Найти в Дзене

НОВАЯ ТАЁЖНАЯ ИСТОРИЯ. 10 ЛЕТ ОН ЖИЛ В ТАЙГЕ, ПОКА НЕ ПРИШЛИ НОВЫЕ ПРАВИЛА ИГРЫ...

Сон был тяжёлым и тревожным, и Александр, проснувшись, почувствовал себя ещё более усталым, чем вечером. Утренний свет нехотя пробивался сквозь щели старых досок заколоченных ставень. Печка уже потухла, оставив после себя лишь горстку тёплой золы и слабый запах дыма.

Он оглянулся — рядом, у стены, свернувшись калачиком в спальнике, ещё спала Оксана. Лицо её было напряжённым, будто даже во сне она продолжала бороться с мыслями о том, во что превратилось их приключение.

Александр тихо поднялся, стараясь не разбудить женщину, и осторожно выглянул наружу. Солнце уже стояло над лесом, заливая ярким весенним светом покосившиеся крыши заброшенных домов и заросшие травой тропинки, которые почти полностью исчезли под ковром из прошлогодней листвы и влажного мха. Тайга стояла вокруг молчаливая, угрюмая и безразличная к чужому присутствию.

— Уже проснулись? — тихо спросила Оксана, поднявшись и потирая глаза.

— Надо идти, пока светло, — ответил Александр, собирая рюкзак и проверяя ружьё.

Они выбрались из дома и пошли через деревню, молча, стараясь не глядеть на полуразрушенные строения. Александр понимал: деревня, даже мёртвая, давала хотя бы призрачное ощущение безопасности, и покидать её было трудно. Но другого выхода не было — позади смерть, впереди неизвестность, и только лес, необъятный и бесконечный.

Они двигались около часа, когда Александр внезапно остановился, присев на корточки и внимательно изучая землю под ногами.

— Что там? — спросила Оксана.

— Следы, — тихо произнёс он, указывая пальцем на чёткий отпечаток тяжёлого ботинка в грязи. — Свежие. Идёт тяжело, волочит что-то или кого-то за собой.

Оксана тревожно огляделась по сторонам, будто боялась увидеть фигуру Бориса прямо сейчас, здесь, среди деревьев.

— Он опять кого-то поймал? — тихо спросила она, стараясь удержать голос от дрожи.

— Похоже, — сказал Александр, выпрямляясь и проверяя ружьё.

Пройдя ещё несколько десятков метров, они наткнулись на крупный вяз с раскидистыми ветвями, возле которого кто-то лежал неподвижно. Александр медленно приблизился, и сердце его тяжело ухнуло вниз: на земле, запрокинув голову и широко раскинув руки, лежал ещё один участник — парень лет тридцати. Горло его было перерезано, и тёмные пятна крови впитались в прошлогоднюю листву, подсохли на дереве.

— Господи… — пробормотала Оксана, закрывая ладонью рот.

Внезапно впереди послышался треск веток. Александр вскинул ружьё и застыл. Из кустарника медленно выдвинулась крупная бурая фигура — медведь. Зверь лениво приблизился к телу, понюхал воздух и осторожно ткнулся мордой в мёртвое плечо, издав низкое утробное рычание.

— Тихо назад, — шепнул Александр, медленно отступая вместе с Оксаной, не сводя взгляда с огромного животного. Но медведь уже заметил их, поднял голову и выпустил в воздух тяжёлый рык. Затем, разом перейдя от ленивого безразличия к слепой агрессии, рванул вперёд.

Александр выстрелил не раздумывая. Ружьё ударило в плечо отдачей, медведь на секунду замер, словно удивлённый. Второй выстрел грянул сразу же, пуля попала точно в голову, и зверь, рухнув, подмял под себя кусты и ветви.

Наступила мёртвая тишина.

Александр тяжело дышал, опустив ружьё, затем медленно шагнул вперёд. Его руки слегка дрожали.

— Вы убили его? — спросила Оксана.

— Да. Пришлось. Он бы не ушёл, — ответил Александр глухо, медленно убирая ружьё за плечо и подходя к животному.

Он достал нож и осторожно начал срезать куски мяса, стараясь не думать о только что произошедшем. Оксана молча смотрела, пытаясь осознать, что их мир окончательно перевернулся, и прежние правила перестали действовать совсем.

Вечером, когда стемнело, они развели костёр в неглубокой яме, окружённой крупными камнями, и начали жарить на палках куски медвежатины. Мясо медленно шкворчало над огнём, распространяя густой, тяжёлый запах.

Оксана первой нарушила молчание, глядя на огонь:

— Никогда не думала, что буду есть медвежатину… Так странно. Врач, культурный человек, и вдруг вот такое…

— Тайга не выбирает, — ответил Александр спокойно, поворачивая мясо над костром. — Тут правила простые: или ты, или тебя.

Оксана вздохнула и тихо спросила:

— А Борис… Он сошёл с ума, или это всё ещё та опухоль, о которой вы говорили?

— Он не сумасшедший, — ответил Александр, глядя в огонь. — Он просто решил, что ему терять нечего. Человек, которому нечего терять, страшнее любого зверя. Борис решил устроить последнюю охоту и оставить выигрыш детям любой ценой.

— Но почему они не остановили это шоу? Почему никто не вмешался?

Александр молчал, глядя в ночь. Затем тихо произнёс:

— Может, у них что-то случилось там, наверху. А может, просто слишком много денег и зрителей завязано на этом. Проще закрыть глаза, пусть хоть все перемрут…

Оксана помолчала и снова спросила:

— А вы сможете… убить его?

Александр долго не отвечал, затем поднял на неё усталый взгляд:

— Сможет ли он убить нас — это главный вопрос. Я не убийца. Но если придётся выбирать — выбирать не стану.

Оксана снова помолчала и кивнула, решительно откусив кусок мяса, словно пытаясь доказать самой себе, что она тоже способна бороться.

Ночь постепенно накрыла тайгу, окутывая их тьмой и тишиной. Каждый понимал, что завтра снова придётся идти вперёд — навстречу человеку, ставшему для них самым страшным зверем из всех возможных.

*******************

Ночь была тёмной и тянулась медленно. Александр просыпался несколько раз, проверял костёр, подкладывал сырые поленья, чтобы дым отгонял мошкару, уже начавшую пробуждаться после зимней спячки. Спали по очереди: Оксана проснулась около двух ночи и молча села рядом с огнём, плотно закутавшись в плащ-палатку, внимательно вглядываясь в темноту, стараясь различить звуки леса — шорох листвы, лёгкий треск веток под лапами осторожного зверя, далёкий вскрик ночной птицы. Александр уснул сразу, будто провалившись в глубокую яму сна, но беспокойство не отпускало его даже там — он видел какие-то смутные образы, слышал шёпот незнакомых голосов, чувствовал влажный холод тумана.

Проснулся он рано, когда солнце едва поднялось над тайгой, наполняя воздух холодной свежестью. Оксана сидела у костра, задумчиво глядя в тлеющие угли.

— Доброе утро, — негромко сказал он, осторожно распрямляясь и чувствуя, как гудят мышцы после вчерашнего дня.

— Доброе, если его можно назвать добрым, — улыбнулась она устало. — Всю ночь снилось, будто мы вышли отсюда.

— Выйдем обязательно, — спокойно ответил Александр, собирая вещи и проверяя ружьё. — Тайга тоже где-то заканчивается.

Позавтракали остатками медвежатины, мясо было жёстким и сухим, но насыщало хорошо. Оделись тщательно и привычно: Александр — в старую охотничью куртку, надетую поверх толстого свитера, армейские штаны и сапоги с войлочной вставкой, которые за эту неделю почти высохли, но не успели потерять неприятного запаха болотной влаги. На голове у него была меховая шапка, уже замусоленная, пропитанная потом и дымом костров. Оксана — в плотной, местами уже порванной куртке, в джинсах, которые совершенно не подходили для тайги, и ботинках, давно покрывшихся пятнами грязи и застывшего мха. Она молча перевязала волосы платком и натянула на руки перчатки, тоже давно потерявшие цвет и форму.

— Пора идти, — сказал Александр. — День долгий, но двигаться надо осторожно. Опасность не дремлет.

Они вышли из ночного укрытия и сразу погрузились в густую чащу. Воздух был пропитан запахом хвои, сырости и чуть слышным ароматом первых лесных цветов, которые робко пробивались между опавшими листьями и ветками. Под ногами хлюпала земля, покрытая ковром из влажного мха и прошлогодней листвы, кое-где перемешанной с хвоей и сухими иголками.

К полудню тайга немного расступилась, и они вышли на берег небольшого ручья. Вода в нём была кристально чистая, прозрачная до самого дна, где легко различались мелкие камешки, перекатываемые течением, словно бусины чёток в руках невидимого монаха. Александр присел на корточки, набрал воду в ладони и долго пил, чувствуя, как холод растекается по телу, очищая и освежая его изнутри.

— Пейте, — сказал он, оглянувшись на Оксану. — Такой воды в городе не найдёте.

Она тоже присела рядом, осторожно зачерпнула воду, и тихо сказала:

— Никогда не думала, что в лесу можно чувствовать себя и свободно, и страшно одновременно.

Александр кивнул, внимательно слушая журчание ручья. Где-то вдалеке тихо застучал дятел, выбивая из ствола дерева свой дневной ритм, сухой и равномерный.

Они снова двинулись вперёд, и вскоре лес начал меняться: вместо плотных стен из елей и сосен появились болотистые низины. Шли медленно и осторожно, выбирая тропу по корням деревьев, иногда проваливаясь по щиколотку в жидкую грязь. К вечеру, преодолев низину, они вышли на возвышенность, откуда открывался широкий вид на заросшие кедровым стлаником холмы.

— Красиво, — прошептала Оксана, переводя дыхание.

— Красиво, но коварно, — тихо сказал Александр, разглядывая закатное небо, по которому неспешно проплывали пурпурные и золотистые облака.

Здесь, на холме, они решили устроить ночлег. Александр быстро развёл костёр, огонь с лёгким треском принялся пожирать сухие ветки, дым пошёл вверх тонкой струйкой, унося запах гари и сосновой смолы.

Они сидели у огня, когда вокруг снова начало темнеть. Александр внимательно смотрел в костёр, время от времени подбрасывая туда мелкие ветки. Оксана, укутавшись в куртку, задумчиво сказала:

— Знаете, я ведь врач, в городе людей лечила. А здесь поняла, что ничего о жизни не знаю. Никогда не думала, что придётся в лесу выживать и есть медвежатину.

— Лес быстро показывает, кто есть кто, — сказал Александр, не отрываясь от огня. — Здесь ничего не спрячешь. Ни страх, ни слабость, ни то, что внутри человека сидит.

— А Борис? Он неужели всё это время жил с этим внутри?

— Может, оно проснулось только сейчас, когда терять стало нечего. Человек вообще удивительная штука. Никогда не знаешь, что у него внутри. Порой страшнее любого медведя.

Оксана помолчала, потом тихо спросила:

— Как вы думаете, мы дойдём до конца?

Александр впервые за долгое время повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

— Дойдём. Другого выхода нет. Тайга нас не удержит, если сами не сдадимся. А Бориса... Бориса жизнь сама найдёт и рассудит. Он не уйдёт далеко со своей правдой.

Они ещё долго сидели молча, слушая, как трещит огонь и как в глубине леса переговариваются совы, наполняя ночь своим низким, таинственным уханьем. Где-то недалеко прошуршала в листве лесная мышь, спеша по своим делам.

Наконец, Оксана тихо сказала:

— Спасибо, Александр Сергеевич. Без вас я бы давно пропала.

— Не пропали бы, — спокойно ответил он, улыбнувшись уголками губ. — Просто здесь надо жить так, как тайга позволяет, а не так, как вы привыкли там, в городе.

Она кивнула, положила подбородок на колено продолжая смотреть в костёр, в котором медленно догорали поленья, постепенно превращаясь в тонкий, мерцающий слой золы. Впереди была ночь и тайга, молчаливая и бескрайняя, и ещё один день, который нужно было пережить.

***************

Ночью Александр проснулся резко, будто от толчка. Что-то было не так. Он резко открыл глаза и увидел фигуру, сидевшую неподвижно напротив у почти погасшего костра. Человек смотрел на них спокойно и внимательно, будто давно ждал, когда они проснутся.

Борис. Его лицо было освещено слабым, трепещущим пламенем углей. В руках он держал пистолет — спокойно, уверенно, словно это была привычная вещь, продолжение его руки. Александр медленно сел, чувствуя, как сердце тяжело стучит в груди. Рядом зашевелилась Оксана, вздрогнув, когда поняла, кто сидит напротив.

— Не дёргайтесь, — тихо и ровно сказал Борис, слегка взмахнув пистолетом. — Просто поговорим.

Голос Бориса был усталым и тяжёлым, с хрипловатой интонацией. В темноте было видно, как по его щеке идёт глубокий, плохо заживший порез, покрытый тёмной коркой засохшей крови. Рука, которой он держал оружие, слегка дрожала, а вторая висела вдоль тела неестественно, словно перебитая или сломанная в нескольких местах.

— Долго же вы меня водили, — сказал Борис спокойно и холодно. — Устали небось?

Александр напрягся, пытаясь понять, есть ли шанс дотянуться до ружья, лежавшего рядом. Но Борис, словно прочитав его мысли, тихо сказал:

— Даже не думай. Мне, знаешь, уже всё равно. Но лучше спокойно посидим.

— Чего ты хочешь? — спросил Александр, чувствуя, как пересыхает в горле от напряжения.

— Я хочу домой, — вдруг совершенно спокойно и даже мягко ответил Борис. — Хочу, чтобы всё это закончилось. Но пути назад у меня нет, вы сами знаете.

Он чуть подвинулся, и стало видно, что рядом лежат их маячки, которые он уже забрал, пока они спали.

— Я заберу вот это, — он указал пистолетом на приборы, — чтобы за вами не следили. Я устал убивать, Саня. Крови и так слишком много. Просто уйду к финишу. Если никого кроме меня не будет, я и так получу деньги.

— А мы? — тихо спросила Оксана, её голос дрожал, но был твёрдым.

— Вы? — Борис чуть улыбнулся уголком рта. — Вам повезло больше других, я вас убивать не стану. Только идти вы будете медленно, чтобы я точно дошёл первым.

И не говоря больше ни слова, он поднял пистолет и спокойно, почти равнодушно, выстрелил Оксане в ногу. Раздался глухой хлопок, женщина вскрикнула и упала набок, хватаясь за раненую ногу.

— Зачем?! — резко вскочил Александр.

— Спокойно, — тихо сказал Борис, направляя пистолет в грудь Александра. — Просто гарантия, что не догоните. Больше никого не убиваю, слово офицера.

Он медленно поднялся, шагнул вперёд, подобрал с земли Александрово ружьё и спокойно перекинул его за спину. Потом взял карты, оставленные Александром возле рюкзака, бросил их в огонь. Бумага тут же занялась огнём, сгорела почти мгновенно.

— Так будет честно, — сказал Борис, глядя в темноту леса. — Не обессудьте, Александр Сергеевич. Вам я жизнь оставляю. А дальше — как сумеете.

Он развернулся и спокойно, чуть прихрамывая, пошёл в лес, постепенно растворяясь в темноте.

Александр мгновенно подскочил к Оксане. Она лежала, держась за ногу, дышала тяжело и прерывисто, но терпела боль молча, только слёзы катились по её щекам.

— Терпите, — тихо сказал он, доставая из рюкзака чистую ткань, которую приготовил ещё вчера на всякий случай. Он осторожно разрезал её джинсы ножом, осмотрел рану. Пуля прошла навылет, но задев мягкие ткани, вызвала сильное кровотечение.

— Держитесь, — прошептал он снова, затягивая плотную повязку и чувствуя, как женщина вздрагивает от боли. — Жить будете, но двигаться будет трудно.

Оксана тяжело вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Спасибо… Не думала, что он так поступит…

— Я тоже не думал, — ответил Александр мрачно, подбрасывая ветку в костёр и глядя, как в темноте леса растворяются последние отблески света.

Утром Александр первым нарушил тягостное молчание. Ночь была длинной, полной мрачных мыслей и тяжёлого ожидания.

— Надо решить, как выбираться, — сказал он, глядя на раненую Оксану. Она сидела рядом, молча, стиснув зубы от постоянной боли.

— Какие есть варианты? — тихо спросила она.

Александр задумался вслух, медленно перечисляя:

— Назад идти бессмысленно. Карты нет, но я помню, там непроходимое болото, даже здоровому человеку не выйти. Если пойти строго по солнцу, выйдем либо к реке, либо к старым разработкам нефтяников. Но сколько идти — не знаю, неделя минимум, может больше. Третье — двигаться за Борисом по маршруту, но шансов встретиться с ним снова много. Да и у него теперь всё оружие, а нам его не победить.

Оксана кивнула медленно, стиснув зубы:

— Я готова идти медленно, но идти. Другого выхода нет.

Александр ещё раз внимательно оглядел её, потом вздохнул:

— Пойдём по солнцу. Если повезёт, наткнёмся на ручей, а ручей всегда куда-нибудь да выведет.

Оксана слабо улыбнулась сквозь боль:

— Значит, так и пойдём.

Он помог ей осторожно подняться, нашел устойчивую ветку, чтобы она могла опираться. Сделали несколько первых шагов медленно, неуверенно, но потом пошли чуть быстрее, привыкая к новому ритму. Тайга окружила их плотной стеной, будто сразу дав понять, что легко не будет. Но впереди был хоть слабый, но шанс на спасение, и этого сейчас было достаточно.

***********
Шли весь день. Молча. Разговаривать не хотелось — не от усталости, а от внутренней неуверенности, в которую оба погружались с каждым шагом всё глубже. В ней не было места лишним словам.

Весеннее солнце стояло высоко, но не грело как следует. Меж еловых стволов, словно в молчаливом карауле, стояли полосы света, в которых медленно кружились крошечные мошки. Под ногами — мох, корни, местами ещё прихваченные холодком земли, хлюпали лужицы, в которых отражались куски неба.

Оксана шла тяжело. Каждый шаг отдавался болью. Пуля прошла мимо кости, но мягкие ткани распухли, и теперь нога не слушалась. Александр помогал ей — поддерживал под руку, срезал палку что бы оператся, делал остановки. Она держалась, но к вечеру глаза у неё начали мутнеть, дыхание стало прерывистым, а лицо покрылось неестественным румянцем. Когда они вышли к поляне — он понял: дальше нельзя.

Поляна появилась, как бывает в сказках — неожиданно. Меж сосен и кедров, сквозь заросли брусники, открылся светлый круг. В центре — старый, трухлявый пень, поросший мхом и крошечной желтоватой травой. Поодаль — высокий муравейник, у основания которого копошилась сотня бурых телец. Рядом журчал ручей, тонкий и быстрый, бежавший меж камней, оставляя на них серебристый налёт.

— Здесь останемся, — сказал Александр твёрдо. — Хватит. Не дойдём иначе никуда.

Оксана молча кивнула, опустилась на землю, и он сразу заметил, как она дрожит, хоть и на ней была куртка, а вокруг не дуло.

Он действовал быстро. Примерно понимал, что теперь будет война за выживание, и времени мало. Сначала вырыл неглубокую канаву по периметру — на случай дождя, чтобы вода не затопила их лагерь. Потом подобрал две ровные жерди, располовинил старый валежник и устроил надью — печной костёр, в котором дрова лежат горизонтально, одна над другой, горят медленно, дают тепло и свет на всю ночь. Внизу он закопал немного угля от старого костра, чтобы не промокло бревно на случай моросящего дождя...

Когда всё было готово, пошёл в лес. Ножом, оставшимся ещё с шахтёрских времён в наборе, он срезал пучки сухого зверобоя — знал его с детства. Затем нашёл клевер луговой, мелиссу, крапиву. Искать прошел подольше — и нашёл лабазник: трава болотная, горчит, но снижает жар. Рядом, под корой сосны, соскоблил немного смолы — клейкая, тёплая, противогнойная. Всё это положил в сухую тряпку и вернулся.

Оксана лежала на боку, в тени. Лицо её стало серым, глаза полузакрыты, губы пересохли. Он присел рядом, потрогал лоб — горячий, будто изнутри кто-то разжёг печь.

— Потерпи… — тихо сказал он. — Я с тобой. Не брошу.

Всю ночь он готовил отвар: залил воду, бросил травы, стоял над огнём, пока не пошёл густой пар. Смолу растопил на углях, капал в горячую воду, отливал в жестяную банку. Превратил всё это в густую тёплую мазь, которую наложил на рану. Потом снова заваривал чай — отпаивал её, поил через тряпку, чтобы не захлебнулась. Она металась, хрипела, бормотала что-то непонятное, а потом, под утро, обмякла и провалилась в горячее, липкое бессознательное.

Александр не ложился. Просто сидел у костра и смотрел, как поднимается дым. Ветра не было. Только лёгкое потрескивание сучьев, и редкий скрип деревьев на краю поляны.

Утром он встал тяжело, будто на него навалилось что-то большое. Пошёл умыться к ручью. Вода — как ледяной нож. Плеснул в лицо. Пошёл к Оксане.

— Слышишь? — тихо спросил он, опускаясь на корточки. — Ну… Ну давай. Не сдавайся. Я ж тебя тяну. Мы выберемся. Иначе всё это — зря.

Она не ответила. Лежала без движения, только грудь еле-еле поднималась.

Он сел рядом и начал перебирать в голове всё, что знал о таких случаях.

— Сепсис… если пошёл — без антибиотиков считай, что капец. Но может, не всё потеряно. Может, иммунка работает. Надо жар сбить. Пот выгонять. Чай — почаще. Травы… может, кору осины найти. Горькая, но греет изнутри.

Он думал вслух. Молчаливый лес слушал. С деревьев срывались капли — весна, снег в кроне большого дуба таял в забитом дупле, текли невидимые ручейки по сучьям. Муравьи не спешили, двигались медленно, словно чувствовали приближение чего-то плохого.

Солнце поднялось. Он опять пошёл по кругу. Собрал молодые иголки сосны — витамин С, от простуды обычно грызут. Корень девясила нашёл — жёлтый, горький, пахнущий мхом. Разжевал сам — будто еловую смолу с глиной поел. Но поможет немного.

Вернулся, растопил костёр. Мешал мазь, кипятил воду, поил её маленькими порциями. Иногда — просто капал на губы, чтобы не пересыхала. Накрывал. Слушал дыхание.

Ночь опять пришла быстро, будто из-под земли вынырнула. В темноте он сидел, глядел в костёр и шептал самому себе:

— Терпи, Оксана… Ты только не умирай. Мне хоть с кем-то надо говорить. Я ведь, как пёс без будки. Тайга — она сильнее нас. Одна надежда — друг с другом рядом.

Огонь потрескивал. Муравейник темнел, будто могильный холм. Где-то вдали, в чаще, ухнул филин.

И только дыхание — еле слышное, прерывистое — напоминало, что она ещё жива. А значит, надо пытатся...

*****************
Тайга держала в своих лапах уже третий день. У костра, покрытая одеялом и бережно подложенными под спину лапниками, лежала Оксана. Её дыхание стало ровнее. Щёки больше не пылали, а влажный лоб уже не обжигал руку. Александр заметил это под утро, когда, по привычке проверил пульс и поднёс ладонь ко лбу.

— Очнулась, — пробормотал он, увидев, как её веки дёрнулись, как руки слегка пошевелились под грубой тканью. — Ну и славно. Значит, жить хочешь.

Оксана открыла глаза с трудом, посмотрела на него в упор, будто в тумане.

— Где мы… Это всё… ещё… — прошептала она.

— Это всё ещё тайга, — кивнул он. — А ты всё ещё жива. И я рядом.

Она закрыла глаза, и кажется, улыбнулась уголками губ — слабо, еле заметно. Но этой улыбки хватило, чтобы Александр почувствовал, как огромный груз отступил хотя бы на полшага.

К этому моменту он уже привёл лагерь в порядок. Над поляной, под естественным пологом из кедров, он собрал настоящий шалаш: опора из рогатины, поперечина, накрытая обрезанными еловыми лапами и полосками бересты. Укрыл сверху сухим мхом, чтобы влага не текла по ночам. Внутри было даже тепло — костёр, медленно отдавал жар, и дым шёл вверх, в дыру между ветвями.

Он наловил рыбы — мелочь, но сгодилась. В ручье, под камнями, водились пескари и вьюны. Ловил их руками, когда стоял по колено в ледяной воде. Два раза натыкался на лягушек — толстые, серо-зелёные, как болотные камни. Он их не гнушался: очистил, вымочил и прожарил на ветках, прижимая к углям.

На четвёртый день она уже села. Закутавшись в куртку, Оксана медленно пила отвар из сосновых иголок, и впервые сказала ясно:

— Есть хочу.

Александр кивнул:

— То-то ж. Аппетит — первый признак выздоровления. Сейчас накормим.

Он достал из котелка заготовленную заранее похлёбку: мелкие рыбёшки, чуть обжаренные, варились с зелёной крапивой и первыми молодыми побегами черемши. Запах стоял острый, зелёный, напоминал детство, весну на Урале, первые щи из того, что росло прямо под ногами.

— Ухи не жди, — усмехнулся он. — Но под ложку, одну ,другую похлебать прокатит.

— А запах хороший, — сказала Оксана, вдыхая пар. — Даже слишком.

— Голодный нос обмануть трудно, — подмигнул Александр. — Держи.

Он подал ей котелок, обёрнутый в платок, чтобы не обжечься. Она ела медленно, почти благоговейно. Жевала осторожно, но с каждым глотком в лице появлялся румянец.

— Ты, выходит, и повар хороший, — сказала она чуть позже, отложив ложку. — Не думала, что лягушка может так с рыбкой сочетаться.

— В армии не такому научишься. Кого только не ел. Был бы только огонь да котелок.

— Я бы в жизни… — она помолчала, потом вздохнула, — раньше в жизни бы не притронулась. А теперь вот, гляди, думаю: может, ещё кусочек остался?

Он засмеялся. Первый раз за всё это время. По-настоящему. Звук был хриплый, но тёплый, живой.

— Остался. Для тебя — всегда.

После еды он вынес из шалаша аккуратный свёрток: внутри — пара свежих ягельников, собранные по дороге прошлым вечером. В них — редкие, но съедобные красновато-чёрные ягоды княженики, уцелевшие после первых весенних солнц. Он их растёр, смешал с водой, немного подсластил обугленной корой, добавил горячий настой из сушёной черники — те несколько ягод он хранил с первой недели.

— Компот, — сказал он гордо. — Княженика. Не знаю, вкуснее она или полезнее, но лучше всё равно не найду.

Оксана отхлебнула и, прищурившись, кивнула.

— Ты не таёжник, ты волшебник.

— Волшебники в сказках, а я — пенсионер с Инты. Но если тайга прижмёт — в каждом проснётся что-то от дедов.

Они сидели у костра долго. Пахло дымом, варёной рыбой, свежей смолой, которую он разогревал, чтобы обработать рану. Птичьи крики стихли, зато заговорили ночные жители — где-то пискнула летучая мышь, в кустах затаилось шуршание. Муравейник поодаль спал, словно живой вулкан, успокоенный временно.

— Слушай, — сказала Оксана, — а ты ведь… ведь и не планировал спасать кого-то. Пришёл сюда один, за себя. А теперь вот…

— Так вышло, — ответил он, не сразу. — Но знаешь, когда один идёшь — легче. Но и умирать тогда не жалко. А вдвоём — уже смысл есть. Я как жену схоронил, сам не совой. Думал доживаю и только. А теперь и не знаю. Смысл есть когда ты кому то нужен, а что просто так коптить небо.

Она опустила глаза, кивнула. Лицо её было усталым, но живым. И в этом свете костра, среди этой дикой чащи, они оба уже были другими. Не просто участниками игры, не просто выживающими. Они стали теми, кто смог отвоевать у тайги своё место — пусть и временно.

**************
Прошло ещё семь дней. Оксана уже могла ходить. Нога всё ещё болела — особенно по утрам, когда земля под ногами была твёрдая, как камень, и тело медленно вспоминало боль, которую ночь пыталась утаить. Но шаги стали увереннее. Она почти не стонала. А Александр больше не оборачивался через каждые три шага, чтобы подхватить её под локоть.

Тайга сменилась. Чаще стали попадаться светлые просеки, поляны, тянущиеся под солнцем, словно ленивые медузы из одуванчиков и первой весенней травы. Ручей, вдоль которого они шли, становился шире, вода шла быстрее, звенела на перекатах, пенилась. И однажды, после долгого дня пути, шум вдруг стал иным — глухим, открытым, просторным.

— Слышишь? — сказал Александр. — Это уже не ручей. Это — река.

Они вышли на берег ближе к вечеру. Река тянулась широкой лентой, с мутно-зелёной водой, по краям которой покачивались жёлтые островки старого камыша. На противоположном берегу — плотная стена леса, чуть наклонившаяся, будто прислушивалась к их шагам. Александр остановился, прищурился и провёл ладонью по бороде.

— Я эту реку помню. По маршруту тут должен был быть сплав. Дальше точки маяков — по воде. Значит, мы на правильном пути.

Они шли вдоль берега с полчаса. Александр двигался медленно, сосредоточенно, будто вспоминал не только карту, но и запахи, шум воды, цвет земли. И наконец — нашёл.

— Вот оно. Место сбора. Тут ещё три плота должно было быть.

Плоты были. Один — частично разбит, второй — в воде, развалившийся пополам. Третий, по-видимому, взял Борис.

— Не удивлён, — хмыкнул Александр. — Хоть один живой остался бы кроме нас, уже бы забрал и это.

Сделали плот сами. Из брёвен, связанных ремнями, молодыми берёзовыми ветками, добавили стволов, что принесли вода и ветер. Привязали всё по прочной схеме — поперечными перекладинами, камышом для плотности. Вместо вёсел — длинные палки. Котелок закрепили на верёвке чтоб не утонул если что. Усадили Оксану в центр, на слой лапника. Александр стоял сзади.

— Ну, пошли, как на крейсерском. Только без волны, — сказал он, оттолкнув плот от берега.

Вода приняла их плавно. Плот чуть накренился, потом стабилизировался, и понёсся по течению. Ветер тянул с берега ароматом смолы и молодой хвои. Мимо проплывали гнёзда чаек, кусты лозняка, обглоданные бобрами берега с пнями. Звук был глухой, речной: плеск, перекаты, шлепки воды по древесине.

— Знаешь, — сказал Александр спустя пару часов молчания, — странное чувство. Плывёшь — и будто от всего отвязываешься. Словно снова двадцать лет. Только всё это уже как-то… в последний раз что ли.

Оксана молчала. Потом тихо спросила:

— Ты… с женой был долго?

Он покачал головой, и только потом сказал:

— Всю жизнь. С семьдесят седьмого. Я тогда только из армии. Она — Таня… Танечка. Художница. Картины писала, маслом, акварелью. В Инте таких мало было. Все — на шахту, на вахту, а она — с мольбертом. Мы с ней могли часами говорить — про книги, про музыку, про что угодно. Ни тебе "что сварить", ни "где зарплата". Она — душа была. Сложная, но настоящая. А я… я за ней будто жить начал. Дома всегда пахло краской и кофе, хоть мы тогда и нищие были. Даже когда с шахты приходил — уставший, чумазый — всё равно было ради чего.

Он замолчал. Вода журчала. С берега кричал журавль. Александр посмотрел вдаль, на закат.

— Мы разбились. По трассе ехали. Я за рулём был. Говорили как раз. Смеялись. И… — он сделал паузу, — я потерял управление. Дождь шёл, шины старые. Машину перевернуло. Я выжил, она — нет. С тех пор... ну, как сказать... живой был, но сам себя не чувствовал. Серой тенью стал.

Оксана смотрела на него внимательно, долго.

— А теперь?

Александр тихо усмехнулся:

— А теперь… теперь снова что-то есть. Ты — тут. Жива... Я как будто сам проснулся от спячки... смысл есть хотя бы тебя доставить..

Они остановились на ночь у песчаного берега, где в реке было мелко. Александр забросил ловушку — петлю из камыша, сделанную по всем правилам: в узком протоке, где вода быстрая, но неглубокая. Утром достал щуку. Щука попалась крупная, зубастая, с зелёной спиной и серыми боками. Он бил её по затылку камнем, потом цеплял за голову, как делали в старину: просовывал петлю между жабер, закрепляя так, чтобы не ушла.

На завтрак была щучья уха, с зеленью и кусочками грибов. Нашёл он их днём раньше — сморчки. Ранние, тёмные, росли в тени у старых сосен. Аккуратно очистил, промыл и кинул в кипяток. Добавил корень девясила, чуть соли. Оксана впервые за долгое время ела с настоящим аппетитом.

— Слушай, — сказала она после, вытирая губы ладонью. — Я ведь никогда особо не жила. Работа, работа, смены, дети чужие… Педиатр я. Всю жизнь лечила — чихи, кашли, ожоги. Домой приходила — молчать хотелось. Ни семьи, ни своих детей, ни любви. А потом — депрессия. Темнота. По ночам ревела. И вот... проект. Сама не знаю, зачем пошла.

Александр посмотрел на неё с грустью, но и с теплом.

— Так бывает. Кто-то идёт за деньгами, кто-то — за победой. А кто-то — просто потому, что некуда больше идти. Я вот тоже не знал, зачем шёл. А теперь, кажется, знаю.

— Ради кого-то. Не за себя. А за смысл да? — тихо сказала Оксана.

Плот скользил по воде. Течение убаюкивало. С неба сыпались редкие капли дождя, но они не мешали. Только усиливали ощущение движения вперед, к цели.

Александр сжал пальцы на шесте и сказал:

— Главное теперь — дойти. Не ради денег. Ради того, чтобы снова жить. И, может, начать сначала.

Оксана ничего не ответила. Только накрыла его руку своей.

И река несла их дальше, вглубь тайги.

*******************

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ РАССКАЗА <<< ЖМИ СЮДА

ПРОДОЛЖЕНИЕ <<<<< ЖМИ СЮДА