- Ты ведь у Вали давно не была?
Суп пузырился на медленном огне. Галина помешивала его, вдыхая аромат свежей зелени, когда Ирина проскользнула на кухню с горой детских вещей.
- Мам, мы решили твою комнату переоборудовать, - она роняла слова между делом, раскладывая маленькие кофточки. - Шкаф встроенный поставим.
Ложка застыла в воздухе. Галина поймала взгляд невестки и не отпустила.
- Переоборудуете?
- Да. А ты ведь у Вали давно не была? Она же тебя звала в гости.
Ирина уже деловито расправляла ползунки на стуле. Тему закрыла. Точка.
- Паша в курсе? - Галина вернулась к супу, добавила щепотку приправы.
- Мы вчера решили, пока ты за продуктами ходила.
Галина выключила конфорку. Сняла фартук.
- Сейчас вернусь.
Сын не оторвался от ноутбука, когда она вошла в гостиную. Только плечи напряглись.
- Так и не решился сам сказать?
Он поднял глаза. Мимо неё - куда-то в пространство.
- Это временно. Просто места не хватает под вещи.
- Так прямо и скажи - съезжай.
- Никто тебя не выгоняет! - наконец он посмотрел ей в лицо. - Поживи у Валентины. Неделю. Отдохнёшь от нас.
"Отдохну. От вас". Слова обожгли изнутри.
- Суп на плите. - она вышла, не оборачиваясь.
В спальне Галина вытащила старый чемодан. С ним они с Виктором летали в последний отпуск вместе. Ручка всё ещё хранила тепло его ладони.
Одежда сама прыгала в чемодан. Что брать? Что теперь считать своим?
- Мам, ты чего? - Паша замер в дверном проёме. - Не прямо сейчас же...
- А когда? - она складывала блузки, не глядя на сына. - Через час? Завтра утром?
- Не обижайся. Мы подумали...
- Вы. Подумали. Без меня.
Паша переступил с ноги на ногу.
- Я отвезу тебя.
- Доеду сама. Не маленькая.
Она защёлкнула чемодан. Лицо в зеркале напротив казалось чужим - будто принадлежало другой женщине. Той, которая вдруг стала лишней.
Ирина резала хлеб, старательно отводя глаза.
- Позвоню, - бросила Галина.
На лестничной площадке она наконец смогла вдохнуть. Пять лет назад, когда не стало Виктора, сын сам предложил переехать. "Вместе веселее," - говорил он. "И экономнее," - думала она.
А теперь вот.
- Валя? Привет. К тебе можно? На пару дней.
Телефон завибрировал сообщением от Паши: "Мам, не сердись. Ирке правда нужно место для вещей малыша..."
Она смахнула уведомление.
Чемодан оттягивал руку. Или это сердце стало тяжелее и тянуло к земле.
"Ненадолго. Просто переждать," - убеждала она себя, шагая к остановке.
Но её любимая подушка уже лежала в пакете с небрежной надписью "Дача". Они всё решили без неё. И даже не спросили.
Гардеробная. С сюрпризом
Валя встретила Галину коллекцией фарфоровых кошек и диваном, скрипучим, как старая карусель.
— На неделю, не больше, — Галина разместила вещи в шкафу, оставив чемодан полупустым.
— Да хоть на год! — фыркнула Валя. — С тобой хоть поговорить есть с кем. А то эти сериалы уже в ушах звенят.
Пять дней пролетели в разговорах. Паша не звонил. Галина тоже молчала — непонятно: гордость это или просто оцепенение.
На шестой день она обнаружила разряженный телефон и отсутствие зарядки.
— Придётся заехать, — вздохнула Галина.
— Может, новую купим? — предложила Валя.
— Нет. Пора взглянуть правде в лицо.
Знакомый подъезд встретил запахом свежей краски. Третий этаж. Звонок. Дверь открыла Ирина с младенцем в слинге.
— Галина Сергеевна? — удивление в голосе звучало фальшиво, будто на порог явился почтальон не в свой район. — Проходите.
В прихожей всё то же: обои, вешалка, купленная три года назад. Но воздух другой — словно Галина вошла в чужую квартиру.
— Я за зарядкой, — она сняла куртку.
— Паша на работе, — Ирина отступила, пропуская её внутрь.
В гостиной исчезли мелочи — фотография Галины с мужем, вазочка с Алтая. Память о ней стирали постепенно, по сантиметру.
— Чай будете? — спросила Ирина, поправляя слинг.
— Нет. Я ненадолго.
Галина толкнула дверь своей комнаты и застыла на пороге.
Кровати нет. Совсем. Белые стеллажи до потолка, заваленные детскими вещами. Пеленальный столик на месте её тумбочки. Кроватка у окна с прозрачным балдахином.
— Мы думали, вы задержитесь у Валентины Петровны, — голос Ирины за спиной звучал с наигранным сожалением. — Малышу нужна своя комната. Мы пока храним здесь его приданое.
Галина смотрела на подоконник, где умирала её фиалка. Никто даже не потрудился полить.
— Где мои вещи? — спросила она, не оборачиваясь.
— В кладовке. В коробках. Всё аккуратно сложено.
Галина потянула дверцу шкафа — он не поддавался. Дёрнула сильнее и увидела внутри свои вещи, втиснутые как попало — свитера, пальто, шарфы. Утрамбованы, спрессованы, чтобы освободить пространство.
— Вот зарядка, — Ирина протянула шнур. — Хотите забрать что-то ещё?
Галина обвела взглядом комнату. Даже шторы сменили. Ничего её здесь не осталось.
— Нет, — она взяла зарядку. — Когда Паша будет?
— Поздно. У него дедлайн.
Сквозняк хлопнул дверью — громко, как выстрел. Младенец дёрнулся и заплакал.
— Видите, что вы наделали? — Ирина нахмурилась.
Галина осталась в коридоре. Одна. Среди фотографий, где не было её лица.
— Передай Паше, что я заберу остальное в выходные, — сказала она, уже стоя у выхода.
— Хорошо, — кивнула Ирина, укачивая ребёнка. — Извините за... — она махнула в сторону комнаты, не закончив.
На лестнице Галина достала телефон.
— Валюш, мне нужно искать квартиру. Срочно. Знаешь кого-нибудь?
Внутри было пусто и странно легко. Как будто с неё сняли тяжёлый рюкзак, который она таскала годами.
"Они вычеркнули меня из своего пространства," — подумала Галина, спускаясь по ступенькам. — "Значит, пора начать свою страницу. С чистого листа."
Фартук и тараканы
Комната на Таганке напоминала музейный экспонат из девяностых. Отклеивающиеся обои в блеклый цветочек, диван с провалом посередине, разводы на потолке, похожие на континенты несуществующих стран.
— Тут моя тётка жила, — хозяйка с огненно-рыжими волосами распахнула окно в пыльный двор. — Кухня и ванная общие. Соседей трое, тихие. Не буянят.
На подоконнике растянулся толстый рыжий кот. Он следил за Галиной прищуренным взглядом, как таможенник за подозрительным туристом.
— А этот тоже в аренду входит? — Галина кивнула на животное.
— Рыжик? Он здесь хозяин. Только осторожнее — характер паршивый.
Галина присела на диван. Что-то твёрдое уперлось ей в бедро. Но десять тысяч в месяц — максимум, что она могла себе позволить на пенсию. До первой подработки.
— Беру, — кивнула она, и почувствовала странное облегчение.
Вечером сквозь тонкую стену просочились гитарные аккорды. Кто-то играл — негромко, но точно. Галина прислонилась к стене. Музыка отзывалась внутри чем-то забытым, молодым.
На общей кухне её встретил худой мужчина с седым ёжиком волос и в очках с толстыми стёклами.
— Пополнение? — он оглядел её с ног до головы. — Женя. Бывший физик, нынешний пенсионер.
— Галина.
— Насекомых заметила?
— Каких? — она непроизвольно посмотрела под ноги.
— Мохнатеньких, с усиками, — он издал сухой смешок. — И Рыжика не трогай. У него зубы как иголки. Акулий характер. Как у нашей домовладелицы.
Женя поставил чайник и достал две разномастные кружки.
— Что привело приличную даму в наше общежитие?
Галина подбирала слова, но вместо привычной отговорки вырвалось:
— Сын выставил. Невестка решила сделать из моей комнаты детскую.
— А-а, — он понимающе кивнул. — Семейные расстановки. Всё как по учебнику.
Они пили чай в комфортной тишине. Без лишних вопросов и фальшивого сочувствия.
После завтрака Галина отправилась в хозяйственный магазин. Застыла у стойки с кухонными мелочами.
У Ирины висел фартук с английской надписью про лучшую маму. Галина всегда пользовалась старым, застиранным, с выцветшими пятнами.
Среди десятков одинаковых вариантов один притягивал взгляд — ярко-красный, с россыпью спелых вишен.
— Этот, — показала она продавщице.
Дома Галина повязала обновку и взялась за плиту. Кто-то оставил кашу, которая пригорела до состояния вулканической породы.
— Так не одолеешь, — голос Жени раздался из-за спины.
Он протянул железную щётку с потёртой ручкой.
— Держи. Только аккуратно, иначе эмаль попрощается.
Их пальцы на мгновение соприкоснулись. У соседа руки музыканта — длинные, с выступающими венами. Значит, это он играл вчера.
— Спасибо.
— Да ерунда. И помни: свет в ванной после одиннадцати не включай. У тараканов там партсобрание. Если прервёшь — обидятся, придут ночью кусать за пятки.
Уголки его глаз собрались морщинками. Шутка? Предупреждение?
— Запомню, — кивнула Галина.
Ночью, укрывшись колючим одеялом, она вновь услышала гитару. Теперь звучала песня — протяжная, пробирающая до мурашек.
В углу что-то шуршало — тараканий президиум готовился к совещанию. Рыжик запрыгнул на подоконник и уставился немигающим взглядом.
— Что смотришь? — спросила Галина. — Думаешь, я здесь чужая?
Кот презрительно дёрнул хвостом.
Телефон завибрировал. Паша.
— Мам, где ты? — в голосе тревога. — Я к Вале приехал, а тебя нет.
— Сняла комнату. На Таганке.
— Какую комнату? Зачем? Мы думали, ты у Вали поживёшь, а потом...
— А потом что, Паш? — Галина села прямо. — Вернусь домой, а моя комната снова станет моей? Не обманывай хотя бы себя.
Телефон молчал секунду.
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Но вышло. И знаешь... У меня теперь есть кот с отвратительным характером. Соседи со странностями. И тараканы, которые по ночам проводят политинформацию. Но никто не смотрит сквозь меня. Это уже что-то.
Галина нажала красную кнопку и поймала себя на ощущении лёгкости. Словно сбросила груз, который тащила годами.
Гитара за стеной перешла на что-то незнакомое, авторское. Мелодия текла, проникая во все щели старого дома.
"Неплохо," — подумала Галина, глядя на новый красный фартук на двери. — "Здесь никто не указывает, сколько соли добавлять в суп. Даже тараканы не претендуют на мою территорию."
Он не извинился. И слава Богу
За четырнадцать дней Галина создала новую жизнь с нуля. Устроилась консультантом в магазин сантехники, вспомнив опыт двадцати лет продаж.
— Я отличу немецкий смеситель от китайской подделки с закрытыми глазами, — сказала она на собеседовании. Три дня в неделю, зарплата прямо в руки. Хватало на аренду и еду.
По вечерам Галина заваривала зелёный чай и слушала гитарные переборы из-за стены. Иногда Женя приходил на кухню, и они говорили: он — о параллельных вселенных, она — о фильмах своей юности.
— Завтра выходной, — Женя поставил чайник. — Как насчёт пельменей на двоих?
— С удовольствием, — кивнула Галина.
Телефон зазвонил, когда она разбирала новую блузку, купленную на первую зарплату. Имя на экране: "Паша".
— Мам, как ты там?
— А что со мной будет? Нормально.
— Может, заедешь завтра? Мы с Иркой соскучились.
"Две недели молчания — и вдруг соскучились", — мелькнуло в голове.
— Я работаю теперь, Паш. В магазине сантехники.
— Зачем? — в его голосе искреннее недоумение. — Тебе же не обязательно работать.
— А жить на что? Аренда, продукты, коммуналка.
— Мы бы помогли...
Галина прикрыла глаза. В памяти всплыла её бывшая комната: стеллажи до потолка, кроватка, ни намёка на то, что там когда-то жил другой человек.
— Не стоит, Паш. Я справляюсь сама.
— Ну приезжай хоть чаю попить.
Она замешкалась. Может, и правда заехать? Увидеть малыша, проверить, поливает ли кто-то её фиалки...
— Не сейчас. У меня дела.
В трубке тяжёлый вздох.
— Мам, мы же не хотели обидеть. Просто так вышло. У Ирки вещей много, ребёнок растёт...
— А я мешала, — договорила Галина. — Всё нормально, сынок. Я понимаю.
— Ты не мешала! Просто...
— Просто нужно больше места, а я его занимала. Я не держу зла.
И удивительное дело — злости действительно не было. Ни на равнодушие сына, ни на расчётливость невестки. Словно это случилось с кем-то посторонним. С женщиной, которая ещё не распробовала вкус независимости.
— Ладно, Паш. Позвоню на неделе, — она завершила разговор.
На кухне Женя раскладывал дымящиеся пельмени по тарелкам.
— Неприятности? — спросил он, не поворачиваясь.
— Сын звонил. Зовёт в гости.
— И что ответила?
Галина опустилась на стул.
— Что занята.
Женя хмыкнул.
— Верное решение. Я дочери то же говорю, когда она тащит меня на дачу. Там скука, комары и вай-фай как в девяностых.
— У тебя есть дочь?
— И двое внуков. Только они в Ярославле живут. А я тут. Так и существуем.
Он поставил перед ней тарелку с исходящими паром пельменями.
— Горчицы?
— Давай.
Ужинали в тишине. После Женя взял гитару и заиграл что-то негромкое, с повторяющимся мотивом.
— Твоя композиция? — спросила Галина.
— Угу. Называется "Старый чудак и его упущенные возможности".
— Мне нравится.
Он посмотрел поверх очков.
— Приходи вечером послушать. У меня ещё есть "Ода о строптивой дочери и её многострадальном отце".
— Обязательно загляну.
На следующее утро, разбирая сумку, Галина наткнулась на связку ключей от квартиры сына. Они лежали в боковом кармане — позабытые, ненужные теперь.
"Верну при встрече," — подумала она. И тут же почувствовала: никакой встречи не хочется. Ни завтра, ни через месяц.
Вечером она постучалась к соседу. Женя сидел на кровати, настраивая гитару.
— Входи.
Его комната была маленькой, но опрятной. На стенах — портреты учёных с суровыми взглядами. На столе — книги и открытый ноутбук.
— Чай?
— Нет, спасибо.
Галина устроилась на единственном стуле.
— Сыграешь?
Он кивнул и взял инструмент. Пальцы пробежались по струнам, извлекая простую, но притягательную мелодию.
— Дочке сочинял, когда маленькая была, — пояснил он. — Любила засыпать под гитару.
— Красиво.
Женя криво улыбнулся.
— А сейчас шлёт мне ролики из интернета и называет ископаемым, потому что я не знаю каких-то модных певцов.
— Дети, — вздохнула Галина.
— Дети, — эхом отозвался он. — Удивительные создания. Сначала ждёшь не дождёшься, когда вырастут и начнут жить отдельно. А потом оказывается, что в их новом мире тебе места нет.
Галина молча кивнула. Точнее не опишешь.
— И знаешь что? — Женя отложил гитару. — Может, и хорошо. Я думал, буду доживать в своей квартире, пялиться в телевизор и ждать редких звонков от дочери. А вместо этого делю кухню с тараканами, играю музыку и разговариваю с тобой. Куда интереснее.
Он взглянул прямо — без сочувствия, без жалости.
— Никто нам не сказал, Галь, что после пятидесяти тоже можно начинать с чистого листа. Поздновато, но всё же лучше, чем застрять в чужом доме как музейный экспонат.
В его словах звучала такая очевидная истина, что Галина невольно улыбнулась.
— Сыграй ещё.
Он кивнул и снова взял гитару.
А она прикрыла веки и ощутила непривычное чувство. Она находилась там, где хотела быть. Не в чужом пространстве, куда её впустили из милости, а здесь — с музыкой за стеной, с тараканьими бегами по ночам, с фартуком цвета спелой вишни. Со своим собственным миром, который никто не мог отнять.
Новая дверь
Грохот и громкие голоса разбудили Галину раньше будильника. Она выглянула в коридор — хозяйка отчитывала мастера, притащившего не тот товар.
— Я заказывала белую! А это что? Бежевая? Молочная? Это вообще какой цвет?
Мастер, лысеющий мужчина с лицом человека, привыкшего к несправедливости, терпеливо тыкал пальцем в накладную.
— Написано "слоновая кость", — повторял он. — Вот ваша подпись.
— Забирайте эту гадость! — хозяйка махнула рукой. — И везите нормальную!
Галина вернулась к себе. Через час раздался стук.
— Как устроилась? — хозяйка протиснулась в комнату без приглашения, оглядывая каждый угол.
— Всё отлично.
Женщина прищурилась, словно полицейский на допросе.
— Твоя дверь никуда не годится. Видишь щель снизу? Оттуда и холод, и шум.
— Меня устраивает.
— Нет, — хозяйка решительно тряхнула огненной шевелюрой. — Я новую заказала. Белоснежную. А привезли... это. "Слоновую кость", — она произнесла название так, будто это ругательство. — Слушай, забирай её себе. За полцены отдам. А я другую куплю.
Галина присмотрелась к своей двери — действительно, облезлая и с дырой внизу, через которую Рыжик проникал когда вздумается.
— Сколько?
— Четыре тысячи вместе с работой.
— За три возьму, — твёрдо сказала Галина. — И с новой ручкой.
Хозяйка сузила глаза.
— Три пятьсот. Ручка старая, но крепкая.
— По рукам.
К вечеру дверь красовалась на месте. Цвет оказался тёплым, с едва заметным золотистым отливом. С новой медной ручкой, которую Галина купила сама, дверь выглядела достойно.
— Шикарно, — оценил Женя, проходя мимо. — Теперь придётся церемонно стучать, прежде чем зайти.
— Ты и так всегда стучишь, — заметила Галина.
В субботу она решилась на кулинарный эксперимент — запеканку с тремя видами сыра по рецепту, который когда-то вырезала из журнала. Ирина пресекала "излишества" на кухне.
Аромат разлился по квартире. Даже Рыжик, обычно царственно-равнодушный, начал путаться под ногами.
— Что колдуешь? — Женя возник в дверном проёме. — Пахнет так, что желудок танцует.
— Запеканка. Угостить?
— Спрашиваешь! Конечно.
Они расположились за столом, когда Галина заметила мигающий экран телефона. Три пропущенных от Паши.
— Не перезвонишь? — Женя проследил её взгляд.
— После обеда, — она отвернулась от телефона. — Сначала поедим.
Звонок в дверь раздался, когда они допивали чай. На пороге стоял Паша с объёмным пакетом.
— Мам? — он выглядел потерянным. — Я звонил несколько раз...
— Проходи, — Галина отступила. — Как нашёл меня?
— Валя адрес дала, — он осматривался. — У тебя... уютно.
Комната и правда преобразилась. Новая дверь, занавески, сшитые из ярких лоскутов, на подоконнике — герань, отростки от Жениных цветов.
— Вот, привёз твои вещи, — Паша поставил пакет. — Там альбомы, документы. Мы коробки разбирали...
— Спасибо.
Они замолчали. Между ними словно выросла невидимая стена. Сын переступал с ноги на ногу, не зная, куда деть руки.
— Мам, может, домой вернёшься? — выпалил он наконец. — Мы с Иркой обсудили... Можно в зале диван раскладной поставить. Тебе.
Галина смотрела на него и не узнавала. Её Пашка, её мальчик — когда он превратился в этого нервного мужчину с виноватым взглядом?
— Знаешь, я уже обжилась, — она обвела рукой комнату. — Работа близко, дверь новая. Даже кот прижился, хоть и с характером.
— Но это же не настоящий дом, — возразил Паша. — Ты же не собираешься здесь навсегда остаться?
Галина подошла к окну. Герань выбросила яркие соцветия.
— А что делает дом домом, Паш? То, что там живут родственники? Или то, что там ты сам выбираешь цвет штор?
Он промолчал.
— Мне здесь по душе, — продолжила она. — Я тут не гостья. Я хозяйка своего пространства.
— В коммуналке с насекомыми? — Паша почти возмутился.
— С насекомыми, с музыкантом за стенкой и с рыжим хулиганом на четырёх лапах, — кивнула Галина. — И главное — здесь никто не делает мне одолжение, позволяя занимать метры.
Паша опустил взгляд.
— Мы не специально...
— Конечно, — Галина шагнула к нему и обняла. — Вы не хотели меня задеть. Так сложилось. Но, может, это к лучшему? Вам — простор, мне — собственная территория.
Сын стиснул её в объятиях — как в детстве, когда ему снились кошмары.
— Я соскучился, — пробормотал он. — Ты злишься на нас?
— Нет. Уже нет.
Когда за Пашей закрылась дверь, Галина присела на подоконник. Внутри разливалось спокойствие. Непривычное, новое ощущение — предвкушение завтрашнего дня, который принадлежит только ей.
В дверь тихо поскреблись. Рыжик. Галина впустила его, и кот тут же запрыгнул к цветам.
— Только попробуй погрызть герань, — предупредила она. — Мигом выселю.
Кот дёрнул хвостом, как флагом.
За стеной Женя наигрывал незнакомую мелодию — лёгкую, с прозрачными переливами. Галина взяла телефон.
— Валя? Зайдёшь на чай? У меня запеканка с сыром. И дверь новая. Надо отметить.
Она положила трубку и поймала себя на необычном чувстве. Радость? Покой? Что-то среднее, но такое настоящее, что захотелось растянуть этот момент.
Рыжик спрыгнул и неожиданно потёрся о ногу.
— Решил, что я теперь своя? — усмехнулась Галина.
Кот мяукнул и направился к выходу — к новой двери цвета слоновой кости. Обычная створка с ручкой, но за ней начиналось что-то важное.
Пространство, где никто не смотрит в сторону, когда ты входишь.
***
А вы когда-нибудь чувствовали себя гостем там, где должны быть хозяином? Поделитесь.
Подписывайтесь, несмотря на цифры в паспорте
Угостите автора не только лайком, но и чашечкой горячего шоколада.
***