«Подумаю» ― понятие растяжимое, и растягивать его можно бесконечно долго, а результат, конечно же, хочется получить прямо здесь и сейчас. По этой причине я тоже думала, пусть и не на те же самые темы, что и Ангелина. Опять не спала всю ночь. Вообще с тех пор, как началась вся эта круговерть с Русланом Тумановым в корне проблемы, я стала очень плохо спать и много думать.
Воскресное утро началось сразу с нескольких плохих новостей. Во-первых, погода ухудшилась ещё сильнее. Вроде бы июль на дворе, но похолодало так, словно уже конец сентября. В питомнике декоративных растений в такую погоду все уличные работы прекращаются, и часть сотрудников уходят на вынужденные выходные. Там, если честно, такая кадровая кухня, что ум за разум заходит. Есть сезонный персонал, который может быть как временным, так и постоянным, а есть постоянный, который в холодное время года занят в теплицах, а в тёплое ― там, куда пошлёт начальство. Есть сдельная и повременная оплата труда и ещё много чего, в чём чёрт ногу сломит. Я вроде бы нанималась на постоянную работу, но Лидия Ивановна всё равно прислала сообщение, что в понедельник приезжать не надо, а то если я на испытательном сроке заболею, меня по его завершении вежливо попросят убраться восвояси. Наставница свято верит, что лучше пересидеть дня три-четыре без зарплаты, чем быть уволенной. Хорошая философия, конечно, но я приуныла.
Во-вторых, у моей бабушки в холод и сырость начинают сильно болеть суставы, поэтому у неё вполне ожидаемо распухли ноги. Она одна живёт, ей помощь нужна. Мама попыталась подкатить ко мне с намёками на необходимость заботиться о стариках, но у меня же новая работа, сложный испытательный период и всё такое. Не то чтобы я не хотела ехать в деревню, просто несвоевременно это всё получилось. На два дня могу, а потом ― как наставница скажет. На эти два дня я и была сослана родителями на лоно природы, а потом меня пообещала сменить мама ― возмёт часть отпуска и приедет. И поменяемся мы с ней не только местами, но и обязанностями ― на мне будет готовка пищи для себя и отца, стирка, уборка и всё остальное, чего я делать категорически не люблю. Прозвучало как шантаж, а не выбор ― либо возись с бабушкой не два дня, а столько, сколько нужно, либо взваливай на себя домашние дела. Третьего не дано.
Сложив в рюкзак всё, что может понадобиться в течение двух ближайших дней, я оставила Кешу на попечение мамы, наведалась в аптеку за запасом лекарств для бабули и срулила из города. Люблю деревню, там хорошо, но в такую погоду делать особенно нечего. Из дома не выйдешь, а бабушка у меня тот ещё тиран. Громко не топай, веник ставь метёлкой кверху, спать ложись засветло, а просыпайся до рассвета, ночью по дому не шастай, телевизор сама не включай, а то пульт не туда положишь или настройки собъёшь, кошке лапы мой, чтоб она грязь по полу не разносила… Это так, навскидку. Вообще у неё новые требования и правила генерируются каждые пять минут и часто противоречат уже существующим, но к этому просто надо привыкнуть. Да и два дня ― не так уж и много, учитывая, что бабушка на постельном режиме и следить, правильно я поставила веник или нет, не сможет.
К месту отбывания семейной повинности я прибыла около полудня. В автобусе всё-таки вздремнула, но мало, поэтому чувствовала себя разбитой. А бабушка оказалась очень даже ходячей ― она просто соскучилась по нам, вот и воспользовалась возможностью повидаться, пока на улице льёт, как из ведра, и в огороде делать нечего. Ноги у неё, конечно, опухли, но не до такой степени, что встать на них невозможно.
― Матери только не говори, а то она точно не приедет, ― прозвучало первое требование, к которому я отнеслась с пониманием.
Мама сбежала из деревни в город сразу после школы. Это нормально, молодёжь всегда стремится к свободе, независимости и рабочим местам. Я никого не упрекаю и даже готова понять, ведь характер у моей бабули далеко не сахарный. Но она одна. Двух детей растила без мужа, всю душу в них вложила, а в итоге моего дядю Антона видит раз в несколько лет, потому что он живёт очень далеко. Мама тоже приезжает редко и всего на пару-тройку дней. Тоскливо бабушке, вот она и мечется то по церквям, то по соседям. Летом в огороде копается, а зимой звонит часто и просит приехать хотя бы на Новый Год. Если бы не её привычка постоянно меня поучать, я бы приезжала часто. А я ведь ещё и злыдня с «дурным глазом». Мне особые наставления нужны.
По дому ничего помогать не пришлось. В магазин идти тоже не надо ― у бабушки всё с запасом лет на десять вперёд, как в бункере. Яички в курятнике она с утра собрала сама, супчик с лапшичкой к моему приезду сварила, картошки молодой даже подкопала и огурцов на грядке набрала, хотя я с трудом представляла, как она со своими суставами по грязище там шлёпала.
― На вечер картохи с салом и чесночком нажарим, ― пообещала мне бабуля таким тоном, словно видеть мою кислую физиономию для неё было пределом мечтаний.
Я была здесь весной ― помогала картошку сажать. И потом ещё пару раз приезжала, но одним днём. Мишаня бабушке не звонит даже никогда, у него аллергия на её огород.
― Печеньице вот к чаю свежее. Карамельки. Шоколадные-то конфеты тебе нельзя, вот я и купила что попроще.
― Ба, ты если снова задумала чего, лучше прямо скажи, ― не выдержала я. ― Меня такая твоя забота пугает. Ты мне конфеты в последний раз покупала перед тем, как вы с батюшкой повторно крестить меня решили в принудительном порядке.
Она присела за стол, уставилась на меня задумчиво и начала постукивать пальцами по столешнице ― дурное знамение. Я плеснула себе в чашку из чайника шиповниковый напиток, потому что обычный чай в этом доме отродясь не водился, тоже присела на стул и принялась ждать, пока бабуля снизойдёт до откровений. Очевидно же, что у неё что-то на уме. Долго так молчали, а потом прозвучало:
― Дом этот продать хочу. Старая я уже. Дому деревенскому руки нужны, а отец твой не той породы. И Антошка тоже. Городские вы все, землю не любите, а мне уж на всё сил не хватает. И пенсии. Узнавала я, сколько за это всё выручить можно, и выходит, что на квартиру не хватит.
― А я здесь при чём? ― не поняла я. ― У меня сбережений нет. У родителей тоже. Отец копил на машину, но уже кому-то занял.
― Это я знаю всё, ― отмахнулась бабуля от моих слов. ― Мы с Лизкой обсудили уже, что жить я у вас буду, а деньги, за дом вырученные, к накоплениям на машину добавлю. Как долг отцу твоему вернут, так полная сумма и получится, какая ему нужна.
― У нас? ― заподозрила я неладное.
Родительская квартира двухкомнатная. Одна комната большая и проходная, а та, что поменьше, изолированная. В маленькой я живу. В большой ― родители. Куда ещё бабулю?
― У вас, милая моя, у вас, ― ответила бабушка сладким голосом. ― Мать сама-то сказать тебе об этом боится. И сюда ехать не хочет, потому что стыдно ей в глаза мне посмотреть. Я уж и покупателя нашла, а она всё тянет.
― Подожди, ― начала я догадываться, о чём мама боится мне сказать. ― Вы за моей спиной договорились о том, что я съеду от родителей, а ты там поселишься?
Бабуля гордо выпрямила спину и обиженно уточнила:
― А что, я не заслуживаю дожить свой век в тепле и заботе? До смерти должна на грядках горбатиться? Может, и могилку сама себе на своём же участке вырою?
Я обречённо вздохнула и приняла эту новость как есть. Мама меня боится, но и отказать бабуле тоже не может. Меня отправили сюда не за старушкой ухаживать, а просто толкнули под паровоз правды. Если бы я психанула дома, для родителей это могло закончиться плохо, а бабушка уже своё отжила, её не жалко. Даже смешно стало.
― Ба, ты заслуживаешь всего самого лучшего, ― ответила я примирительно и с улыбкой. ― Только из-за этого на больные ноги пожаловалась, да? Если бы приехала мама, ты бы ей внушила уверенность в себе и бесстрашие, а раз я сама явилась, то и так хорошо. Забавные вы, честное слово. Я сама себе чемодан без ручки напоминаю ― и тащить неудобно, и бросить жалко. Только вот логику ваших рассуждений не совсем понимаю. Сказать о том, что я должна освободить для тебя комнату, мама боится, а выставить меня за дверь в никуда ей не страшно? Денег-то на съёмное жильё у меня нет.
― Почему же в никуда? Ты к Мишане поедешь. Он тебя там и на работу пристроит, и жильём обеспечит. Всё уже оговорено.
― А, то есть в последнее время он не отвечал на мои звонки не потому, что был занят, а просто ждал от вас новость, что буря уже миновала и его не коснётся, да? Супер!
Я не злилась. Просто огорчилась из-за того, сколько мой злой дар доставляет проблем моим близким. Не будь его, мы давно обсудили бы всё спокойно в кругу семьи. Когда я ушла из магазина, могла бы просто собрать вещи и уехать к брату. Бабушка продала бы свой дом и переехала в город. Я всё понимаю. Ей очень тяжело, а в городской квартире и зимой не нужно переживать из-за расходов на отопление, и к ремонту совсем другой подход, и поликлиника рядом. И дети. Старикам важно знать, что их последние годы не будут прожиты в одиночестве при живых детях. Но у меня-то тоже есть проблемы. Меня кто-нибудь спросил, готова ли я к таким переменам?
― Бабуль, я сейчас тебе кое-что расскажу, а выводы ты сделаешь сама. Не глупая, ― начала я.
И выложила ей всё как есть. Не от обиды, а просто была потребность выговориться и с кем-то поделиться своими печалями. Отец не поверит, мама начнёт бояться меня ещё сильнее, Мишке о подобном рассказывать вообще нет смысла, а бабушка в курсе моей проблемы ― пусть и не посоветует ничего полезного, но хотя бы выслушает.
― Мать честная! ― растерянно высказала она своё мнение, когда я высказалась, выдохлась и умолкла. ― Это что же получается? Какая-то злыдня чужое проклятие на тебя свела, когда ты ещё пешком под стол ходила? Вот ведь гадина какая!
― Она уже умерла, бабуль. Ты сама говорила, что о мёртвых нельзя отзываться плохо, ― напомнила я.
― О таких не только можно, но и нужно, чтоб им на том свете посильнее икалось, ― рассердилась она. ― Знала бы, что так, а не эдак, я б сама ей свечку за упокой ещё при жизни поставила. Грех говорить так, но праведный гнев не наказывается.
― А толку-то от твоего праведного гнева? ― улыбнулась я. ― Если бы им можно было что-то исправить, я бы к тебе каждый день на эти целительные гневные сеансы приезжала. Понимаешь теперь, почему я уехать к Мишке не могу?
― Вообще-то можешь, ― возразила бабуля. ― Если я всё верно поняла, от тебя тут мало что зависит. Да и не прямо сейчас ехать надо. Я зря что ли на огороде спину гну? Чужому человеку свой труд за просто так подарить? Не-не-не. Раньше осени дом не продам. Вот выкопаем картоху и моркву, тогда и о купле-продаже говорить будем. Кур, опять же, побить надо будет. Не на балконе же их держать, правильно? А там, глядишь, и у тебя чего прояснится.
― Ну да, ― без особого энтузиазма согласилась я.
А вечером, когда бабушка устала и задремала, я позвонила Туманову и прямо спросила его, с какой целью он назначил мне ту встречу и поделился информацией. Понимаю, конечно, что две головы лучше одной, но точно не в нашем с ним случае. Да и намёки Ангелины на то, что Руслан имеет какой-то коварный умысел, мне тоже всё-таки не понравились.
― Просто думал, что ты имеешь право знать правду о том, почему у тебя вся жизнь наперекосяк, ― услышала в ответ. ― Заметь, я не просил прощения. Такое невозможно простить. Чем сильнее ты будешь меня ненавидеть и винить во всех своих бедах, тем быстрее это закончится для нас обоих.
― Да, но не раньше, чем через пять лет, ― уточнила я.
― Через четыре, ― внёс он поправку. ― Мне уже двадцать восемь.
― А ты не боишься, что я буду ненавидеть и твоего отца тоже? Это ведь с него всё началось.
― Мне всё равно, ― ответил собеседник на другом конце связи. ― Лариску только к этому не приплетай, она ни в чём не виновата.
― Это кто? ― не поняла я.
― Моя младшая сестра по отцу. Ты её видела. Мы вместе в магазин тогда приходили.
Ну да. Как я сразу не догадалась, что рыжий пудель-одуванчик приходится Тумановым родственницей? Она такая же невыносимая, как и её отец. Видимо, в этой семейке вся родительская любовь досталась младшенькой, что неудивительно, ведь она-то как раз не имеет к фамильному проклятию никакого отношения.
― Ладно, Лариску твою обижать не буду, ― пообещала я. ― Но если найду способ вернуть Геннадию Васильевичу то, что причиталось ему, а не нам с тобой, потом не обижайся.
― Не буду, ― пообещал Руслан и завершил звонок.
Он не видел от своего отца ничего хорошего. Его воспитала мать. Мы разные даже в этом, ведь меня никто не бросил, несмотря на все тяготы и испытания. И мне правда не жалко Туманова-старшего. У предсмертного проклятия было конкретное предназначение. Даже если Руслан смирился со своей участью, я это справедливым не считаю. Может, и правда мне лучше уехать к Мишке? Обижаться и ненавидеть издалека безопаснее, чем ждать катастрофы от каждой случайной встречи.