*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 45.
В доме Пышнеевых в Петровке теперь стало не протолкнуться! И кого тут только не было – местный лекарь и два доктора с уезду, отец Тихон пришёл с новым дьяком, приехали и родители Елизаветы.
Саму Елизавету нашли только утром, она чудом не замёрзла, это осталось загадкой, как она вообще смогла выжить, пролежав без движения столько времени на снегу.
После того, как перепуганные падением дерева лошади потащили беспомощного возницу, он оказался где-то далеко в поле, и очнувшись понял, что даже встать не сможет, не то, что взобраться на лошадь. Кое как перевязав раны полой рубахи, он снял свой тулуп, лёг на него, привязал к вороту вожжи и кое как управляя лошадью стал править куда глаза глядят. В метельной предутренней мгле ничего не было видно, ни единого огонька, куда идти… То тут, то там раздавался вой волка, душа путника замирала, но вскоре он понял, что этот вой словно направляет лошадей, чтоб те двигались в нужную сторону.
Вскоре показались какие-то тусклые огоньки, возница обрадовался и уже скоро оказался на небольшом выселке на пару домов. Рассказав хозяевам, что случилось, он попросил тут же направить в Петровку гонца.
Молодой парнишка лет пятнадцати отправился в Петровку в дом Пышнеевых с вестью, а мужик постарше, кто был в доме, поехали к тому месту, что указал раненый, чтобы проверить, что там сталось.
Их очам предстала страшная картина… в овраге дымила догоревшая лине́я, от неё остались только груда угольев да железные обода. Неподалёку на снегу лежала покойница, как подумали тогда прибывшие, крестились и испуганно шептали молитву, глядя на изуродованную женщину.
Ещё сильнее они начали молиться, когда женщина застонала и открыла уцелевший глаз. Осторожно подняли, уложили на сани и спешно повезли в Петровку, надеясь довезти живой… На половине пути встретили путников из Петровки, среди которых был и сам Савелий Пышнеев, взволнованный таким известием о жене!
В Петровку заторопились, вперёд послали верхового, чтобы велел позвать лекаря и… отца Тихона, чтоб не отошла без покаяния… Но видать воля к жизни у Елизаветы была такова, что она всеми силами сопротивлялась смерти.
Петровский лекарь только руками развёл, и сказал такую фразу: «На всё воля Божья…» Потому послали за докторами в уезд. Те прибыли только к вечеру, но зато привезли с собой какое-то лекарство – капли тёмно-чайного цвета, которое кололи через иглу. После него Елизавета смогла заснуть, и её страшные крики, пугающие всех домочадцев, стихли. Доктора, осмотрев раненую, долго совещались, какие-то книги свои глядели, снова перебирали привезённые инструменты в саквояжах.
Приняли решение, что везти раненую в уезд опасно, и оперировать они будут прямо здесь, велели готовить всё, что они прикажут, а лекарю – приготовиться помогать. Местный лекарь чуть побледнел от такого, но, что делать, не ударить же в грязь лицом перед этими уездными зазнайками.
Утром прибыли Елизаветины родители, все сидели в большой зале и ждали, пока эскулапы закончат своё дело и скажут, как обстоят дела. Те вошли в залу только в три часа пополудни, устало глядя на собравшихся родственников.
- Трудно сказать…, - начал доктор, что постарше и опытнее, - Организм молодой, но повреждения… Даже если выживет, то скорее всего не сможет ходить.
Елизаветина матушка лишилась чувств, всполошились, принесли нюхательную соль. Гаврила Терентьевич, Елизаветин отец, положил руку на плечо убитому горем Савелию, который сидел на стуле, обхватив голову руками.
- Это моя вина, - шептал Савелий сухими, бледными губами, - Нужно было самому за ней ехать, как допустил…
- Да что же ты, Савелий, вину-то на себя принимаешь! – говорил Гаврила Терентьевич, - Разве тут угадаешь, чего Господь-то уготовил кому… Так уж случилось с Лизонькой нашей! Ты сам крепись теперь, гляди, весь посмурнел.
Доктор всем выдал успокоительных капель, призвал сохранять душевные силы и молиться Богу, чтоб помог раненой.
Оба доктора остались в доме Пышнеевых, чтобы наблюдать за Елизаветой, отец Тихон и все остальные, чьего присутствия не требовалось, покинули дом. Елизаветина матушка Варвара Фёдоровна отказалась уезжать, осталась ухаживать за дочерью, а сам Гаврила Терентьевич убыл по делам, которые не терпели отлагательства.
Варвара Фёдоровна Савелия жалела, считала, что тот хорошим мужем был для её дочери – вот и в Петербург не повёз, пожалел здоровье молодой супруги. Да и вообще всяко Лизоньку баловал – и украшения дорогие дарил, и в уезд позволял ехать, к портным тамошним… Вот только потому беда и приключилась, что молодая Елизавета, не осторожная… А теперь в от и вовсе остался Савелий при больной жене, от которой и детей-то поди не прижить, вот какая судьба страшная у обоих! А как убивается теперь Савелий, себя корит, извёлся весь!
И никому невдомёк было, что извёлся Савелий совершенно по иной причине. Причину эту можно было увидеть только попав в его кабинет, ночью, когда все засыпали. Хотя, надо сказать, что теперь дом Пышнеевых не засыпал никогда – в комнате, где лежала Елизавета, всегда кто-то сидел около больной, то сама Варвара Фёдоровна, а ночью её сменяли то Лукерья, ещё одна нанятая в прислугу женщина, Ульяна.
По такой причине Савелию стало сложно уединяться в кабинете, но всё же он постарался сделать так, чтоб там его никто не беспокоил. Предваряя расспросы тёщи Варвары Фёдоровны, от чего же он так ревностно кабинет свой соблюдает, Савелий сослался на наказ отца, якобы он велел так делать, потому что в доме много прислуги, и вводить в искушение податливые души, храня в ящике самородки и прочее, негоже.
Вскоре и Варвара Фёдоровна привыкла к этой его странности, да ей и не до этого было – ей бы дочь хоть как-то поддержать, потому и сидела она около кровати Елизаветы чуть не круглый день с молитвословом в руках.
Елизавете же пока лучше не ставало. По назначению уездного доктора ей давали пить какие-то капли, которые нужно было вымерять очень точно и не дать лишнего, ибо это опасно. Это действо Варвара Фёдоровна не доверяла никому, капли хранила запертыми в сундучке, всё отмеряла сама, а ключ держала при себе.
Вот же, говорит Савелий, что прислуги много, думала Варвара Фёдоровна, сам кабинет запирает, ключ никому не даёт – ведь это неспроста! Поди были кто из прислуги замечены в воровстве, просто Савелий говорить ей того не хочет, добрый он, жалеет людей-то.
А Савелий извёлся вовсе не из-за жены! Ну, отчасти из-за неё, конечно, но вот причина…
Когда он заплатил кому надо немалую сумму денег, чтобы дерево там, у оврага, упало когда нужно и на кого нужно, он был уверен, что Елизавета погибнет! Потому и был спокойно дома, старался быть на виду и даже в кабинет в то утро не отлучался! Позвал к себе в залу Марка Людвиговича и завёл с ним пространный разговор про то, что нужно закупить для кухни. Вот, он-де был в Петербурге, та его угощали разными блюдами, пока бы, дескать, и здесь такое подавать. Если этот Марк Людвигович, конечно, умеет такое готовить!
Повар даже приобиделся слегка, но виду не показал. Хозяин всегда к нему относился с сомнением, потому что пригласила повара Елизавета, а сам Марк Людвигович долгое время у Елизаветиного отца работал, всю семью и гостей мануфактурщика кормил, и ничего, все довольны были! А тут, ишь выискался!
Потому, когда прибыл гонец с известием о беде, случившейся в овраге, Савелий схватился за сердце, повар перепугался и позвал прислугу, дать хозяину сердечные капли. Всё сталось именно так, как сказала Марьянушка! Но… потом что-то пошло не так – Лизка каким-то чудом осталась жива, а Марьянушка просила силы, чтобы отвести от Савелия очередную беду.
- Ты всё в точности сделал, как я говорила? – сердито шептала Савелию Марьянушка, когда тот, запершись на замок, сидел с нею в кабинете, - Ничего не напутал?
Куколка шипела, как-то странно причмокивая, от этого шёпота Савелию вдруг стало страшно, он кивал и всячески уверял куколку, что всё исполнил в точности.
- Чую я, чую, ходит оно рядом, ходит, - забормотала вдруг Марьянушка страшным шёпотом, - Ходит, да я увидеть его не могу! Закрыла, закрыла от меня! Не могу увидеть, не могу разглядеть, кто же, кто же, кому назначено меня сгубить!
- Что же делать? – спросил насмерть перепуганный Савелий охрипшим голосом.
- Силы мне нужны, силы, много сил! Черна душа у Лизки, её мне надо, - сказала Марьянушка и глянув на Савелия хищно причмокнула, - Бери капли, что ты у неё из сундука забрал, и дай ей вместо тех, что ей мать даёт! Лизка помрёт тихо, никто не заметит, она и так уже одной ногой на том свете, решат, не смогла оправиться!
- Да как я ей капли дам, когда мамаша при ней невылазно сидит! То сама мамаша, то служанки! – сокрушался Савелий, - Я и сам бы рад! Зачем мне такая жена?! Чем скорее помрёт, тем раньше другую возьму, получше!
- Мамаше туда же дорога! – злобно шипела кукла, - Ей сперва капли дай, в чай лей! Никто не подумает на тебя, сердце у Варварки старое, слабое… туда, туда ей дорога! А после и Лизку управим! Да гляди, ещё нам надо вызнать, кто, кто, кто ходит, кто меня сгубить в силах! Я его чую, да углядеть не могу! Ну да я знаю, кто нам скажет! Отпусти девок, что ночью сидят с Лизкой, отдохнуть, по домам, хоть на день-два! А сам ночью пойдёшь в чулан! Знаю я, у кого там спросить, кто же, кто, кто, кто силы на меня копит! Сидят в чулане двое, я не выпускаю их оттуда, у них и спытаем!
Перепуганный Савелий завернул куколку в парчу и убрал в сейф. Не слыхал он раньше, чтоб Марьянушка так страшно говорила….
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.