— Да забирай все! — Мария выплевывала эти слова и чувствовала облегчение. — И совместно нажитое забирай.
— Хочешь выглядеть хорошей, да? — посмотрел на нее Леша исподлобья. — Посмотрим, кого в итоге будут жалеть.
Телефон разрывался от уведомлений. Мария вздрогнула, отложила книгу и потянулась к экрану. Что там такое? Три пропущенных от Ленки, подруги со студенческих лет.
— Алло, — Мария прикусила губу.
В груди что-то неприятно екнуло, Ленка просто так не звонит.
— Машка, ты сидишь? — голос Ленки дрожал. — Я вчера с Коляном пересеклась, ну... С другом твоего... Лехи.
Мария дернула головой, как уставшая лошадь. Бывший муж. Полгода прошло, а до сих пор холодок по спине.
— И что? — она старалась говорить ровно, но…
— Блин, он такое нес... — Ленка запнулась. — Типа ты квартиру обчистила, все вынесла. Что он в трусах остался с ипотекой, которую ты не платишь.
Мария замерла, чувствуя, как щеки заливает жаром.
— Что... Что за бред? — она поднялась, пытаясь справиться с волнением. — Я же...
— Да знаю я! — перебила Ленка. — Но он эту дичь всем рассказывает. Леха твой... Нарисовал из себя жертву, а из тебя — мегеру какую-то.
— Зачем? — Мария чувствовала, как внутри все сжимается. — Мы ж... Нормально разошлись. Без судов, дележки.
Ленка вздохнула в трубку:
— Ну, видимо, не для него. Слушай, я просто хотела, чтоб ты знала. Народ-то болтает...
Мария закрыла глаза. Перед глазами мелькнуло, как она паковала вещи, унижалась, просила только вернуть родительские деньги, старалась уйти тихо, не хлопая дверью.
— Спасибо, Лен, — сказала она наконец. — Я... Ладно, я подумаю, что с этим делать.
Но что тут думать? Полгода молчания, а в ответ — грязь. Мария распахнула окно, ей внезапно стало очень душно. Прямо как тогда…
Тот день Мария помнила, как вчера, серое октябрьское небо, промозглый ветер, словно природа подыгрывала финалу их брака. Она уезжала из их студии на Васильевском, где они прожили четыре года. Квартира в ипотеке, первый взнос – миллион триста, почти подарочный, ведь они были вчерашние студенты. Родители с обеих сторон скинулись по пятьсот тысяч, остальное — свадебные подарки.
Коробка с бетонными стенами, которую они превратили в жилье своей мечты. Столько сил, времени, денег вложено. Кто считал…
— Мам, я справлюсь, — уверяла она тогда мать, загружая последние коробки в машину. — Квартира ему остается. Только пусть ваши деньги вернет, и все.
Мать качала головой, вытирая слезы:
— Маша, подумай еще раз. Надо юриста нанимать, делить имущество...
— Не хочу, — отрезала Мария, захлопывая багажник. — Сил на это нет. Просто уйду. Холодильник новый с плитой тоже оставлю, хотя вы их дарили. Честно... Пусть все будет тихо.
Алексей тогда кивал, обещал вернуть тестю с тещей вложенные деньги в рассрочку. Они не ругались, не делили имущество. Мария забрала только свою одежду, украшения и фен, который дарили подруги. Даже книги оставила, Леша любил читать.
Она тогда думала, что уйти достойно — это победа. Начать с чистого листа без судов, без грязного белья. Банк пошел навстречу, ее убрали из списка заемщиков, квартира стала Лешиной, хотя и с ипотекой.
— И это спасибо? — Мария мерила шагами маленькую кухню съемной квартиры. — Вот так он мне благодарен? Рассказывает, что я его обчистила? А сам?
Она плюхнулась на стул и открыла заметки в телефоне. У нее была привычка все важные вещи записывать, что покупала, кому отдавала. Тогда это казалось просто педантичностью, теперь, как видно, пригодилось.
— Холодильник — шестьдесят тысяч, родители дарили, — бормотала она, просматривая список. — Плита — сорок три... Стиралка моя, но оставила. Диван — пополам платили, где там... Шестьдесят пять тысяч моих.
Телефон разрывался от сообщений. Лена, как всегда, не удержала язык за зубами, и теперь посыпались вопросы от общих знакомых. Кто-то слал слова поддержки, но некоторые... Некоторые будто поверили.
«Маш, ну нельзя же так было с ним... В квартире половина твоя, но забирать все...»
— Да ничего я не забирала! — крикнула она в пустоту и отшвырнула телефон.
Что-то надломилось внутри. Полгода она старалась быть выше этого, не мстить, не обсуждать бывшего с общими друзьями. Берегла его репутацию. А он?
Вечером позвонила мать:
— Машенька, — голос дрожал, — мы с отцом были у Савельевых на даче. Там Полина... Ну, Лешина тетка... Говорит, что мы еще плиту с холодильником втюхали вам бракованные, а Леша теперь их ремонтирует на свои.
Мария закрыла глаза. Вот она, точка кипения.
— Мам, перезвоню, — только и смогла сказать она.
Сдерживаться больше не получалось. На экране телефона высветилось приглашение на встречу выпускников в следующую субботу. В списке приглашенных мелькнуло и его имя — Алексей Воронин. Мария глубоко вдохнула и кивнула своим мыслям. Хватит молчать.
— Нет, ты представляешь? — Мария сжала кружку в ладонях, но та не грела. — Полгода я молчала. Ни слова никому. Если спрашивали, говорила, что нормально разошлись, бывает. И все. А он?
Напротив сидела Катя, единственная подруга, которая знала всю историю от начала до конца. Мария продолжала, чувствуя, как внутри все клокочет:
— Я... Я даже книги его любимые оставила... — она всхлипнула. — Собрание сочинений Толкиена, которое мне тетя дарила. Потому что знала, он перечитывает.
Катя осторожно коснулась ее руки:
— Маш, а может... Поговорить с ним? Напрямую спросить, зачем это все?
Мария горько усмехнулась:
— Да не буду звонить. Я просто... — она тряхнула головой. — Знаешь, что хуже всего? Мама плачет. За что он нас так? У нее давление скачет. А отец... Он эти деньги копил, там половина его премии годовой была.
— Юриста нанять? — тихо спросила Катя. — Может...
— Да что юрист? — Мария вскочила, заметалась по кухне. — Фарш невозможно провернуть назад. Расписок нет, квартира переоформлена. Все на доверии было, по-родственному. Не бежать же с диктофоном теперь и ловить его на словах.
Она остановилась, посмотрела в окно. Воспоминания накрывали с головой, вот они выбирают планировку, родители привозят деньги «на семейное гнездышко». А потом… Она оставляет ключи... И вот — косые взгляды общих приятелей. Кто-то не отвечает на сообщения. Другие пишут: «Бедный Леха, она его по миру пустила».
— Чем больше молчу, тем наглее врет, — тихо произнесла Мария. — Завтра встреча выпускников. Он придет. Я... Просто не могу больше.
Катя вздохнула:
— Только без истерик, ладно? Спокойно. С фактами.
Мария кивнула. В животе забурчало, как всегда, от страха и тревоги. Она забыла, когда в последний раз ела, похудела, осунулась. У родителей впихивала в себя ложку маминого жаркого. И все. Но молчать дальше было невыносимо, слишком больно.
В ту ночь она почти не спала, перебирала в голове слова, аргументы, доказательства. Прокручивала все потенциальные сценарии. Что скажет? Как он ответит? Поверят ли люди ей, а не ему? От этих мыслей к горлу подкатывала тошнота.
Мария бросила последний взгляд в зеркало в гардеробе и сделала глубокий вдох. Кафе «Сезон» заполнялось одноклассниками, смех, объятия, восклицания. Она стояла у барной стойки, ощущая, как сердце колотится.
— Машка! — Димка Соловьев, душа компании еще со школы, обнял ее. — Сто лет не виделись! А ты все такая же красотка.
Она выдавила улыбку, скользя взглядом по помещению. Вот он, в дальнем углу с бокалом, окруженный приятелями. Их взгляды на мгновение пересеклись, и Алексей тут же отвернулся.
— Захватила его в плен еще в универе, да так и не отпустила, — усмехнулся кто-то за спиной. — Только вот дорогой ценой свобода досталась бедняге.
Мария замерла, чувствуя, как внутри все сжимается. Вот оно. Даже здесь. Среди тех, кто знал ее с юности. Им рассказал правду? Или тоже наплел?
Вечер тянулся мучительно. Она сидела с девчонками, через силу поддерживая разговор, ощущая косые взгляды. За соседним столом громко смеялись парни, и до нее долетали обрывки фраз: «...только стены и оставила», «...говорит, даже ложки забрала».
Мария не смогла больше это выносить. Сбежала в туалет, долго мыла руки, но все равно чувствовала себя извалявшейся в грязи.
Вернувшись, она застала общий разговор. Леша, раскрасневшийся от выпитого, что-то рассказывал, размахивая руками, его слушали с сочувствием.
— А! Вот и она, — один из парней Валера кивнул в ее сторону.
Затем он с усмешкой спросил:
— Маш, ты хоть мебель ему оставила? А то, говорит, даже шторы сорвала.
Молчание упало на зал ресторана внезапно, все взгляды обратились к ней. Мария почувствовала, как немеют губы, полгода она молчала. И вот он, решающий момент.
Она сделала паузу, глядя прямо на Алексея.
— И плиту с холодильником тоже оставила, подарок от моих родителей. И стиральную машину, которую я покупала на свои. И диван за сто тридцать тысяч, в которых моих денег ровно половина. И книги, включая подарочное издание Толкиена.
Она глубоко вдохнула.
— И еще попытку сохранить лицо. До сегодняшнего дня.
В зале ресторана, арендованного под их встречу, стало так тихо, что слышно было, как гудит кондиционер. Люди переглядывались, кто-то опустил глаза, кто-то неловко поежился. Валера, бросивший тот самый вопрос про мебель, застыл с открытым ртом.
Леша сидел красный как рак, его рука судорожно сжимала бокал.
— Ну... Это... — он попытался усмехнуться, но вышло криво. — Бывает, недопоняли.
— Недопоняли, значит? — Мария горько усмехнулась. — А какую именно часть твоих бредней? Про бракованную технику? Кстати, откуда она, ты же в голом бетоне остался даже без штор? А как насчет взноса моих родителей, который ты клялся вернуть, а теперь трубку не берешь? Или полмиллиона тоже не существовали, а? Ты заврался, Леш!
Он вскочил, расплескав содержимое бокала:
— Слушай, ну хорош уже... Ну переборщил на эмоциях… Бывает.
Он беспомощно оглянулся, ища поддержки у друзей, но те старательно отводили глаза.
— Ты вообще просто ушла, с ипотекой меня бросила.
— На эмоциях? — переспросила она тихо. — Полгода, Леш. Все это время ты методично разрушал мою репутацию. Рассказывал всем, какая я жадная стерва. У мамы теперь давление скачет, когда о тебе говорят. А все почему? Из-за того, что я молчала?
— Да ладно, подумаешь... — начал он, но осекся под ее взглядом.
— Маш, — неожиданно подала голос Светка, их бывшая староста. — А почему ты раньше молчала? Если он...
Мария грустно улыбнулась:
— Я думала, что уйти достойно, значит, тихо, не вынося напоказ. Что лучшая месть — это счастливая жизнь. А оказалось... — она посмотрела в глаза Алексею. — Что иногда молчание — это не золото, а предательство самой себя.
— Пойду я, пожалуй, — пробормотал Леша, неловко отодвигая стул. — Дела там... Работа завтра.
— Половина девятого вечера, суббота, — негромко заметил кто-то. — Какая работа, Лех?
Он не ответил, просто схватил куртку и практически выбежал из кафе. За столом повисла неловкая пауза.
— Машка, — Димка Соловьев подсел ближе, виновато глядя в глаза. — Мы ж... Мы не знали. Думали… Ты как вообще, может, водички?
— Теперь лучше, — Маша залпом выпила протянутый стакан воды и села на свое место. — А у вас что нового? Соловьев, расскажи-ка нам, как ты с двойкой по физре превратился в такого качка?
Мария задумчиво смотрела в окно, переписываясь с Катей. Подруга болела за нее, словно была на футбольном матче.
Прошла почти неделя, за эти дни она получила с десяток извинений от общих знакомых. Кто-то писал в соцсетях, кто-то звонил. Мать Леши перевела ее родителям деньги. Димка Соловьев предложил работу, хотя до этого одноклассники просто делали вид, что не слышат ее просьб о помощи.
Мария улыбнулась и отправила Кате смайлик со вскинутым вверх кулаком. Это была ее маленькая, но победа. Первая в новой жизни без чужого вранья.