. В последнее время такие моменты ясности сознания становились все реже, но когда они случались, Татьяна почти скучала по маминой растерянности. По крайней мере, тогда мать не была такой... Злой.
— Ты забрала меня к себе столько времени назад, — прищурив глаза, Анна Петровна погрузилась в свои мысли. — Уже оформила опеку? Украла все мои накопления? Мне срочно надо в сберкассу проверить деньги на книжке.
— Мам, не надо, выпей таблетки, пожалуйста, — взмолилась Татьяна.
— Да сейчас! Сама сначала выпей, — пробормотала Анна Петровна. — Мало ли чем ты меня тут травишь.
Татьяна смотрела в одну точку. Очень хотелось плакать.
За плечами бессонные ночи, постоянная боль в спине, страх каждую минуту, что с матерью что-то случится, когда она отвернется. Шесть месяцев она не видела подруг, не ходила в театр. Забыла, когда в последний раз читала книгу, все время и силы уходили на заботу о матери.
И эти бесконечные разговоры про деньги. Господи, сколько уходило на памперсы, лекарства, специальное питание... Мамина пенсия даже вполовину не покрывала эти расходы.
— Что ты такое говоришь? — Татьяна наконец обрела голос, но он звучал как будто издалека.
— То и говорю! — в глазах Анны Петровны блеснуло почти торжество. — Я же не слепая. Ты меня сюда притащила, а теперь командуешь. Думаешь, я не вижу, как ты мою сберкнижку прячешь?
Татьяна сглотнула. Карточку, а не сберкнижку, она действительно забрала после того, как мать в очередной приступ забывчивости попыталась пообедать пластиком, приняв за печенье.
— Я только хотела помочь, — тихо сказала она.
— Помочь моим деньгам перекочевать в твой карман! — Анна Петровна почти кричала, ее глаза горели нездоровым огнем. — Знаю я таких помощников!
В этот момент дверь распахнулась. Вошел Артем, сын Татьяны, его лицо выражало полное недоумение.
— Это что тут происходит? — спросил он, переводя взгляд с бабушки на мать.
Татьяна молчала, горло сдавило так, что она не могла выдавить ни слова.
— Вот, полюбуйся на свою мать! — Анна Петровна резко повернулась к внуку, ее голос дребезжал. — Притащила меня сюда, запихнула в эту каморку, отобрала все мои документы, даже сберкнижку с пенсией!
— Бабушка... — Артем растерянно провел рукой по волосам. — Ты же знаешь, что...
— Что я знаю? Да мать твоя всегда была жадной. Потому и отец твой от нее ушел, не выдержал! А теперь вот и до меня добралась, — Анна Петровна всхлипнула, сморщив лицо в жалобную гримасу.
Татьяна вздрогнула, будто ее ударили. Муж не уходил, он умер от инфаркта, когда сыну было пятнадцать. Она до сих пор помнила, как кричала в телефонную трубку, вызывая «Скорую», а потом сидела над ним на полу, выполняя указания диспетчера, пытаясь спасти. Но не успела.
— Бабуль, ты что несешь?! — Артем заговорил с ней, как с ребенком. — Мой отец умер, ты же знаешь это. Вспоминай.
Анна Петровна на секунду растерялась, в ее глазах мелькнула тень замешательства. Но только на секунду.
— Не смей повышать на меня голос, мальчишка! — она стукнула ладонью по одеялу. — Я еще в своем уме! И прекрасно вижу, что происходит. Думаете, я не понимаю? Сговорились вы! Чтобы квартиру мою забрать!
Татьяна сжала зубы. Сколько раз за эти полгода она слышала подобные обвинения? Десятки? Сотни? Каждый раз говорила себе, что мать не в себе, что это болезнь говорит, а не она. Но сейчас ей было даже не обидно, а очень больно и горько.
— Бабушка, как ты можешь такое говорить? Мама сама уже немолодая, но ухаживает за тобой круглосуточно! Совершенно бескорыстно!
— Не нужен мне никакой уход! — огрызнулась Анна Петровна. — Я прекрасно сама справлюсь. Отвезите меня домой. И все.
— Куда домой? — не выдержал Артем. — В квартиру, где ты едва не сожгла дом, забыв выключить плиту? Где мы тебя нашли на полу после падения?
Татьяна подняла руку, останавливая сына.
— Хватит, Артем, не надо.
Она медленно поставила поднос на прикроватную тумбочку. Руки тряслись, таблетки подпрыгивали, стукаясь о стенки стаканчика. Странно, она уже не чувствовала злость, только бесконечную, выматывающую усталость.
— Мама, — Татьяна посмотрела на мать, пытаясь поймать ее взгляд. — Я никогда не брала твои деньги. Наоборот, пенсия даже не покрывает расходов на твои лекарства и памперсы. Но это неважно. Я делаю это не ради денег, а потому что люблю тебя.
— Врешь! — Анна Петровна отвернулась, но Татьяна заметила, как дрогнули ее губы. — Никогда ты меня не любила! Я домой хочу!
— Мне что, смотреть, как ты медленно умираешь от голода или от пожара? — Татьяна покачала головой. — Нет, мама, это было бы предательством.
Анна Петровна вдруг сжалась, стала меньше, будто из нее выпустили воздух. Она часто заморгала, ее взгляд стал расфокусированным.
— Я... Не понимаю, где мы, — пробормотала она вдруг совсем другим, испуганным голосом. — Кто вы такие? Где мама и папа…
Татьяна вздохнула. И снова провал в памяти, может, оно и к лучшему.
— Это мы, бабуль, — Артем осторожно приблизился к кровати и присел на край, взяв старушку за руку. — Я Артем, твой внук. А это моя мама Таня, твоя дочь.
Анна Петровна недоверчиво осмотрела комнату, ее взгляд скользил по стенам, не задерживаясь ни на чем конкретном.
***
— Она уснула, — сказал он, подходя к Татьяне. — Мам, ты как?
Татьяна не ответила. Что тут скажешь? Она измотана и обессилена, а впереди еще долгие годы такой же беспросветной жизни. Физически мать была в порядке для своего возраста. Врачи обещали, что она легко проживет еще лет десять, Татьяна боялась думать, что станет с ней за эти годы.
— Мам, — Артем осторожно положил руку ей на плечо. — Не принимай близко к сердцу. Это болезнь, а не ее мысли.
— А знаешь, сынок, — Татьяна наконец повернулась к нему, — иногда мне кажется, что как раз ее мысли и есть. Что болезнь просто убрала всякие фильтры. То, что раньше она бы никогда не сказала, теперь говорит. А мысли-то, может, всегда были такие.
Артем нахмурился.
— Слушай, мам, — Артем прокашлялся. — Я тут думал... Может, стоит все-таки рассмотреть вариант с пансионатом для пожилых?
Татьяна замерла. Об этом заходил разговор несколько месяцев назад. Пансионат был хорошим, с медицинским обслуживанием, уютными комнатами, но дорогой, очень дорогой.
— Артем, ты же знаешь, это нам не по карману.
— Я могу помочь.
— У тебя двое детей, ипотека, жена в декрете. Я не могу просить тебя о таком, — Татьяна покачала головой.
— А у тебя сердце, и спина, и колени. Ты себя в зеркало видела? — в голосе Артема прорезалась жесткость. — Ты уже еле ходишь, если так пойдет дальше...
— Я справлюсь, — перебила его Татьяна.
— Нет, уже не справляешься, — Артем вздохнул и потер переносицу. — Послушай, я понимаю, тебе кажется, что отдать ее в пансионат — это предательство. Но все не так. В пансионате за ней будут ухаживать профессиональные люди круглосуточно. А ты сможешь вернуть свою привычную жизнь.
Татьяна машинально провела рукой по седым волосам, в которых за этот год заметно прибавилось белых прядей, мысли путались. Она чувствовала, что уже на пределе, каждый день давался все тяжелее. Утром она просыпалась с мыслью, что больше не может, все это выше ее сил. Но потом вставала и делала, что должна.
Возня и грохот в комнате заставили ее прервать размышления. Мать с сыном бросились на шум. Анна Петровна в ночнушке и шляпе застегивала чемодан, в котором болтался одинокий тапочек. Татьяна попыталась угомонить мать, но та резко ее отпихнула.
— Бабушка... — начал было Артем, но старуха перебила его.
— А что, я не права? — Анна Петровна вдруг выпрямилась, в ее глазах блеснул недобрый огонек. — Я же вижу, что ей только деньги нужны. Она меня к себе забрала, чтобы пользоваться моей пенсией.
— Это просто бред какой-то!
Анна Петровна пожала плечами и скривила губы.
Татьяна стояла, замерев у двери. Внутри словно что-то сломалось окончательно, эта боль была сильнее любой физической, смесь обиды, предательства, отчаяния.
— Мам, я сам разберусь, — тихо сказал Артем, видя состояние матери. — Иди отдохни, пожалуйста.
Но Татьяна не двигалась с места. Ноги будто приросли к полу.
— Вот-вот, уходи! — старуха махнула рукой в ее сторону. — А то я сейчас всю правду скажу. Все твои секреты раскрою. Думаешь, я не знаю?
— Бабушка, перестань, — в голосе Артема зазвучали стальные нотки. — Ты сейчас такое говоришь... Это же просто ужасно.
— Жадина, никогда ни с кем не делилась, — бормотала Анна Петровна и двигала руками, словно паук, который плетет свою сеть. — Даже в детстве. Все себе, все себе... Помню, как ей конфеты купили, так она их под подушку прятала, никому не давала. А теперь вот моей пенсией попользоваться захотела!
— Мама, — Татьяна наконец обрела дар речи. — Это неправда... Я никогда...
— Ой, да ладно тебе! — старуха с пренебрежением фыркнула. — Что с того, что ты обо мне заботишься? Это долг. Я тебя родила, вырастила, всю жизнь на тебя положила! А ты что? С мужем развелась, внука без отца оставила...
— Хватит! — Артем повысил голос так, что даже Татьяна вздрогнула. — Прекрати сейчас же! Ты просто не понимаешь, что говоришь!
— Не станет мамы, кто будет за тобой ухаживать? А ты ее доводишь, вон сердечные лекарства уже глотает.
Анна Петровна не ответила. Она лишь отвела глаза и повернулась к стене.
Когда они вышли из комнаты, Татьяна почувствовала, как по щеке течет что-то теплое. Она провела рукой — слезы. Странно, она и не заметила, когда начала плакать.
Артем внимательно посмотрел на мать.
— Мам, решайся? Хватит упираться.
— Да, я согласна, — вздохнула Татьяна. — Пансионат для пожилых или моя квартира — для нее все равно. Мама все чаще впадает в детство, становится опасна для себя самой. Я не справляюсь, сынок, ты прав.
Анна Петровна вдруг появилась на пороге кухни, она редко вставала сама, и Татьяна удивленно приподняла брови.
— Мама, ты что-то хотела?
Старуха смотрела на них обоих потерянным взглядом.
— Я... Я слышала, о чем вы говорите, — ее голос дрожал. — Вы хотите меня в дом престарелых сдать?
— Не в дом престарелых, бабуль, — мягко поправил Артем. — В частный пансионат. Там прекрасные условия и круглосуточный медицинский уход.
— Дом престарелых! — упрямо повторила Анна Петровна, ее губы задрожали. — Сдать меня хотите! Как ненужную вещь!
Татьяна молча смотрела на мать.
— Я устала, мама, — просто сказала она. — Мне почти шестьдесят лет. У меня болят суставы, давление скачет, сердце шалит. Я больше не выдержу каждую ночь просыпаться по пять раз. Не могу поднимать тебя одна, когда ты падаешь. Я... Не справляюсь.
— Но... — Анна Петровна осеклась, из глаз покатились слезы. — Ты же... Ты же моя дочь. Ты должна… Обязана...
— Да, я твоя дочь, — спокойно кивнула Татьяна. — И я люблю тебя. Но не могу больше, прости. Тебе придется переехать туда, где есть специальный уход.
Через две недели Анна Петровна переехала в палату частного пансионата. Все это время Татьяна думала, правильно ли поступает, корила себя, считала плохой дочерью. А после отъезда матери впервые проспала почти сутки, не вскакивая от каждого шороха.
Открыв глаза, Татьяна поняла, что сделала все верно. Еще немного, и она сама просто не выдержала.