— Жанна, ты где была? — голос мой звучит громче, чем хотелось, и прохожие на тротуаре оборачиваются. Осенний вечер холодит пальцы, фонари отбрасывают длинные тени, а Жанна стоит, кутаясь в свой бежевый плащ, и смотрит куда-то в сторону, будто там, за углом, спряталась её отговорка.
— Да гуляла, Костя, что ты начинаешь? — она пожимает плечами, но её глаза, обычно тёплые, как кофе с молоком, теперь скользят, избегая моего взгляда. — Настя звонила, зашла к ней на часок.
— На часок? — я хмыкаю, чувствуя, как в груди закипает что-то горячее. — Ты в девять вечера к Насте пошла? В этом платье?
Она одёргивает подол своего чёрного платья, которое я, кстати, последний раз видел на ней года два назад, на каком-то корпоративе. Платье облегает её фигуру, подчёркивая изгибы, и я невольно вспоминаю, как раньше не мог отвести от неё глаз.
Сейчас же в голове крутится другое — её телефон, который она теперь прячет, её странные улыбки, когда приходят уведомления, её «я просто устала, Костя, не приставай».
— Что ты ко мне привязался? — Жанна наконец смотрит на меня, и в её голосе проскальзывает вызов. — Я не могу выйти из дома без допроса?
— Можешь, — я делаю шаг ближе, и ветер треплет мой шарф, будто подначивая. — Только объясни, почему ты мне врёшь.
Она открывает рот, но тут из подъезда выходит Мария Ивановна, наша соседка, с её неизменной хозяйственной сумкой и любопытным взглядом, который цепляется за нас, как репей.
— Ой, Костенька, Жанночка, здравствуйте! — её голос сладкий, но глаза — два сканера, выискивающие сплетни. — А я смотрю, вы всё спорите? Молодые, а уже как старики, ей-богу!
—— Добрый вечер, Мария Ивановна, — киваю я, стараясь не сорваться. Жанна молчит, теребя ремешок сумки.
— Ну, вы не ссорьтесь, голубки, — продолжает соседка, поправляя платок. — А то я вчера видела, Жанночка, ты с каким-то мужчиной у кафе стояла, такой видный, в костюме. Думаю, кто это? Не наш ведь, не из нашего двора.
Я чувствую, как кровь стучит в висках. Жанна бледнеет, но тут же берёт себя в руки, смеётся — звонко, но фальшиво.
— Ой, Мария Ивановна, это просто клиент был, по работе! — она машет рукой, но её пальцы дрожат. — Вы же знаете, я фрилансер, с людьми встречаюсь.
— А, ну ладно, ладно, — Мария Ивановна улыбается, но её взгляд говорит: «Я всё видела, и не проведёшь меня». — Пойду я, картошечки надо купить. Вы не ругайтесь, ладно?
Она уходит, а я смотрю на Жанну, и мне кажется, что между нами — не тротуар, а пропасть.
***
Меня зовут Костя, мне тридцать пять, и я программист. Работаю в офисе допоздна, код пишу так, будто от этого зависит судьба человечества. Может, и зависит — мой последний проект для банка должен был закрыть дыры в их системе безопасности. Я из тех, кто верит, что если делать дело, то делать его хорошо.
Прямолинейный, как рельсы, и доверчивый, как ребёнок, — так Жанна шутила, когда мы только поженились. Семь лет назад я смотрел на неё, на её смеющиеся глаза, на её привычку напевать, пока готовит ужин, и думал: вот оно, счастье.
Жанна — моя противоположность. Лёгкая, как ветер, и яркая, как закат. Она фрилансер, делает дизайн для сайтов, работает из дома. Её стол завален цветными карандашами и чашками из-под кофе. Она любит спонтанность — могла среди ночи предложить поехать к морю или устроить танцы в гостиной.
Но последние месяцы она изменилась. Стала тише, задумчивее. Телефон из рук не выпускает, а когда я спрашиваю, что там, отмахивается: «Да ничего, Настя пишет». Я верил. Хотел верить.
Всё началось три месяца назад.
Я стал замечать мелочи: она начала краситься ярче, носить духи, которые раньше пылились на полке, задерживаться «у Насти» или «по делам».
Я списывал это на усталость — моя работа выматывала, домой я возвращался, как выжатый лимон. Но потом Илья, мой коллега, как-то за пивом сказал: «Костян, ты чего такой рассеянный? Дома всё нормально?» Я отшутился, но его слова засели в голове, как заноза.
Дома всё только хуже. Мы сидим на кухне, свет лампы режет глаза, а тишина между нами такая, что слышно, как тикают часы. Жанна режет салат, но нож в её руках двигается медленно, будто она боится порезаться.
— Жанн, — начинаю я, стараясь держать голос ровным. — Кто этот мужик?
— Какой мужик? — она не смотрит на меня, но её рука замирает.
— Тот, с которым ты у кафе стояла, — я чувствую, как горло сжимается. — Мария Ивановна не слепая. И я тоже.
Она кладёт нож, вытирает руки о полотенце и наконец поднимает глаза. В них — смесь злости и страха.
— Ты теперь соседку слушать будешь? — её голос дрожит. — Она сплетница, Костя! Я тебе сказала, это был клиент. Хочешь, покажу переписку?
— Покажи, — говорю я, и сердце колотится, как барабан.
Она хватает телефон, открывает мессенджер, но пальцы её путаются, и я вижу, как она быстро сворачивает вкладку с каким-то чатом. Моё терпение лопается.
— Жанна, хватит! — я вскакиваю, стул скрипит по полу. — Ты думаешь, я идиот? Ты врёшь мне в лицо! Что за мужик? Кто он?
— Да никто! — она тоже кричит, и её глаза блестят от слёз. — Ты мне не доверяешь? Я сижу дома, как в клетке, пока ты на своей работе сутками пропадаешь! Я просто... просто общалась, ясно? Это ничего не значит!
— Общалась? — я смеюсь, но смех горький, как лекарство. — В платье, в котором ты на свиданки ходила? С духами, которые я тебе на годовщину дарил? Жанна, я же не слепой!
Она молчит, и в этой тишине я слышу, как рушится всё, что мы строили. Я хватаю куртку и выхожу, хлопнув дверью. На улице холодно, но внутри меня — пожар.
Я иду к Илье. Он живёт в соседнем районе, в квартире, заваленной книгами и пустыми бутылками из-под крафтового пива. Илья — циник с добрым сердцем, всегда знает, что сказать, даже если правда режет, как бритва.
— Ну, рассказывай, — говорит он, протягивая мне пиво. Его глаза, прищуренные и внимательные, будто читают меня насквозь.
Я выкладываю всё: про Жанну, про её странности, про мужика у кафе. Илья слушает, кивает, а потом ставит бутылку на стол и смотрит на меня.
— Костян, ты её любишь? — спрашивает он.
— Конечно, люблю, — отвечаю я, но голос звучит неуверенно.
— Тогда поговори с ней. Без криков. Но будь готов, что правда может быть не такой, как ты хочешь, — он делает паузу, и его взгляд тяжёлый, как камень. — Я как-то видел, как моя бывшая в кафе с кем-то сидела. Тоже «просто общалась». А потом оказалось, что она полгода на сайте знакомств сидела. Знаешь, что я сделал? Проверил её телефон. И всё стало ясно.
Я молчу. В голове крутится мысль, от которой тошно: Жанна и сайт знакомств. Это так не похоже на неё. Или я просто не знаю, какая она теперь?
На следующий день я беру отгул. Жанна уходит «к Насте», и я остаюсь один. Её ноутбук лежит на столе, открытый, но спящий. Я смотрю на него, и сердце колотится так, что кажется, рёбра треснут. Я не хочу этого делать. Но я должен знать.
Открываю браузер. История. И там — сайт знакомств. Профиль Жанны, с её фото, с её улыбкой, с её шутками, которые я так любил. Переписка с каким-то Артуром. Я читаю, и каждое слово — как удар.
«Ты такая необычная, Жанна, — пишет он. — С тобой хочется говорить часами. Твой муж, наверное, не ценит, раз ты здесь».
«Он хороший, но... скучно, — отвечает она. — Ты другой. С тобой легко».
Я закрываю ноутбук. В горле ком, в глазах жжёт. Я представляю её за этим столом, как она смеётся, читая его сообщения, как набирает ответы, пока я сижу в офисе и думаю, как сделать её счастливой.
Вечером она возвращается. Я сижу в гостиной, свет выключен, только лампа на столе горит. Она заходит, видит меня и замирает.
— Костя? Ты чего в темноте? — её голос дрожит, как струна.
— Я знаю про Артура, — говорю я тихо, но каждое слово падает, как камень. — И про сайт знакомств.
Она бледнеет, садится на диван, будто ноги её не держат. Молчание тянется, как вечность.
— Это не то, что ты думаешь, — наконец шепчет она. — Я не встречалась с ним. Просто... переписывалась. Мне было одиноко, Костя. Ты всё время на работе, а я... я хотела почувствовать себя живой.
— Живой? — я смотрю на неё, и голос мой ломается. — А я для тебя что, мёртвый? Я для тебя старался, Жанна! Для нас! А ты... ты с каким-то Артуром флиртовала за моей спиной!
— Я не флиртовала! — она вскакивает, и слёзы текут по её щекам. — Я просто говорила с ним! Он меня слушал, понимаешь? А ты... ты даже не замечаешь, что я тону в этом доме!
— Не замечаю? — я тоже кричу, и в груди всё горит. — Я вкалываю, чтобы у нас всё было! А ты мне врёшь и бегаешь по сайтам знакомств! Как я теперь тебе верить должен?
Она плачет, а я не знаю, что делать. Хочу обнять её, но в голове — её сообщения Артуру, её «скучно». Мы стоим в двух шагах друг от друга, но между нами — океан.
На следующий день я встречаюсь с Настей. Она подруга Жанны, но всегда была честной. Мы сидим в кафе, и она смотрит на меня с жалостью.
— Я знала, что она на сайте, — говорит Настя, помешивая кофе. — Пыталась её остановить, но она... она как ребёнок, Костя. Ей захотелось приключений. Я говорила, что это плохо кончится, но она только смеялась.
— Почему ты мне не сказала? — спрашиваю я, и голос дрожит.
— Потому что это не моё дело, — она пожимает плечами. — И я надеялась, что она одумается. Она тебя любит, Костя. Правда. Но ей нужно внимание. А ты... ты как робот последнее время.
Я молчу. Может, она права. Может, я правда забыл, как быть с ней. Но это не оправдывает её ложь.
Проходит неделя.
Мы с Жанной почти не разговариваем. Она спит в гостиной, я — в спальне. Каждое утро я вижу её красные от слёз глаза, и мне хочется всё исправить, но я не знаю как. Артур, судя по всему, исчез — она удалила свой профиль. Но рана осталась.
Однажды вечером я прихожу домой и вижу, что она готовит ужин. Пахнет её любимым ризотто. Она смотрит на меня, и в её глазах — не злость, а надежда.
— Костя, давай поговорим, — говорит она тихо. — Я была дурой. Я не хочу тебя терять.
Я сажусь за стол. Мы говорим — долго, до полуночи. Она рассказывает, как чувствовала себя невидимкой, как боялась мне признаться. Я рассказываю, как боялся её разочаровать, как думал, что работа — это всё, что я могу ей дать. Мы плачем, смеёмся, спорим. Это не сказка, и рана не заживёт за ночь. Но это начало.
Мы ходим к семейному психологу. Жанна учится говорить, что ей нужно, а я учусь слушать. Иногда я ловлю себя на мысли, что проверяю её телефон, и мне стыдно. Но я учусь доверять заново. Она тоже старается — больше не прячет телефон, зовёт меня на прогулки, как раньше.
Мария Ивановна, встречая нас на улице, улыбается и говорит: «Ну вот, голубки, помирились! Я же говорила, всё будет хорошо». Мы смеёмся, и я беру Жанну за руку. Её пальцы тёплые, и я думаю: может, мы и правда справимся.
Проходит месяц.
Моё сердце всё равно не на месте и я решаюсь проследить за Жанной. Дождь барабанит по асфальту, и я стою под козырьком напротив отеля «Золотой горизонт», прячась в тени.
Моя куртка промокла, но я не замечаю холода — всё внутри кипит. Через стеклянные двери я вижу холл: тёплый свет люстр, мягкие диваны, и Жанну. Она стоит у лифта, в том самом чёрном платье, которое я когда-то любил.
Рядом — он. Артур. Высокий, в тёмном костюме, с улыбкой, от которой, наверное, любая женщина растает. Его рука касается её локтя, и она смеётся — тихо, но этот смех режет меня, как нож.
Я сжимаю телефон так, что пальцы белеют. Всё началось неделю назад. Жанна клялась, что удалила профиль на сайте знакомств, что «всё кончено». Мы ходили к психологу, говорили до хрипоты, и я поверил — или заставил себя поверить.
Но вчера я заметил, как она снова прячет телефон, как её глаза загораются, когда приходит уведомление. Я не хотел быть параноиком, но Илья, мой коллега, сказал: «Костян, если сомневаешься, проверь. Лучше правда, чем ложь».
Теперь я здесь. Они входят в лифт, и двери закрываются. Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Хочу ворваться туда, разбить его самодовольную морду, но ноги будто приросли к асфальту. Дождь смешивается с чем-то горячим на щеках, и я понимаю, что плачу.
***
Прошёл месяц с нашей последней ссоры. Я думал, мы на верном пути. Жанна готовила ужины, звала на прогулки, даже предложила поехать на выходные за город. Но что-то в её поведении не давало мне покоя.
Она стала чаще «задерживаться у Насти», а её телефон снова был под паролем. Я пытался говорить, но она отмахивалась: «Костя, ты опять начинаешь? Я же обещала». И я замолкал, боясь разрушить хрупкий мир, который мы строили. Но сомнения грызли меня, как крысы.
Вчера я не выдержал. Пока она была в душе, я взял её телефон. Переписка с Артуром была как удар под дых. Он писал ей стихи, комплименты, обещал «показать, как можно жить ярко». Она отвечала — сначала осторожно, потом всё смелее. «Ты заставляешь меня чувствовать себя особенной», — писала она.
Я читал, и сердце сжималось, как в тисках. Но хуже всего было последнее сообщение: «Завтра в 20:00, „Золотой горизонт“. Номер 312». Я не спал всю ночь, представляя её с ним.
И решил проследить.
Я вхожу в холл отеля. Администратор, молодая девушка с идеальной укладкой, улыбается мне, но я не отвечаю. Мой взгляд прикован к лифту. Я знаю, что они там, на третьем этаже. В голове — хаос. Хочу уйти, забыть, но ноги несут меня к лестнице. Я не могу просто стоять и ждать.
Третий этаж. Коридор устлан мягким ковром, стены украшены картинами в золотых рамах. Дверь номера 312 — тёмное дерево, блестящая табличка. Я стою перед ней, и сердце колотится так, что кажется, его слышно на весь этаж. Изнутри доносится музыка — что-то медленное, джазовое. И её смех.
Я сжимаю кулаки, и в этот момент дверь открывается.
Жанна замирает на пороге. Её волосы растрёпаны, помада слегка размазана. На ней только шёлковый халат, небрежно завязанный. За её спиной — Артур, в расстёгнутой рубашке, с бокалом вина в руке. Он смотрит на меня с лёгким удивлением, но без страха.
— Костя? — Жанна задыхается, её глаза расширяются. — Ты... ты что тут делаешь?
— Я? — мой голос хрипит, как старый мотор. — А ты что тут делаешь, Жанна? С ним?
Артур ставит бокал на стол и делает шаг вперёд, его улыбка — как вызов.
— Думаю, вам стоит успокоиться, — говорит он, и его голос гладкий, как масло. — Мы просто...
— Заткнись! — рявкаю я, и он замолкает, но в его глазах — насмешка. Я смотрю на Жанну. — Ты обещала, Жанна. Ты клялась, что всё кончено. А теперь что? Ты с ним в постели?
Она открывает рот, но слова застревают. Её руки дрожат, она пытается завязать халат потуже, но пояс соскальзывает. Я вижу следы его пальцев на её шее, и это — как нож в сердце.
— Костя, я... — она делает шаг ко мне, но я отступаю. — Это не то, что ты думаешь! Я просто...
— Не то? — я смеюсь, но смех рвётся, как ткань. — Ты в его номере, в шелковом халате, с его следами на коже! Что тут ещё думать, Жанна?
— Эй, парень, не кричи на неё, — вмешивается Артур, и его тон теперь жёстче. — Она взрослая женщина, сама решает, чего хочет.
Я поворачиваюсь к нему, и ярость затмевает всё. Я хватаю его за рубашку и прижимаю к стене. Он выше меня, но я не думаю о последствиях.
— Ещё слово, и я тебе челюсть сломаю, — шиплю я. Он смотрит мне в глаза, и в его взгляде — ни капли страха, только холодное превосходство.
— Костя, хватит! — кричит Жанна, пытаясь оттащить меня. Её ногти царапают мне руку, но я не чувствую боли. — Остановись, пожалуйста!
Я отпускаю его, но ярость никуда не девается. Она бурлит, как лава. Я смотрю на Жанну, и в её глазах — страх, стыд, слёзы.
— Почему? — спрашиваю я, и голос ломается. — Почему ты это сделала? Я же старался, Жанна. Я всё для тебя делал.
Она плачет, закрывая лицо руками. Артур молчит, поправляя рубашку, но его взгляд говорит: «Я победил». Я не могу больше здесь оставаться. Я разворачиваюсь и иду к лифту, слыша, как Жанна зовёт меня, но её голос тонет в шуме крови в ушах.
Я брожу по улицам полночи. Дождь прекратился, но я всё равно мокрый, будто город вылил на меня всю свою тоску. В голове крутятся картинки: Жанна в его объятиях, её смех, её шепот.
Я представляю их в той комнате — шёлковые простыни, приглушённый свет, её кожу под его пальцами. Желудок сжимается, и я едва сдерживаю тошноту.
Я возвращаюсь домой под утро.
Квартира пустая, пахнет её духами. На столе — записка:
«Костя, прости. Я всё объясню. Пожалуйста, дай мне шанс».
Я комкаю бумагу и бросаю в угол. Шанс? Какой шанс, Жанна? Ты выбрала его.
Утром я звоню Илье. Он приезжает через час, с бутылкой виски и усталым взглядом. Мы сидим на кухне, и я рассказываю всё. Он слушает, не перебивая, только хмурится, когда я дохожу до сцены в отеле.
— Костян, это дерьмо, — говорит он наконец, наливая мне виски. — Но ты должен решить, чего хочешь. Она тебя предала, это факт. Но ты её любишь?
— Не знаю, — отвечаю я, и это правда. Любовь смешалась с болью, и я не могу их разделить. — Я думал, мы сможем. А она...
— Она слабая, — перебивает Илья. — Ей захотелось сказки, и этот Артур пообещал ей горы золотые. Но ты не он. Вопрос в том, можешь ли ты простить.
Я молчу. Прощение кажется невозможным, но мысль о жизни без неё — как нож в груди.
Жанна возвращается вечером.
Я сижу в гостиной, свет выключен. Она заходит, тихо, будто боится спугнуть тишину. Её глаза красные, волосы собраны в небрежный пучок. Она выглядит потерянной, но я не чувствую жалости — только пустоту.
— Костя, — шепчет она, садясь на диван. — Я не знаю, как это объяснить. Я... я запуталась. Артур... он был как побег. Но я не хочу его. Я хочу тебя.
— Ты спала с ним, — говорю я, и мой голос мёртвый, как зимний лес. — Ты провела с ним ночь, Жанна. Как я должен это забыть?
Она вздрагивает, будто я её ударил. Слёзы текут по её щекам, но она не отводит взгляд.
— Я не знаю, — шепчет она. — Я ненавижу себя за это. Но я люблю тебя, Костя. Я сделаю всё, чтобы ты мне поверил.
Я смотрю на неё, и в голове — война. Одна часть меня хочет обнять её, сказать, что мы справимся. Другая — кричит, что она меня уничтожила. Я встаю и иду к двери.
— Мне нужно время, — говорю я, не оборачиваясь. — Не звони. Не пиши. Я сам решу.
Она плачет, но я не оглядываюсь. Дверь хлопает, и я выхожу в холодный вечер, не зная, вернусь ли.
Проходит неделя.
Я снимаю квартиру у Ильи, работаю, как робот, но каждую ночь вижу её — то в его объятиях, то с заплаканными глазами, умоляющую о прощении. Настя звонит, говорит, что Жанна не ест, не спит, ждёт меня. Я не отвечаю.
Мария Ивановна, встретив меня у подъезда, качает головой: «Ох, Костенька, что ж вы так? Она же без тебя пропадает». Но я не могу. Не сейчас.
Я не знаю, что будет дальше. Может, я прощу её. Может, отпущу. Но одно я знаю точно: та Жанна, которую я любил, осталась в прошлом. И я должен понять, кто я без неё.
Прошёл год.
Я сижу на веранде своей дачи, и утреннее солнце пробивается сквозь листву старой яблони. В руках — кружка с кофе, на столе — ноутбук, но я не работаю. Слушаю, как поют птицы, как шуршит ветер в траве. Здесь, в сорока километрах от города, жизнь кажется проще. Тишина лечит, хотя раны всё ещё ноют.
Развод был тяжёлым. Жанна не оспаривала ничего — сидела в суде, бледная, с тёмными кругами под глазами, и молчала. Её адвокат говорил за неё, но я видел, как дрожат её пальцы, как она кусает губы.
Я подписал бумаги, не глядя на неё. Не потому, что не хотел — просто не мог. Её предательство всё ещё жгло, как раскалённый уголь. Когда всё закончилось, она подошла ко мне в коридоре суда, её голос был тихим, почти шёпот:
— Костя, я... я знаю, что не заслуживаю прощения. Но я хочу, чтобы ты был счастлив.
Я посмотрел на неё — на её усталые глаза, на её тонкие плечи, которые когда-то любил обнимать. И ничего не сказал. Что тут скажешь? Она ушла, а я почувствовал, как что-то внутри меня окончательно треснуло.
Я купил дачу через месяц после развода.
Небольшой домик с покосившимся забором, заросший сад, тишина. Илья, мой коллега, смеялся: «Костян, ты что, в отшельники записался?» Но мне было плевать. Я хотел покоя.
В городе всё напоминало о Жанне — наша квартира, кафе, где мы пили кофе по выходным, даже запах её духов, который я случайно уловил на улице.
Дача стала моим убежищем. Я чинил крышу, косил траву, сажал помидоры. Работал руками, а не головой, и это помогало заглушить мысли.
Жанна приезжала трижды.
Первый раз — через два месяца после развода. Я копался в огороде, когда услышал скрип калитки. Она стояла там, в джинсах и сером свитере, сжимая сумочку. Её волосы были короче, лицо — бледнее, чем я помнил.
— Костя, — начала она, и её голос дрогнул. — Я просто хотела увидеть тебя. Узнать, как ты.
Я выпрямился, вытер пот со лба. В горле стоял ком, но я заставил себя говорить спокойно.
— Я в порядке, Жанна. Тебе не нужно приезжать.
Она кивнула, её глаза заблестели от слёз.
— Я скучаю, — прошептала она.
Я отвернулся, вглядываясь в грядки, будто там было что-то важное.
— Уезжай, — сказал я. — Пожалуйста.
Она постояла ещё минуту, потом ушла. Я слышал, как хлопнула дверца машины, как заурчал мотор. И только тогда сел на крыльцо, закрыв лицо руками.
Второй раз она приехала зимой. Снег скрипел под её сапогами, а я колол дрова у сарая. Она принесла пирог — яблочный, мой любимый. Её руки мёрзли, она пыталась улыбаться.
— Я пекла и подумала о тебе, — сказала она. — Просто... возьми, ладно?
Я взял пирог, но не пригласил её в дом.
— Жанна, — сказал я, и голос был твёрже, чем я чувствовал. — Это ничего не изменит.
Она кивнула, её губы дрожали.
— Я знаю. Но я всё равно буду пытаться.
Третий раз был весной. Я красил забор, когда она появилась. На этот раз она не плакала, но выглядела усталой, как будто не спала неделями.
— Я ухожу из фриланса, — сказала она, будто это могло меня заинтересовать. — Нашла работу в офисе. Хочу начать заново.
Я посмотрел на неё, и впервые за долгое время почувствовал не боль, а пустоту.
— Это хорошо, — ответил я. — Но я не часть твоей новой жизни.
Она уехала, и больше не возвращалась. Я не знаю, скучаю ли по ней. Иногда, ночью, когда тишина становится слишком громкой, я вспоминаю её смех, её тёплые руки. Но потом вспоминаю Артура, отель, её ложь — и воспоминания гаснут, как свечи на ветру.
***
Лиза появилась в моей жизни случайно.
Ей тридцать два, она соседка по дачному посёлку, живёт в доме через два участка. Я впервые увидел её, когда она тащила огромный мешок с землёй для своих клумб. Она ругалась, как матрос, но смеялась при этом, и я не удержался — предложил помочь.
— Ого, рыцарь на белом коне! — подмигнула она, вытирая пот со лба. Её русые волосы были собраны в неряшливый хвост, а на щеке — пятно земли. — Только коня не вижу.
— Конь в ремонте, — ответил я, и она рассмеялась так заразительно, что я улыбнулся впервые за месяцы.
Лиза — не Жанна. Она громкая, прямолинейная, любит крепкий кофе и ненавидит каблуки. У неё есть шрам на запястье от падения с велосипеда и привычка напевать старые рок-баллады, пока поливает цветы.
Она преподаёт биологию в школе и мечтает о путешествии в Исландию. Её энергия — как летний дождь, свежая и непредсказуемая.
Мы начали общаться. Сначала просто болтали через забор, потом она позвала меня на чай, потом я помог ей починить теплицу. Однажды вечером мы сидели у неё на крыльце, пили вино, и она рассказала, как пережила измену жениха пять лет назад.
— Знаешь, — сказала она, глядя на звёзды, — я думала, это меня сломает. Но потом поняла: если кто-то тебя предаёт, это их слабость, не твоя.
Я кивнул, чувствуя, как её слова оседают где-то глубоко.
— А ты? — спросила она, повернувшись ко мне. — Ты готов снова доверять?
Я не ответил сразу. Посмотрел на её лицо — открытое, без тени лжи. И сказал:
— Пытаюсь.
Теперь мы встречаемся. Ничего серьёзного — пока. Мы гуляем по лесу, готовим шашлыки, спорим, какой фильм смотреть. Лиза не торопит, не давит, но её улыбка делает мои дни светлее. Иногда я ловлю себя на мысли, что не проверяю её телефон, не жду подвоха. И это кажется чудом.
Вчера мы с Лизой сажали туи вдоль забора. Она напевала что-то из «Нирваны», а я смотрел на неё и думал: жизнь продолжается. Не такая, как раньше, но, может, это и к лучшему.
Жанна осталась в прошлом, как старая фотография, которую больше не хочется доставать из альбома. А я — здесь, на своей даче, с землёй под ногтями и женщиной, которая заставляет меня смеяться.
Я не знаю, что будет дальше. Но впервые за долгое время я не боюсь завтрашнего дня.