- «Я тебе верю». Глава 87.
- Ну что же, что же, - подумал Эдик. - Значит, и Лиза туда же... - медленно поднялся со скамейки и побрёл прочь.
Нужно было что-то приготовить на ужин, но лень было даже шевелиться. Китайская лапша всё чаще заполняла пустоту в желудке обжигающей остротой, от которой через час сильнее прежнего хотелось есть. После нескольких раз перестала вызывать брезгливость старая ванная и штора с серыми грязными разводами внизу. Вид из окна, выходящий на старое общежитие, радовал то выброшенным ненужным стулом, то мужиком, бомжеватого вида, сидевшим на крыльце с парой прогнивших, давно не крашеных, половиц. Чужие дети радостно наполняли низко висевшую на дереве кормушку хлебными крошками и остатками крупы, отпугивая тревожных воробьёв.
Солнце долго всходило и быстро закатывалось огромным красным блином за чернеющий горизонт, увлекая за собой пустые мысли и напрасные воспоминания Эдика. Маятник не переставал раскачиваться, замирая на несколько минут в той точке, где отчаянно хотелось вернуть всё назад. Глупый Новый год, разочарованную холодную жену, и всё поменять в один момент. Но это было невозможно. В такие минуты мужчина наполнялся решимостью скинуть в сумку полотенце, висящее на холодной батарее, сменку белья, зубную щётку с бритвой и вернуться в свою жизнь. Уговаривать Лизу, просить её, ползать на четвереньках. Кричать, если ничего не поможет. Любой ценой разрушить её спокойствие, прикрытое равнодушием.
Недовольно пропуская внутрь солнечные блики, мутными окнами поглядывал на радостную весеннюю улицу игровой зал. Вывеска из трёх пятёрок, сияющих красным, будто облитые кровью жертвенного агнца, виднелась издалека.
«Не везёт в деньгах - повезёт в любви. А, значит, и наоборот?» - подумал Эдик, решительно дёрнув на себя тяжёлую дверь. В помещении, как и почти десять лет назад, стоял полумрак. Табачная серость клубилась, как будто исходя из невидимого кувшина, предшествующего появлению джина. Но, волшебство здесь случалось редко. Гораздо чаще случались слёзы, истерики, пинки железного ящика и удары кулаками по клавиатуре прежде, чем скучающий охранник выводил прочь очередного проигравшегося клиента.
- Здрасьте, - буркнул Эдик, доставая из заднего кармана джинс паспорт, хранящий скромную пачку купюр. Пару он положил на стол перед девушкой, чья внешность была такой же серой, как прокуренный воздух заведения.
- Здрассьте, - не глядя на мужчину, и подёргивая плечиками в такт раздававшейся музыке, она приняла купюры.
Эдик внимательно осмотрел зал. От автомата в середине зала разочарованно отошёл человек в длинном плаще, обречённо натягивая короткополую шляпу на лысеющую голову. Длинная шея торчала из неприглядного узкого шарфика, завязанного на французский манер. Человек вышел, оставив игровому аппарату один час своей жизни и месячную зарплату. У нескольких других автоматов люди ещё продолжали испытывать иллюзии, иногда выигрывая крошечные деньги.
Эдик подошёл к примеченному автомату, и сел на высокий стул, набрав комбинацию. Барабан внутри вращался, будто был одним из колёс старой телеги. Картинки на мониторе сменяли друг друга, не решаясь остановиться сразу и заставляя мужчину испытывать странное волнение. Наконец, показались три пузатые семёрки, раздалась победоносная музыка, истерично огласившая зал.
- Ого! Ничё се, вот мужику подфартило!
- Во даёт! - завистливые слова понеслись по смрадному помещению.
Он с ничего не выражающим лицом подошёл к кассирше-барменше. Та отсчитывала старенькие купюры, аккуратно сложенные по номиналу.
- Налей чего покрепче, - сухо сказал Эдик.
- Водки или конь яка?
- Конь яка пятьдесят грамм, -махнул он рукой.
Тепло покатилось, мелкими иголками покалывая в горле и в левой половине грудины. Пальцы почувствовали живительный прилив, сжавшись в кулак и разжавшись обратно. Эдик сидел на высоком круглом стуле. Позиция была неудобная, ноги едва доставали то хлипкой опоры, хотелось почувствовать спинку и подлокотники.
- Налей ещё пятьдесят, - по-хозяйски распорядился он.
Обожгло внутри, окатило могучей сорокаградусной волной, захлестнув и окрасив в розовый цвет уши. Эдик встал, пошевелив пальцами, будто пытаясь найти в них тайную силу. Ведомый странным чувством, он подошёл к рядом стоящему автомату. Запустил игру, мягко нажав на клавиатуру. Внутри тренькало-бренькало, как в старой железной коробке с ручкой, в которую он играл в детском саду.
Выползла одна пузатая семёрка, затем, сменив вишню, показалась вторая, и вот рядышком оказалась третья. Появившаяся картинка не вызывала бурю неудержимого восторга. Теперь он знал, что так бывает. Что судьба, наконец, проявила милость к нему, компенсируя его житейские неудачи.
- Накапай ещё! - кивнул он девушке, забирая выигрыш.
«- Я докажу ей. Я покажу, что она потеряла!» - решительным шагом мужчина направлялся домой.
Мелодичная трель звонка ещё не успела оборваться, как на пороге показалась Лиза. Вместо домашнего халата на ней была светло -зелёная майка, открывающая нежные плечи, и цветастые брюки-шаровары. Она смотрела на мужа спокойно, скрестив руки на груди. От того, что женщина стояла прямо, не шевелясь, Эдику показалось, что жена стала выше его.
- Привет, - начал он.
- Привет, - равнодушно сказала Лиза.
- Давай начнём всё заново? Прости меня пожалуйста, это такая дурость была. Я всё понял, Лиза, мне никто не нужен кроме тебя.
В квартире раздалась ритмичная латино-американская музыка.
- Ты что, ЭТО слушаешь? - удивился муж.
- Да, - всё так же равнодушно ответила Лиза.
- Но тебе такая музыка никогда не нравилась?
- Это ТЕБЕ такая музыка никогда не нравилась. А теперь я могу слушать всё, что захочу. И смотреть, кстати, тоже. - она не сделала ни одного движения. Руки, губы, всё оставалось спокойным, как зимняя река, закованная толщей льда.
- Лиза, я денег принёс. Много. Мы можем поехать, отдохнуть куда-нибудь. С Сашкой, или одни. Лиза, может, ты хочешь чего-то? Давай попробуем снова, мы же были счастливы! - он протянул ей несколько пачек купюр, зажатых в ладонях.
- Знаешь, Эдик, теперь я уже не знаю, была ли я счастлива с тобой, - она равнодушно посмотрела на деньги. - Если бы ты думал о нас, ты бы этими деньгами ипотеку закрыл, а не путешествие предлагал. Уходи, я тебя видеть не хочу.
- Лиза, если хочешь, в понедельник в банк унесу. А потом приду, да?
Жена смотрела на него, как на щенка, нагадившего хозяйке в тапки.
- Да делай ты, что хочешь. Только оставь меня в покое. Я не могу с тобой разговаривать, - медленно сказала она. - Знаю, что нужно решать с разводом, с сыном, с квартирой. Послушай меня в последний раз. Я не могу тебя видеть. Дай мне неделю. Можем встретиться в следующее воскресенье, в блинной той, помнишь? В три часа мне будет удобно.
- Помню, - Эдик медленно покачал головой, не пытаясь скрыть своё разочарование. - Сашка где?
- Его отец забрал, - Лиза посмотрела на часы. - Через час - полтора вернутся.
- Понятно, тогда до воскресенья? - он больше не мог находиться по ту сторону своей двери. Не дожидаясь ответа, он медленно побрёл по ступеням, каждую из которой мог перешагнуть с закрытыми глазами. За спиной аккуратно закрылась дверь, спрятав от него и жену, и ненавистную латинскую музыку.
Усталое солнце зацепилось за верхушку пожарной башни, прежде чем оставить город. Эдик брёл, глядя под ноги. Ещё пару недель назад он был бы безгранично счастлив, держа такие деньжищи в руках. Получалось, что деньги и счастье несовместимы. Готовить по-прежнему было лень, и мужчина вошёл в ресторан с украшенной звёздной россыпью, вывеской. Белоснежные шторы, скатерти, и рубашки официантов придавали высокомерную снисходительность внутреннему убранству. Он заказал всё, что хотел. А ещё блюда, названий которых он раньше не знал. Коктейль из морепродуктов, фуагра. И, конечно, конь як, который уже начал требовать себе компанию.
Мягкая джазовая музыка, исполняемая на сцене квартетом, добавляла грусти в его минорное настроение. Эдик ел с удовольствием, не спеша, наливая в тяжёлую хрустальную стоп ку снова и снова. Постепенно жизнь начала казаться ему не такой мрачной. Ведь в ней сегодня были вкусная еда, крепкий ал коголь и любимая женщина.
«- Э, нет, постой. Что-то с любимой женщиной у меня не заладилось. Зато есть другая... Пусть, не совсем любимая, зато... ммм. Тоже ничего,» - улыбнулся он, и написал сообщение Але.
***
Лиза закрыла входную дверь и направилась в ванную. Шапка ароматной пены уже поднялась почти до края. Воздух был влажным и тёплым.
Полотенце, свёрнутое валиком, давало расслабиться шее. Спокойствие, что в квартире никого кроме неё сейчас нет, было удивительным. Никто не захочет в туалет, никто не потеряет носки или тетрадку. Она закрыла глаза и попыталась прислушаться к себе. Кожа была давно не избалована Лизиным вниманием. Шевелить пальцами на ногах в тёплой, почти горячей воде, было странно и непривычно. Женщина перестала думать о том, сколько времени прошло, и сколько времени осталось. У отца есть ключ, и возвращение их с Сашей не останется незамеченным. В тело медленно проникало спокойствие, спазм перестал сжимать грудную клетку.
Контрастный душ взбодрил, заставив расслабленное тело покрыться тысячами крошечных мурашек. С полотенцем на голове и в тёплом халате она вышла в кухню. Заварила зелёный чай с жасмином, который заваривала только в те вечера, когда муж был на работе. Муж... каким прекрасным смыслом обладало это слово в первые годы их жизни, превращаясь со временем в удобный и короткий позывной. Пустота квартиры постепенно стала обретать новый смысл, и привычные вещи стали ей видеться по-другому. Мысли, то и дело лязгая, как яхтенная якорная цепь, звучали всё приглушённее. С удивлением Лиза вспомнила о своей женственности. Поняла, как приятно чувствовать себя интересной и живой. Теперь они обедали вчетвером, с Олей, Бесланом, и его другом Никитой.
Новый знакомый Лизы был высокий, худощавый, и казался очень жилистым. Увидев его в столовой в первый раз, женщине показалось, что рубашка просто болтается на его широких плечах, на которых нет ни грамма мяса. Светлые, аккуратно постриженные волосы, глубоко посаженные голубые глаза и нос с горбинкой придавал его образу какую-то орлиность. Он не отличался разговорчивостью и чувством юмора. Скорее, был серьёзен и всегда собран. Лизу поначалу очень смущала его манера говорить комплименты. Будто он весь обед молчал, раздумывая, за что бы похвалить Лизу. И женщина, растерявшись, начинала говорить:
- Да ничего во мне особенного нет... Ничего я такого умного и не сказала...
Но под строгим Олиным взглядом тут же замолкала, и лишь робко качала головой, соглашаясь принять похвалу в свой адрес. Никита работал тоже в административном здании, и появлялся в офисной одежде. Но ни Беслан, ни Никита не говорили о его работе, и Лиза не спрашивала.
Постепенно они стали лучше узнавать друг друга. Лиза слышала, что Никита приехал из маленького городка, почти деревни. Что в семье он младший, и кроме него есть ещё три сестры. Его странная манера носить всегда светлые и белые рубашки, и одинаковые брюки с наглаженными стрелками, всё больше нравилась Лизе. Было приятно идти рядом с этим ухоженным молодым мужчиной, и чувствовать заинтересованные взгляды других женщин.
Лиза, медленно просыпаясь ото сна, как капризная роза от зимней спячки, приходила в себя. Время шло, замирая в обеденные перерывы с понедельника по пятницу. Сама того не замечая, женщина ждала двенадцати часов понедельника все выходные. Робкий росток мысли, «- Неужели будут только обеды... Неужели это всё???» - появился однажды и не собирался исчезать. Оля вела себя как обычно, ни о чём не расспрашивая подругу и не давая ей никаких советов. Лиза, не привычная проявлять инициативу в общении с противоположным полом, просто ждала, снедаемая медленно нарастающей жаждой.
***
Сын Саша терпеливо ждал возвращения отца из командировки. Дед находил время чаще гулять с ним и учить уроки, вспомнив на старости лет, сколько ещё можно дать внуку. Светлана Владимировна всё так же была увлечена директорской работой и неутомимыми попытками выиграть все возможные соревнования между школами и лицеями.
На пришкольной территории уже посадили две аллеи выпускников из берёз и туй. Разбили цветники и альпийские горки. Все деревья, растущие вдоль забора, украсили скворечниками, изготовленными родителями для классных конкурсов. Разрасталась доска почёта, и «Спортивный уголок», который уже не мог вместить всех позолоченных кубков, выигранных ребятами на всевозможных спортивных соревнованиях. Школьные углы теперь украшали высокие папоротники, замиокулькасы, кактусы и другие цветы. На окнах висели ажурные шторы, в классах были установлены дополнительные светильники. Как самый яркий из них, светила и сияла сама Светлана Владимировна, указывая пальцем в гипсокартонной стене на место для очередной грамоты в нарядной рамке. Со временем в её голосе кроме повелевающих нот появилась медлительность и небольшая гнусавость. Причёску она доверяла только лучшему салону, а одежду покупала нечасто, но хорошего качества, и в приличном магазине. Возможно, и какой-то из этих факторов способствовал тому, что Николай Степанович становился всё больше времени уделять внуку, и то и дело стремился помочь по хозяйству дочери.
***
Алексей, переночевав в чужой квартире, встал поутру со свежей головой. На работе был выходной, и он пошёл домой. Законная супруга валялась на диване с нечёсаными волосами и плохо умытым с вечера лицом. Маленький Эдик смотрел детскую передачу, сидя на полу и поедая сухие хрустящие подушечки с шоколадной начинкой.
- Привет, - поздоровался Алёша с семьёй.
Сын, не глядя на него, вышел из комнаты, хлопнув дверью в детскую. Аля, причесав чёлку пятернёй, как граблями, искоса посмотрела на него.
- Явился? Что, у мамочки не спалось?
- И не говори, жена, - последнее слово он сказал, приправив ядовитым смешком. Пошарившись в прихожей в старом шкафу, он вытащил несколько клетчатых китайских сумок, и поставил их посреди залы.
- Ты что, дорогой, съезжаешь? - она посмотрела на него через разведённые в сторону колени, приподнявшись на локтях.
- Нет, дорогая, это ты съезжаешь, - изобразив тяжёлый вздох, ответил муж. - Сама соберёшься, или тебе помочь?
- Даже и не подумаю, - не меняя положение тела, ответила Аля.
- Ну, что же, люди мы не гордые, - он, вытаскивая без разбора вещи из шкафов, запихивал их в прожорливую пасть сумки. - Не уйдёшь сама, я тебе помогу.
Аля села на диване, оценивая серьёзность намерений мужа.
- Сына тоже из дома выкинешь? - громко, чтобы ребёнок услышал через стенку, спросила она.
- Зачем? Сын со мной останется. Бабушка поможет, не переживай, - цветные тряпки продолжали заполнять объёмную сумку.
- Поможет она... Такого же вырастит, как ты... - жена, почесав подбородок пальчиками с идеальным маникюром, встала около мужа. - Ты точно всё решил?
- Точно, - подтвердил Алексей, запихивая ворох юбок, аккуратно разместившихся на прищепках плечиков.
- И не пожалеешь? - она подошла ближе, пытаясь изобразить соблазнительный взгляд.
- Нет, не пожалею, - сжав зубы, процедил он.
- Сына я тебе не оставлю, и не мечтай. Деньги будут нужны - буду просить, - предупредила Аля.
- Хорошо, -кивнул Алексей, - Я детские вещи соберу, сама здесь закончишь.
- Спасибо, дорогой, - с издёвочкой промурлыкала она, начиная собирать в отдельный чемоданчик бижутерию, украшения и косметику.
Набрав маму, она продолжила аккуратно складывать вещи. Прижав телефон к уху, украшенному длинной золотой змейкой, ждала ответа.
- Алло, - ровный певучий голос Фаины Николаевны раздался так ясно, будто она находилась в соседней комнате.
- Мама, привет. Ты дома?
- Нет, дочка, мы с Владимиром Петровичем по городу катаемся. У него дела кое-какие. А что? - были слышны позывные ностальгирующей радиостанции, и низкий мужской голос, подпевающий хиту ушедших лет.
- Мы с Эдиком домой возвращаемся. Навсегда.
- Они с Эдиком домой возвращаются, - повторила мать её слова Владимиру Петровичу.
- Спроси, когда? Забирать когда? - мужчина прекратил петь, раздался резкий скрип тормозов.
- Когда, Аля? - голос матери стал тревожным.
- Сейчас. Вещи собрала уже... - Аля, раскинув вытянутый свитер не первой свежести, кинула его в кучу вещей, которые она не возьмёт с собой в новую жизнь.
- Хорошо, доченька. Мы скоро приедем, и поможем тебе с вещами.
- Хорошо, мам. Спасибо. И тебе, и Владимиру Петровичу тоже, - Аля посмотрела на квартиру, в которой ей так нравилось жить. Становиться другой. Ждать с работы Лёшу. Сидеть у окна, разглядывая с детства знакомый двор.
***
- Мама! - голос Алёши раздался в квартире, к которой так и не смогла привыкнуть Антонина Фёдоровна. - Собирайся, пошли домой!
- Продолжение следует.
- Путеводитель здесь.