Рассказ | Бриллианты и ложь | Часть 2 |
Двери кафе открылись, впустив порыв влажного воздуха и его – взъерошенного, с отчаянием в глазах. На секунду замер на пороге, осматривая зал. Увидев её, застыл ещё на мгновение, затем решительно направился к её столику. Посетители проводили его любопытными взглядами – он оставлял на полу мокрые следы.
– Марин, – начал, опускаясь на стул напротив. Капли воды стекали с его волос на скулы и подбородок, падали на стол. – Я должен объяснить.
– Слушаю, – сказала она, обхватив руками чашку с остывшим чаем. Фарфор был чуть тёплым, и это навевало мысли об остывающем очаге их семьи. В окне отражались они оба – мокрый, встрёпанный мужчина и бледная женщина с неоконченным маникюром.
– Вика – дочь Сергеича. Моего главного инвестора, – сказал он, глядя ей прямо в глаза.
Сергеич приходил к ним на праздники с неизменным коньяком и коробкой конфет для «прекрасной хозяйки дома». Владимир запирался с ним в кабинете на часы, обсуждая какие-то финансовые вопросы, пока гости танцевали.
Марина недоверчиво посмотрела на мужа:
– И поэтому ты с ней спишь? В порядке деловых переговоров?
– Нет! – Он провёл рукой по волосам, стряхивая капли дождя. Маленькие бриллианты воды разлетелись вокруг, несколько попали ей на лицо. – То есть да, мы встречались несколько раз. Но это не то, что ты думаешь. То есть не то, что она там тебе наговорила.
– А что я думаю? – Марина наклонила голову набок, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё дрожало и рассыпалось в пепел.
– Она пригрозила отцу, что если он не заставит меня встречаться с ней, она расскажет его жене о его собственных похождениях. А если Сергеич разведётся, я потеряю инвестиции и всю компанию. – Он говорил быстро, лихорадочно, как будто боялся, что она встанет и уйдёт недослушав. Жилка на его виске пульсировала – признак крайнего волнения.
Марина смотрела на него, пытаясь понять, верит ли она ему. На столах вокруг стояли букетики свежих полевых цветов в маленьких вазочках, а на их столике цветов не было.
– И что, ты просто решил стать её любовником? Бизнес - есть бизнес? – Её голос звучал ровно, но внутри всё сжималось от боли. – Отличный обмен. Твоя компания на нашу семью.
Он покачал головой, и капли воды с его волос упали на стол:
– Нет. Я пытался выиграть время. Встречался с ней пару раз в ресторанах, водил её на выставки. Публичные места, всегда при свидетелях. Она всем представлялась как дочь делового партнёра. Я пытался найти выход, не разрушая бизнес и... не рискуя нами.
На соседнем столике зазвонил телефон. Пожилая пара засуетилась, ища источник звука в сумке.
– Но серьги... – Марина запнулась. Она явственно представила, как Владимир застёгивает замочки, как его пальцы касаются её кожи...
– Да, я купил ей серьги. После того как ты отказалась от них. – Он вздохнул, устало потирая переносицу. На безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо – лаконичный платиновый ободок, с гравировкой их имён внутри. – Думал, это поможет её успокоить. Но она... – Он замолчал, подбирая слова, затем тихо продолжил: – Не из тех, кто легко отступает. Каждый раз хотела большего.
Из динамиков лилась тихая, ненавязчивая мелодия. Бариста за стойкой с шумом взбивал молоко для капучино, создавая странный, почти домашний контрапункт их разговору.
– Она сказала, что ты был в душе, когда она скопировала мой номер из твоего телефона, – произнесла Марина, вспоминая слова Вики, сказанные с таким самодовольством. – Это правда?
Щёки Владимира покраснели, и он опустил взгляд.
– Было один раз, – признался он после паузы. Голос его звучал глухо, как будто каждое слово причиняло ему боль. – Я был пьян. После встречи с Сергеичем. Он настоял, чтобы я проводил её домой. Она сказала, что хочет показать мне какие-то документы... Я... – Он запнулся. – Это непростительно, я знаю. И после этого она начала шантажировать уже напрямую. Угрожала рассказать тебе всё в извращённом виде.
Марина вспомнила тот вечер. Владимир вернулся поздно, от него пахло виски и кем-то чужим. Долго стоял под душем, а потом лёг спать в гостевой комнате, сославшись на головную боль.
– И ты не мог просто сказать мне правду? – Боль в её голосе была почти осязаемой, она буквально заполняла пространство между ними, густая, как дым. – Мы всегда говорили друг другу правду, Володя. Всегда.
Муж протянул руку через стол, пытаясь коснуться её пальцев, но она отстранилась, обхватив себя руками, словно защищаясь.
– Я боялся, – признался он, и в его глазах блеснуло. – Что ты не поверишь, возненавидишь. Уйдёшь. Что разрушится не только бизнес, но и наша семья. Запаниковал... Я... – Он сжал кулаки. – Был трусом, Марина.
– А сейчас ты не боишься? – спросила она, глядя на мужа сквозь стеклянный чайник, за которым его лицо искажалось, как в кривом зеркале.
– Сейчас я боюсь намного больше, – честно признался он, выдержав её взгляд. – Но я не могу потерять тебя. Только не так. Не из-за неё. Не из-за своей глупости и трусости.
Марина смотрела в его глаза и видела там страх, раскаяние и искренность, которая проступала сквозь все его недостатки и ошибки. Пятнадцать лет рядом с человеком научили её читать его, как открытую книгу. Он говорил правду. По крайней мере, сейчас.
– Ты жаловался ей, что я скучная и серая? – Это был вопрос, который мучил её больше всего. Не измена, не предательство, а этот глупый, почти детский страх оказаться недостаточно яркой, недостаточно интересной для любимого человека.
– Никогда, – твёрдо сказал он, и взгляд его стал жёстким. – Клянусь тебе. Клянусь нашими детьми. Я говорил ей, что люблю свою жену больше всего на свете. Что ты – лучшее, что случилось в моей жизни. Что ничто не сравнится с тем, что у нас есть.
– Но ты изменил мне, – сказала она, и это не был вопрос. Простая констатация факта, разрушившего всё, во что она верила.
– Да. – Он опустил голову, как будто внезапно не мог выдержать её взгляда. – Я облажался. И нет такого оправдания, которое сделало бы это нормальным. Я подвёл тебя. Предал наше доверие.
Шторм на улице усиливался, как будто отражая бурю внутри Марины. Они сидели в тишине, нарушаемой лишь музыкой и стуком дождя по стеклу. Ароматный пар поднимался от чайника.
– Что ты собираешься делать с ней? – наконец спросила она, поднимая глаза на мужа.
– С Викой? – Он выпрямился, расправив плечи, словно сбрасывая тяжесть. – То, что должен был сделать с самого начала. Поговорю с Сергеичем напрямую. Расскажу, что дочь шантажирует меня и угрожает нашей семье. Расскажу тебе обо всём, что происходит в компании – каждую деталь и решение. Никаких секретов. И буду надеяться, что ты сможешь... если не простить, то хотя бы дать шанс исправить. Заслужить твоё доверие снова.
Марина медленно провела пальцем по краю чашки с чаем, слушая тонкий звук, издаваемый фарфором.
– А если я не смогу? – Вопрос повис в воздухе между ними, тяжёлый, как свинец.
Он сглотнул, и его кадык дёрнулся.
– Тогда я приму это, – сказал он хрипло. – И буду сожалеть до конца жизни. Но я всё равно разберусь с ситуацией.
– Не знаю, смогу ли я тебе снова доверять, – тихо сказала Марина, глядя смазанную картину за окном. – Не хочу давать тебе ложную надежду.
– Понимаю, – кивнул он.
Марина глубоко вздохнула и собрала свою сумочку, достав оттуда кошелёк, чтобы расплатиться за чай.
– Я собираюсь на некоторое время переехать к маме, – сказала она, не глядя на него. – Не хочу, чтобы дети видели меня... сломленной.
– Марина, – в его голосе звучало отчаяние.
– Я не бросаю тебя, Владимир, – сказала она, наконец встретившись с ним взглядом. – Просто даю нам обоим немного… воздуха, чтобы разобраться во всём. Шесть месяцев. Столько времени я даю себе, чтобы понять, можем ли мы спасти то, что у нас было.
Путь через чертополох
Шесть месяцев – это много или мало? Для Вселенной – миг. Для клеток человеческого тела – целая жизнь, ведь они успевают полностью обновиться. Для семьи, висящей на волоске над пропастью, – это пропасть, наполненная тревогой, сомнениями и ростками пробивающейся надежды.
Первые недели в маленькой квартире матери были для Марины похожи на сон в коконе. Спала, плакала, смотрела в окно на раскачивающиеся под ветром тополя. Иногда просто не вставала с постели до обеда, а в иные дни – иногда бродила по квартире до рассвета, перебирая старые фотоальбомы, где они с Владимиром были юными и такими безнадёжно влюблёнными.
Мама, мудрая женщина с седыми висками и тихим голосом, не задавала вопросов. Заваривала чай с мятой, оставляла на кухонном столе свежие булочки, позволяла дочери лежать головой у неё на коленях и плакать, не требуя оправданий.
Дети приезжали на выходные – шумные, непоседливые, требующие внимания. Они приняли версию, что мама временно переехала к бабушке, чтобы помочь ей после операции. Владимир привозил их каждую пятницу вечером и забирал в воскресенье, никогда не поднимаясь выше первого этажа. Передавал ей скромные букеты цветов, после чего уезжал. Молча.
Только общаться всё же приходилось. Сухими, холодными голосами по телефону, обсуждая школьные дела детей, оплату счетов, кое-какие планы. Ни слова о них.
На третий месяц Марина начала ходить к психологу. Сначала это было мучительно – выворачивать душу наизнанку перед незнакомым человеком, но со временем слова стали литься свободнее, а боль – притупляться.
– Почему я не могу возненавидеть его? – спрашивала Марина в кабинете психолога. – И просто отпустить?
– Потому что любовь не исчезает в один момент, – отвечала Елена Михайловна, протягивая очередную салфетку. – Она меняется, уходит в глубокие слои души, но не исчезает полностью.
– Разве это нормально – любить человека, который предал тебя?
– Нормально – это очень относительное понятие, Марина. В человеческих отношениях нет чётких правил и формул. Есть только живые люди с их тонкими эмоциями, ошибками и способностью прощать их.
В конце четвёртого месяца Марина вернулась к работе. Её студия чудом не развалилась за время её отсутствия – талантливые сотрудники и верные клиенты сохранили бизнес на плаву. Работа помогала заполнять жизнь деятельностью, требующей концентрации, не оставляя места для разъедающих душу мыслей.
От Лены, своей ассистентки, она узнала о переменах в компании Владимира. Сергеич, внезапно вышел из бизнеса, продав свою долю. Владимир взял огромный кредит, чтобы выкупить её. Компания теперь полностью принадлежала ему.
О Вике больше никто не слышал, по слухам, уехала учиться в Европу.
На пятом месяце Владимир прислал официальный конверт. Внутри были документы, подтверждающие, что половина всего их совместно нажитого имущества и половина компании теперь официально принадлежат Марине. Независимо от того, останутся ли они вместе. «Это всегда было твоё по праву», – гласила короткая записка, приложенная к документам.
Она позвонила ему в тот вечер – впервые не для обсуждения детских проблем.
– Ты не обязан делать это, – сказала она.
– Я хотел, – просто ответил он. – Как ты?
– Лучше. Работаю снова.
– Я видел твой проект для библиотеки. Это... потрясающе.
– Спасибо.
Неловкое молчание. Шелест бумаги на заднем плане – он работал допоздна.
– Дети скучают, – сказал он тихо.
– Я тоже – по ним.
Снова пауза.
– А по мне? – спросил он так тихо, что она едва расслышала.
Марина закрыла глаза:
– Я всё ещё не знаю, Володя.
Это был первый раз за шесть месяцев, когда она назвала его по имени.
Накануне истечения полугода, который Марина сама себе назначила, она сидела в том же кафе «Тихая гавань». Кафе обзавелось новой вывеской, а меню пополнилось коллекцией авторских десертов, но запах кофе и атмосфера уюта остались прежними.
Она заказала тот же зелёный чай с жасмином – и ждала. Не Владимира, нет. Она назначила встречу самой себе – своему прошлому и будущему.
Шесть месяцев размышлений и внутренней работы…
Достала из сумочки блокнот, перелистала страницы, исписанные мелким почерком, иногда размытые от слёз.
«Я злюсь не только на него, но и на себя – за то, что пропустила признаки, позволила рутине захватить нас, не боролась достаточно сильно».
«Елена Михайловна говорит, что прощение – это не подарок другому, а освобождение себя. Но как отпустить боль, не чувствуя себя слабой?»
«Сегодня Димка сказал, что папа научил его играть в шахматы. "Он говорит, что это помогает ему думать яснее, мам". Яснее... Володя никогда раньше не интересовался шахматами».
«Мы разговаривали сегодня по телефону три часа. Просто обо всём: о детях, о работе, о том фильме, что я посмотрела вчера. Он по-настоящему слушал. Когда у нас так было в последний раз?»
«Не знаю, можно ли склеить разбитую чашку так, чтобы не осталось трещин. Но, может быть, не нужно притворяться, что трещин нет? Может, они могут стать частью истории этой чашки?»
Марина закрыла блокнот и посмотрела в окно. Там на противоположной стороне улицы, стояла чёрная Тесла. Владимир сидел за рулём, не выходя из машины, просто глядя на вывеску кафе. Она никому не говорила, что собирается сюда, как он узнал?
Она достала телефон и напечатала: «Я внутри».
Муж опустил взгляд на телефон, а потом поднял голову, встретившись с ней глазами. Тоже изменился… Для них обоих эти полгода не прошли просто так.
Вышел из машины и пересёк улицу, направляясь к кафе. Шёл решительно, но будто с осторожностью. Дверь кафе открылась, впуская его вместе с порывом весеннего ветра, пахнущего сиренью.
Остановился у её столика не садясь:
– Привет.
– Привет, – ответила она. – Ты знал, что я буду здесь?
– Нет, – он покачал головой. – Приезжаю сюда иногда. Просто сижу в машине. Здесь я едва не потерял всё.
– Присядешь? – она кивнула на стул напротив.
Муж словно нехотя опустился на стул. Не готовился к встрече и разговору, оттягивал время, опасаясь узнать решение…
– Шесть месяцев прошло, – сказал он тихо.
– Да.
– И... ты решила?
Марина внимательно на него посмотрела. Морщинки от усталости, седина, притухший взгляд. И новая сила…
– Да. Не хочу больше жить прошлым, – сказала она негромко. – Ни хорошим, ни плохим. Я не могу отменить то, что случилось, и сделать вид, что этого не было. Но я могу выбрать, что делать дальше.
– И? – в его голосе звучала затаённая надежда.
Марина протянула руку через стол и коснулась его пальцев своими.
– Я выбираю попробовать ещё раз. Не с того места, где мы остановились. С нового. Как будто мы встретились сейчас, зная всё, через что прошли. Все наши слабости и силу. Понимая истинную цену тому, что было едва не потеряно.
Он поцеловал её пальцы. На безымянном всё ещё было надето обручальное кольцо – она не расставалась с ним даже в самые тёмные дни.
– Я не заслуживаю тебя, – прошептал он.
– Дело не в том, чего мы заслуживаем, – покачала она головой. – А в том, что мы выбираем. И я выбираю нас. Несовершенных. С трещинами. Настоящих.
– Пойдём домой? – спросил он, поднимаясь и протягивая ей руку.
– Пойдём, – кивнула она, принимая его ладонь.
Чёрная Тесла ждала их на другой стороне улицы. Но перед тем как сесть в машину, Марина остановилась, подняв лицо к небу:
– Знаешь, что я поняла за эти шесть месяцев?
– Что? – спросил Владимир, глядя на неё с тихим обожанием.
– Прощение – это не слабость. Это, возможно, самый сильный поступок, на который способен человек. Потому что простить труднее, чем возненавидеть. Доверять снова труднее, чем закрыться. Любить после предательства труднее, чем отвернуться. – Она посмотрела ему в глаза. – И я хочу быть сильной, Володя. И, по возможности, счастливой. Не обижай меня больше.
Он обнял её, впервые за полгода, и она почувствовала, как бьются их сердца – не в такт с прошлым, но определённо в такт с будущим, которое они оба выбрали.
А серьги с бриллиантами... что ж, кто знает, где они сейчас. Но то, что было в руках Марины – настоящая любовь, прошедшая через огонь и воду – было куда драгоценнее любых камней.
Интересно читать? Сообщите об этом лайком и интересного станет больше! Подпишитесь и скиньте ссылку близким - вместе читать ещё интереснее!