«— Чавой енто я должна подтвярждать? Я тебе вообше ня знай.
— Да вы же только что спрашивали, где я был два года! Значит, узнали меня.
— Можат, и узнала. Да токма Лиза ничавой ня говорила мене, што Федоска твой сын.
— Баба, ты жа мене сказывала про яво!
— Чавой енто я тебе сказывала?
— Што хорошай батька у мене! А дядька Федор… батька мой, вот он! Хорошай он. Мене на машине катал!
— Бабоньки, а есть у вас чавой выпить? — вдруг задал неожиданный вопрос дед Тимоха».
Часть 62
Наконец-то перед капитаном Конюховым стояла шеренга из ребятишек. Он встал перед ними, широко улыбнулся и подумал: «Только бы не было больше войны! Только бы не пришлось этим ребятам познать то, что их батькам да дедам довелось».
Вслух же дал команду:
— По порядку номеров рассчитайсь!
— А как енто, дядька Федор? — спросил самый старший.
— Ты — первый, ты — второй, дальше…
— Третий!
— Чатвертай…
Выкрикивали сообразительные ребята. Федор порадовался — считать умеют, а тем, кто затруднялся — подсказывали. Например, Фимке.
— Шешнадцатый, — выкрикнул он последним.
Друг Федоски оказался самым мелким.
Федин сынок был еще мельче, значит, стоял бы самым крайним.
— Пять ходок, — подытожил Федор. — Это если в кабине, а остальные могут в кузове ехать. А теперь разбейтесь на тройки. Все по очереди в кабине проедете.
…Через десять минут грузовик остановился около хаты Нины. Она вышла навстречу. Баба приветливо улыбалась. Оказалось, что в кабине приехал ее старший сын Авдей.
— Мамка, тут дядька Федор до тебе…
— Здравствуйте, Нина! Ну что, вернулась тетка Нюра?
— Нет, милок, ня вярталась она.
— А на сколько дней обычно уходит?
— Быват, што на день, а быват, и долго яе нет. Да ня щатала я никада. Пришла и пришла.
Сегодня Нина была поприветливее и поразговорчивее.
— Спасибо, Нина. До свидания.
— И вам ня хворать.
Федор усадил следующую тройку ребятишек в кабину и поехал в сельсовет.
Так, решив все свои дела и покатав деревенскую ребятню, Конюхов засобирался домой.
— Ну что, пацаны, прощевайте!
— Дядь, а приедешь ишшо? — посыпалось со всех сторон.
— Приеду! — твердо сказал Федор. — Обязательно приеду!
…Вернувшись в Высокое, в этот раз он первым делом отыскал Тимофея:
— Бать, ты в Малиновке и в Нагайцево был когда?
— А то ж! И многа раз. А пошто спрошаешь?
— Бать, отпрошу тебя у Степана Игнатовича — поедем на днях.
И Федор поведал Тимохе о том, что не вернулась Нюра в деревню.
— От те и раз! Куды ж баба делась? Ну поедем, канешна, а то как жа.
Уже следующим ранним утром Федор и дед Тимоха выехали за околицу.
— Федька, а ну давай-ка на большаке налево возьми, у Малиновку спЕрва поедем. Ближа она.
Федор кивнул:
— Сделаю, бать!
— Ня боись, Федька, найдем мы твово сынку! Да токма вот кажи мене: ты ужо придумал аль нет, чавой ты бабке кажешь да сыну своему?
— Бать, придумал. Я уже сожалею, что сразу ему не открылся, что отец я его.
— Добро, сынок. Знашь, у нас такая исторея была у Высоком. Да давненько, я ишшо пацаном был, чуть постарше твово. Заезжий у нас был у деревне, политический какой иль ишшо чавой, ня знай. Пряталси он, я так думаю. Девка у нас была одна шибка красивая, Манька, и жаних у яе был, Колька, да токма загуляла Манька с пришлым. Припугнул яво жаних Маньки, любил яе шибка, ня уйдешь, мол, от нас, зарублю топором. Ну пришлый, вядать, спужалси, собрал манатки — и поминай, как звали. А Манька пацана рОдила, да токма ня от Кольки. Уся деревня понимала, што ня от яво, а от пришлого. Николай яво как своева рОстил. Потома свои народилиси, а потома Манька померла от болезни какой-то, быстра ушла, а Колька на войне сгинул. Робятов вот так жа, как твоева, бабка стала рОстить, мать Манькина. И тут откудава ня возьмись батька вдруг родной явилси, пришлый тот. Так от он сразу и выложил: так, мол, и так — батька я твой. Коль хошь, заберу тебе с собой у город. Бабка у слезы, а малец к бате своему потянулси! Ушли они, в обшем. Наши потома болтали, что навроде как учителем он стал. Батька яво родный образованью яму дал. Так што и ты, Федька, или пан или пропал. Кажи: так, мол, и так — батя я твой. Малец ждеть тебе. Так чавой жа?! Пойдеть с тобой, значат, ты пан, ну а ня захочеть — так пропал.
— Да Нюру мне жалко стало. Дочь Лизу потеряла, а теперь вот и внука.
— А ты, паря, себе пожалей! А Нюра пущай сама думаеть за себе. Ежеля хочеть с мальцом не расставатьси, значат, будять просить тебе о чем-то. Знаться с тобой или ишшо што. Ня думаю, што захочеть с вами жисть закончить. Я тебе ужо сказывал. Хотя хто яво знат? Мы — одно, а у бабки чевой на уме? Някто ня знат.
Федор внимательно выслушал деда и еще больше укрепился в мысли, что откроется сыну при встрече, а Нюре твердо скажет, что намерен забрать сына.
Тем временем подъехали к Малиновке.
— Федька, давай-ка оставим машину тута да пешком войдем у дяревню. Ня нужна нам эта колготня.
— Согласен, бать.
В деревню вошли уже через час и сразу задали вопрос первой попавшейся на пути старухе:
— Здравия тебе, бабка, а кажи-ка нама, ня появиласи у вас тута Нюра с Федоской намедни?
— И тебе, дед, ня хворать! А то как жа, тута она. Идитя вона туда, иде плятень завалилси. Тама она.
Федор чуть не со всех ног кинулся туда, куда указала бабка. Дед едва поспевал за ним.
Федоска играл во дворе с каким-то мальчишкой. Он первым увидел Федора, обрадовался:
— Дядька Федор, а вы откудава?
— Федоска, сынок! — закричал Федя. — Батька я твой, понимаешь?! Батька… сынок ты мой.
— Батька! — заорал малец и кинулся к Феде.
Тот подхватил его на руки, обнял крепко.
— Сынок… сынок… — повторял Федор.
Мальчишка плакал и голосил:
— Батька, родненький, живой! Иде жа ты был? Иде так долга ты был?
В это время к хате подбежал дед, хватаясь за сердце, из хаты вышла бабка и тоже тут же схватилась за грудь.
— Ня отдам! — задохнувшись, крикнула она. — Хочь режь мене… ня отдам усе равно. Иде ты был два года? Пошто ня явилси сразу.
Тут из дома вышла сгорбленная старуха гораздо старше Нюры.
— Чавой тута? — проскрипела она. — Нюрка, чавой голосишь?
— Ой, Матрена, явилси! Явилси! Чавой жа таперича?
— У дом, бабы, приглашайтя перво-наперво, а тама ряшим, чавой делать, — предложил Тимоха.
Но тут к хате подошла молодая женщина и испуганно спросила:
— Вы кто жа такия будяте? Федоска, ты чавой к нязнакомому у руки забралси?
— Мама Вера, а енто мой папка!
Федор удивленно посмотрел на совсем молодую женщину.
— Здравствуйте, — поздоровался он. — Меня зовут Федор. Я отец Федоски. Тетка Нюра, подтвердите. Ну вы же знаете. Да и похож он на меня.
Федор сильно волновался. Его смутило, что Федоска назвал мамой эту женщину. Что это значит?
— Чавой енто я должна подтвярждать? Я тебе вообше ня знай.
— Да вы же только что спрашивали, где я был два года! Значит, узнали меня.
— Можат, и узнала. Да токма Лиза ничавой ня говорила мене, што Федоска твой сын.
— Баба, ты жа мене сказывала про яво!
— Чавой енто я тебе сказывала?
— Што хорошай батька у мене! А дядька Федор… батька мой, вот он! Хорошай он. Мене на машине катал!
— Бабоньки, а есть у вас чавой выпить? — вдруг задал неожиданный вопрос дед Тимоха.
Бабки посмотрели на него удивленно, а молодая ответила:
— Да вы чавой, колдун, штоль? — она достала из холщовой сумки бутыль с самогоном. — Вот, токма што ходила к Завьялихе. Будто чувствовала. Принясла. Ня пьем мы, сама ня знай зачема. Мужаков нету у нас!
— От енто дело! Сядем рядком. Ну чавой, бабы? Чавой ухи развесили? У дом приглашайтя, да вопрос решать будям.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️
